Майор подсветил планшетку на пару секунд и сказал Квашнину:
- Если судить по карте, через полкилометра – луга и поля; ещё пяток минут езды – и мы в деревне.
- Слава богу, - откликнулся капитан. - Обрыдло ползти в этой трубе, во тьме.
И он оглянулся: стены густого, но невысокого, леса едва угадывались по обе стороны дороги.
Майор продолжил:
- В селе должны быть наши. Хотя…
Вспышка взрыва впереди! Сразу же удар воздуха чуть фуражку не сдул. Краткие крики от головной машины, топот ног, треск веток у обочины.
Шофёр «форда» трижды стукнул по клаксону. Колонна остановилась.
«С какого боку врежут?» - вспыхнуло в голове майора. – Вдруг мои на засаду и рванут?»
Он обернулся к Коркину:
- Кричи по-японски «Огонь!». Громко. Ори! Визжи!
Сергей закричал первое, что вспомнилось:
- Хассурэ! Хассурэ!!
С правой стороны кое-кто из японцев не выдержал: открыли огонь.
- Влево! – заорал майор.
Капитан Квашнин подхватил, удивив басом:
- Всем влево!
Послышались повторы команды, покатились вперёд и назад. Впрочем, командиры взводов и сами поняли, что делать. Из «форда» тоже все вывалились налево.
В хвосте колонны – три взрыва. «Гранаты!» - определил даже Коркин.
И тут кто-то из японцев пронзительно закричал:
- Утэ! Утэ!
Нестройный, но плотный, залп винтовок из леса справа сразу получил в ответ короткие очереди автоматчиков. Сквозь треск слышались обрывки японских команд.
«Ага, не нравится?!» – подумал майор. – «Шансы уравнялись. Или даже… бегут?»
- Отбросили чуток! – подтвердил Квашнин. - Против ППШ «арисаки» слабоваты.
Отступив из редколесья при дороге метров на сто с подъёмом по склону, японцы засели среди деревьев, довольно толстых. Но головная машина уже горела, освещая авангард. По нему и выцеливали японцы. В хвосте они зажгли машину Рябцева. Но решили как будто, что середина колонны сильнейшая – отпор дала быстро и длинными очередями. Зажигалки потушила; и - затаилась в темноте, на редкий огонь не отвечала.
На счастье, японцы ошиблись: первый взвод был потрёпан. И ещё: когда громыхнул головной взрыв, машины лейтенанта Вяльцева подтянулись ко второму взводу по инерции; тормознули. Бойцы привычно спрыгнули на землю; услышали «влево». И тут Вяльцев дал команду:
- Первое отделение – укрыть санчасть! Второе – прикрывать! Яким, уводи баб!
Разгрузка носилок, помощь ходячим раненым; остальные патронов не жалели.
- За мной! – крикнул старшина Якименко уже после взрывов в арьергарде, и под залпом японцев побежал во тьму. До ложбины оказалось метров двадцать, и японцы успели дать второй залп.
- Ложись! – рявкнул старшина, никого не различая в темноте. Тоскливая мысль: «Скильки ж дивчат повбивало?»
Свалившись в ямку, Якименко придавил чьи-то ноги, но боец промолчал. «Убит», - понял старшина и отполз на пару метров. Японцы стреляли уже вразнобой и не часто – на звук.
За спиной во тьме белые пятна: цветёт бузина или спирея… «Яка ризныца? Всэ одно: смэрдыть, як покийнык; це нэ каштаны», - подумал старшина. Но надо было воевать.
- Петрова, слышь? – позвал Якименко и сразу откатился на метр, задев чью-то руку. Пуля ударила, где он был секунду назад; рядом вторая, третья.
- Я! – шёпотом откликнулась Петрова; старшина был уверен, что она тут же сменила место.
- Наши все тут? Проверь вправо, - шепнул Якименко, сдвигаясь опять к трупу. Пули – над головой.
Старшина тихо, на четвереньках, обошёл убитого, рядом с ним – второго и подполз к девушке. Оказалось, Ольга Шилова. Она хотела сказать, но «Яким» живо прикрыл ей рот ладонью.
- Дальше есть наши? – зашептал он ей в ухо. Ольга поняла и тихо-тихо сказала:
- Вроде, нет. Я ползала туда. Трое убитых лежат рядом; а дальше из первого отделения: меня дурой обозвали.
- Ты молодчина, - успокоил её старшина. – Карабин, вижу, в порядке. Лежи тихо, не стреляй без команды.
- А если сзади нападут? Боюсь! – созналась Ольга.
- Сзади не атакуют, - объяснил ей шёпотом Якименко. – По обе стороны дороги ночных засад не делают: в темноте своих перестрелять можно. Да и наши назад смотрят, кому сказано. Ты тоже слухай. Ну, я пошёл правый проверять.
Старшина, крадучись, будто кот, вернулся на своё место. Петрова уже ждала его:
- Клава Гомон там, и… дальше раненые. Наших нет…, - доложила она тихо. – Клавка бухнулась в канаву, а там – трое убитых. Прямо на них свалилась; ну, и выскочила со страху. Даром, что медичка, а трупов боится. Лежит и зубами стучит. Тут ещё запашок этот, - кивнула она на кусты спиреи.
« Двох дивчат нэма, - подумал Якименко. – Дэ ж воны загубылысь? Нэвжэ вбыти?»
Потери ужасали. Первый взвод был старшине не знаком, потому он даже не пытался в темноте опознать убитых.
«Нэма Олены и Ганны», - вздохнул Якименко. И вдруг вспомнил: Анне он позволил ехать с «женихом»-шофёром, а Лена была в кабине «санчасти». Они – там?! Необстрелянные – случается…
Старшина сунул руку в грязь, измазал себе лицо; вывернул пилотку и натянул её на голову, как мешок, до бровей. Поднялся и, пригибаясь, пошёл ко второй машине взвода.
«Не дай, божэ, гилка хруснэ», - молился он. Бесшумно открыл кабину ГАЗ-ММ. Девица лежала на сиденьях попкой вверх, обхватив голову руками. По сапогам не узнать, кто.
- Зверева? – позвал он наугад. Оказалось, Синицына.
Она оглянулась из-под руки и – вскрикнула!
Якименко мгновенно выдернул «Синицу» за ноги, как морковку. Падая назад, повернулся и накрыл её своим большим телом. Кабину прошил десяток пуль, только щепки летели.
- Тихо, Ганна, тихо, - шептал старшина. Синицына уже всё поняла; стараясь не хлюпать разбитым носом и губами, прошептала:
- Я думала, в кабине лучше…
Наконец, машину взвода японцы зажгли: забросили в кузов бутылку с горючим.
- Ползи в яму, туда, метров тридцать, - сказал старшина. – Мне ещё Звереву тащить.
Но Лена уже сама вылезла из кабины третьей машины, уразумев, что творится.
- За мной, ползком! – сказал Якименко. – Карабин взяла?
Горящий кузов уже освещал многое; стрельба усилилась. И вдруг с позиции Гомон истошно закричал смершевец:
- Огонь! За Родину! Огонь!
Мало того, он стал стрелять из пистолета, раз за разом опустошая обойму. Несколько карабинов поддержали его. За ними – пять-шесть автоматов, благо – на флангах.
- Затулы вогонь! – заорал старшина. Лена и Аня услышали, как он добавил себе:
- Дурэнь! Ой, дурэнь… От пощастыло, що японци кулэмэтив не мають.
Стрельбу действительно прекратили; сначала первый взвод, потом и японцы.
- Рассвета ждут, - сказал капитан Квашнин. – При свете нас добьют, если их больше роты. Это им гранатами ночью из лесу несподручно: лес густой, стволы…
Майор крепко почесал в затылке и ответил:
- Ну, заклания ждать не будем. Рискнём. Дуй, Саша, в третий взвод. Обозначьте японцам обход с фланга. Больше шума! Но не зарывайся. И… береги себя. Через полчаса не услышу – пошлю Семёнова.
- Дойду, не беспокойтесь, - пообещал Квашнин.
Командир третьего взвода и сам придумал такой план. Он послал Филю за разрешением, но тот не дошёл. Квашнин оставил десяток автоматчиков напротив машины Рябцева и своей властью присоединил к рокоссовцам разведчиков из первого взвода. Сделав крюк по чаще, этот отряд перешёл дорогу, влез по склону и ударил во фланг и тыл японцев.
- «Миги-э» кричат, слышите? Направо, значит, - переводил Коркин далёкие команды майору.
«В голову заходят», - понял майор. – «Наш левый фланг обходят. Стойкие, но… не знают, сколько нас».
Вдруг, ещё далеко, со стороны села, замелькал свет фар, донёсся гул моторов и выстрелы.
- Помощь идёт, - спокойно сказал майор, будто так и ожидал. – Конец кегельбану.
- «Назад» кричат, - уловил Коркин. – Вот опять: «усиро-э».
- Усрались то есть, - перевёл майор; поднялся из-за груды камней и пошёл к «форду».
Рассветало; первый взвод и «женское отделение» увидели, что ночью топтались по трупам японцев. По грязным, без оружия и знаков различия, многие без ремней, кое-кто и без ботинок. Запах разложения усиливался, но белые соцветия спиреи тут были не при чём.
Среди них лежали тела красноармейцев; кое-кто был ещё жив.