Александр Евдокимов
О Т Р А В И Л С Я
новелла
в стиле «Rock-in-Room»
in the style of «R-&-R»
(аудио-версию слушайте в iTunes и в ЛитРес)
Из неясного пульса, из тьмы – ворвались пылинки-лучи, – и Логос коснулся сефиротовых углей, сплетая Декаду, и – родился в огромных пелёнках Нирваны – Свет... =
: Мысль плескалась в жмене Макрокосма – росла;
: Декада созрела – Мысль выпарила Энергию и, оттолкнувшись от гнезда своего, вырвалась из плена рожденных ею Атомов;
: и, разбив всё в клочья, ушла в пространство другой относительности, – прочь;
: из Вселенной – из клетки: Нирвана для неё Микрокосм...
Тепло дуры-Мысли разбросало по кругу, раскидало кусками родимое пятнышко и закружило по эллипсам и звёзды, и пыль, и планеты...
В разорванной десятке судьбоносных лучей окрепла Тройка и эти лучи потащили, в замкнутой бесконечности Вселенной, говно сучки-матки, той кукушки-Мысли, которая мир сей раскидала-развеяла, – понесла Тройка энергию эту во тьму осколков Гнезда своего, чтобы бесконечность расшибить – до конечности: до Начала и Конца, до Жизни и Смерти, до ощущения своего Времени...
И в объёме острого луча солнца родилось что-то языческое, земное... и запела, заплясала жизнь милая, отражаясь в обрядах светлых, идеальных, божественных...
И, в сплетении лучей-Тройки, завыла в крови колыбель, и в свадебных белых рассветах закружились хороводы, и в скорби отпеваний потянулись мысли к синей бесконечности: ритуалы пленили россов и росами упали на материк через красные, синие, белые краски-символы и эта Тройка, – идеал и любви, и надежды, и веры, – понесла в пальцах россеи Крест семьи и государства…
Свет экранизировал свою плоть: метафизический мир, в нитях солнца, воспел вуаль белой фаты и поэзию эякуляции, чтобы пелена девственности окровилась, а пелёнки вновь раскрыли фату и ушли в бесконечность замкнутого пространства Нирваны...
Свет и плоть Тройки этой – Россия...
Душа Ивана была не с ним, она металась рядом и, будто, выла язвительно песню, которая разбудила его, однажды, среди ночи, мотивом чувствительным и сердечным, слагая слова – с потолка, как из книги…
Луна картинно
Рисуется в глазах…
Кружится стильно
Туманит образа
На той планете –
С обратной стороны
Увидим вместе
Отечество с луны:
Россия милая!
Любовь
рассвет и тьма…
Россия добрая!
Любви
сума полна…
Россия крестница!
Любовь
глаза
столбы…
Россия грешница!
Любовь
ветра
дожди…
Россия…
Женщина!...
…Иван тоже попал в круговорот этих идеалов в Тройке Судьбы своей: ритуалы-обряды запели, завыли и узаконили… =
: окрестили – отгуляли;
: помолвили – осчастливили;
: обвенчали – запричитали...
Луна беспыльно
Золотит ветра
Любвеобильно
Праздник дарит нам!
И всю планету –
С обратной стороны
Приблизим к свету
Всё то, что дарят сны:
Россия милая!
Любовь
рассвет и тьма…
Россия добрая!
Любви
сума полна…
Россия крестница!
Любовь
глаза
столбы…
Россия грешница!
Любовь
ветра
дожди…
Россия…
Женщина!...
В доме ещё кричали, когда Иван вышел оттуда.
- Договорились! Чего орать-то?... По-человечески хотел! Тьфу!..
Он шёл от дома тестя подальше от греха и матерился:
- Вонючки! Попробуй вот так вот копни, – Иван сжал свою душу-тройку и скосил стёжки-дорожки: пошёл огородами.
Жара и безветрие мешали дышать, рубашку хотелось сорвать и бежать... Всё раздражало!
Навозная куча разбросала себя в безветрии: влезла в атмосферу и литосферу, обещая контраст – запах свежих цветов.
- Тьфу! Копнул! дыши теперь! Я же по-человечески хотел...
Пустой двор ждал работы – Иван обвёл крестьянское поместье взглядом.
Сел.
- Хорошо, что до жары огород пропололи. Эх, Надя, и почему ты такая вредная баба.
А лучи-зайцы стягивали с неба вуаль из облачной дали и крутились в парах зноя, пронзая душу вином свадебным, – и горечь полыни свербела, – и губы хотелось смешать в поцелуе, – и не было времени, и лишь тройка-коса: сплетение солнца, растягивала паутину-фату в глазах каждого и выпадала росой, где-то у копчика и жгла сладострастно...
В доме было не убрано, наполненные духотой комнаты, казалось, почернели. Иван тоскливо толкнул глаза на похеренный домашний уют и остановился.
Сефиротовые идеалы в небесном свете не беспокоили Ивана, и цветов он не ждал: запах говна ему нужен для урожая картошки.
Горячий и мокрый лоб едва удерживался на густых бровях Ивана.
- Дурак: теперь сам себе ори, – слюна и объяснения адресовались углу печки. – Можно же спокойно, нет: или орать, или молчать... Ноздри во! и молчать! Месяц может молчать, кобыла!
Прошелся по комнате.
- Не сахар и я, но бастовать зачем. Будто, нет меня! Ну как тут?! Тьфу!
- Ого, распалился! Ты что, Иван? – на пороге стоял Яшка – сосед, – здорово!
- Здравствуй. – Иван смутился: соль на лбу покраснела.
- Чего с тобой?
- Да, всё нормально... проходи... извини, что у меня такой вот..
- Нормально.
Яшка сел.
- Двери не закрыл: полный дом мухоты – твари!
- Жена... – Яшка махнул головой за огороды и козырёк его пыльной кепки отбросил слова Ивана на крылья насекомистых птиц.
Хозяин угла семейного втянул в свою глотку связки со слюнями под сухой кожей и сел.
- Иван, веришь-нет: не понимаю я их?! Меня не берём: я на стакане сижу , кстати, у тебя нету, а то вчера...
- Не знаю.
- Вот и говорю: чего ещё нужно? Ты, – Яшкины пальцы начали счёт на языке сухожилий, – не пьёшь, зарабатываешь, дом поставил, скотину держишь... Чего ещё?!
Яшка сел на табурет: сквозь красные глаза и хмельные извилины, начал проступать, к сознанию, беспорядок квартиры соседа. Ветер толкнул форточку и хвост фаты полетел по стенам и полу, предметам и мебели, и по морде Ивана. Вспыхнув на мгновение в пятне солнца, он успел всей своей кислой физиономией плюхнуться в мозжечок Яшке: нервная система проснулась: пьяницу затрясло от смеха, – лицо стало красным, как глаза.
Форточка хлопнула: солнце погасло: навалилась тишина: где-то родился мент-подонок.
- Из-за чего?
- Не знаю... мелочи всякие... и вот: бросила... ушла...
Стало грустно: Яшка надоел, хотелось закрыть глаза и забыться: устал...
- Обойдется всё! Чувствительный ты какой-то. Эх, отравиться бы чуть-чуть.
- В смысле – принять?
- Ну-да! Может, дашь на одну?
Иван отыскал бумажку и протянул Яшке: хотелось побыть одному, подумать.
- Базаров нет! Я щас!
Мухи взлетели... расселись... и в доме стало спокойно и тихо...
- Нужно что-то делать. – Иван подошел к столу. – А мухоты! сожрут ведь, падлы! Сейчас я вас накормлю.
Струя дихлофоса рассеялась над столом: воздух потяжелел.
- Глотай, тварь ненасытная! Вот вам, в стакан, – пейте! Ишь, завертелись!
Ветер напугано навалился на окна – атмосфера перестала вдыхать: завыли казнённые мухи.
Ступени крыльца приняли шаги: в комнату вошёл Яшка, отгрызая пробку.
- Иван, давай за компанию!
- Не, без неё мутит.
- Хозяин-барин. Что здесь? Вода?
Яшка взял стакан, потянул к мозжечку воздух и вытаращил глаза, – замер!
- Дихло...
- Ну, траванулся маленько, – ляпнул Иван, – на кухне закусить поищу.
Жрать было нечего.
- Сало будешь? – крикнул Иван, но когда вошёл в комнату, в недоумении остановился: Яшки не было, недопитая бутылка стояла на столе. – Яш! Яшка! Куда пропал?
Аромат дихлофоса усыпил всё живое. Нирвана растормошила ветер и через двери распахнула окно.
- Куда же всё делось? Или ссора такая?...
Сквозняк швырял трупы мух со стола, на кровать, на стулья, на пол – Нирвана была равнодушна… =
: за окном шумели перманентные свадьбы;
: у каждой твари был свой фольклор;
: ритуалы и обряды – театрализованные действа Вселенной…
Микрокосм Ивана коснулся воспоминаний и из этой небесной высоты потянулся свет: Иван засветился весь изнутри...
И!...
Душа вновь запела…
Луна искрится
Солнечным огнём
Чтоб нам влюбиться
И лететь вдвоём
Над всей планетой –
С обратной стороны
Где нет секретов
В том, что влюблены:
Россия милая!
Любовь
рассвет и тьма…
Россия добрая!
Любви
сума полна…
Россия крестница!
Любовь
глаза
столбы…
Россия грешница!
Любовь
ветра
дожди…
Россия…
Женщина!...
- Женщина моя!... Моя?! Да!... Моя?!... Моя! И только…
- Подожди, Вань, здесь, что ли?
- А что?
- Придумал: в степи, – сказала она и, приподняв голову, осмотрелась.
- Нет никого, глупышка!
- Ой, Вань, не здесь! Трава колется.
- Тьфу, не подумал: сенокос сейчас. Вставай!...
- Ванечка, обиделся, миленький?! Ну, прижмись! Вань, я потерплю...
И!...
!Мотив вновь зазвучал – с губ любимой! – !Дышали, в дуэте, все чувства!
Луна, как птица
Окрыляет нас
И всё, что снится
Сбудется сейчас!
На всей планете –
С обратной стороны
Жизнь дарит детям
Земной простор с луны:
Россия милая!
Любовь
рассвет и тьма…
Россия добрая!
Любви
сума полна…
Россия крестница!
Любовь
глаза
столбы…
Россия грешница!
Любовь
ветра
дожди…
Россия…
Женщина!...
…Степь прошлого перешагнула теща и хрустнули мёртвые мухи под её подошвами.
Сознание Ивана потащило внутри себя откровения в угол своей Иконы и встретилось с нею глазами и спрятало-укрыло от глаз чужих...
- Сколько выпил? – раздался испуганный голос.
Иван повернулся, удивлённо и растеряно, рассматривая маму.
- Чего выпил?
- Отраву!
Паузу заполнил, всей своей шириной, стол и… =
: грани стакана потянулись, через всю комнату, вместо солнечных;
: Иван всё понял, переступив через этот свет;
: указательный палец пронзил стеклянную тару…
И!...
Перст сжался в кулак, подтвердив крепость и честность, всех обстоятельств в атмосфере, а желваки на щеках – подкрепили.
- Ну и противная же зараза! – перед Ванькой раскрылась театральная сфера Нирваны: голова встряхнула Вселенную. – Мутит ужасно и в голове темнеет. Мам, а ты не знаешь, зачем я ведро сплющил?
- Ты что, Иван? – шёпотом произнесла теща, пятясь к двери, – Ваня, ты прилег ба! Миленький, ложись!
- Сейчас, брейк дайсанём и лягу насовсем! – зять медленно сдвинул угол комнаты к партнерше. – Ну, в последний!... Нижний, верхний?!...
- Ванька! Ты узнаёшь?! Это я: мама! Мама я! Иван, закричу!
- Мама?! Мама, тихо! Щас – пена изо рта пойдет… по-то-ком!
Стёкла зазвенели от крика тёщи: бледная она вонзилась в пекло улицы.
Иван грустно улыбнулся.
- Всё: пошла сплетня, – входная дверь раздвинула локти изнутри, – упёрлась крючком.
Тройкой сложилась матрёшка: замкнутое пространство вселенной, замкнутое пространство квартиры, замкнутое пространство себя – и все сразу в голове Ивана – теснота!
Несколько минут сидел молча, потом встал, закрыл окна и начал доставать поленья из-за печи: песнопения натянули в голосовых связках струны и задребезжала в голове комната, а в ней резонансом – вселенная.
!Блаженно воя – Иван пел! – !Пасть дымохода, подвывала дуэтом!
Кто-то постучал в двери.
Песнь обвисла на связках в гортани, – растаяла в комнате, – её поглотила Нирвана...
- Кто?!
- Иван, открой-ка! – раздался голос за дверью. – Это я, Пашков! Слышь! Дело есть.
Зрачок соединился с дверной щелью – и отразился Иванов двор.
- Ой, сколько много! Участковый, врач... ещё кто-то... и мама...
- Иван, слышь?! – вновь крикнул участковый. – Открой!
- Нельзя: фотокарточки делаю. Попозже зайди.
- Открой, не дури!
- Вот: крыша поехала! – зашипела теща. – Он окромя топора в руках ничего не держал. Фотограф паршивый!
Дверь лихорадочно задёргалась, сдерживая удары, толчки и нарастающий, давящий на психику гул.
Иван хотел открыть дверь, но слова тёщи возбудили тупое упрямство.
!Вернулся в комнату и встал перед семейным портретом, как перед иконой! – !Сел, но руки продолжали искать место!
Тройку-матрешку трясло: хотелось выпустить всё из головы своей.
Вдруг, наступила тишина. Легко стало, легко и пусто на душе. И само собой вышло: из нирваны, – из комнаты, – из души, – тихо с хрипотцой, грустно, но с улыбкой:
Ты гуляй, гуляй, мой конь…
Пока не спойма-а-али…
Як спойма...
Дом треснул: треснули внутренности Ивана.
- В шёлкову узду вас! Зачем ломаешь?!
За окном вздрогнули.
- Что с тобой? – спокойно начал Пашков.
- А ты не бледнел под взглядом берданы?! Поставь на место стекло! – разорвались пересохшие губы Ивана.
- Подожди, не кипятись!
- Вставляй, или я тебя вставлю!
- Иван! – в проём окна вмешался врач. – Ну, что ты кричишь? Мы насильно не лезем. Успокойся, а то кричим, кричим... Как чувствуешь себя...
- Во: поучись, начальник органов, как с людями разговаривать! Вишь, ласково, нежно... ребёнка нашёл что ль! – Ванька опять заорал. – У тебя окно выломить какое самочувствие будет?!
- А двери зачем закрываешь? Мы не воры какие-нибудь. – Поддерживая тон медицины, бубнил через окно участковый. – Иван, давай: я вставлю, а ты двери открой.
- При мне вставляй, потом открою.
Раму вставили быстро и так же быстро схватили, когда он открыл дверь и – повисли! Держали и шипели в оба уха – успокаивали!
А Ивану... если б не эта ситуация... было бы смешно, а так... так – раздражало!
Врач всё обнюхивал: и к Ивану подходил, и ползал, и что-то писал. И ещё мама...
- Что натворил! В сарае чище! Смотри, околеешь в грязи! Ой, Ванька! И не пьёшь: чего не живется?! Как сиротка потом! Ой, не знаю! Та – молчит, у этого дурь в голове.
Врач наткнулся на стакан, сунул туда нос и – отпрянул!
Все замерли: на Ивана без сомнений смотрели иначе.
Чистая, холодная рука заглянула в зрачок: врач медленно сел и всё смотрел, смотрел на больного.
- Зачем?! – безнадёжно вылетело у него, но собравшись, продиагностировал. – Острое отравление! В больницу и немедленно!
- Куда? Не травился я!
- Быстрее, – прервал бездушный голос медицины, – каждая минута дорога!
- Ну, пошутили и хватит! – упёрся Иван.
Применили силу: из дома вышли – люди кругом – стыдно стало, стыдно и смешно. Дурацкий смех: смеялся только он, остальные смотрели с болью в глазах и сочувствовали.
- Аменция уже началась, – тихо выдохнул врач.
- Что? – спросил, рождённый тишиной.
- Помрачение сознания.
- А! Конечно, анемция, – задёргал головой участковый, – потом в участок его.
...Лежал Иван в палате и смотрел в тазик. Обида и боль запеклись в горько-солёных каплях, глаза покраснели, а он опять ворошил произошедшее и обжигал себя...
Объём острого луча света тащил Тройку-Россию во всех её гранях в бездну, за обратную сторону луны – к огромным пелёнкам Нирваны - к Родине Света и Мысли, и в бликах этого отражения был Иван и взгляд его в окно уносящейся бездны из палаты местной больницы...
- Скажи правду, Иван, что случилось? – вселенскую даль убила супруга.
- Ничего, до утра дотяну, – мозг супруга сдержал улыбку.
- Что ты, Вань? Лекарство давали уже? – она говорила мягко, тихо, ласково. – Как чувствуешь себя?
- Хорошо! Тут на лекарства щедрые: стаканами выдают! Ласковые, обходительные и суют марганцовку! Как пацанам рыбий жир совали: не хочешь – пей! Рожа очкастая!
- Ты что ругаешься!
- Да не травился я! – не выдержав, оборвал жену Иван.
- Не поняла? Как?
- Вот так!
- Ты серьёзно? А зачем?... что с тобой тут делают?
- Выворачивают!
- Выворачивают? Как?
- Ну, заладила: как, да – как! Каком кверху и в тазик!
Ванька открыл окно и выпрыгнул…
Дома ходил по комнатам и нервничал: тяжело ждать!..
И вот – в проёме окна – она! Идёт – всё та же Наденька! Но что же произошло? Иван – замер! Всё остановилось! Единственно живой была мысль – что делать?: она стучала в висках!
- Что делать?!
!Шаги ударились в крыльцо! – : – !Иван выскочил в переднюю комнату!
!Хлопнула дверь! – : – !Ивана согнуло в оцепенении!
!Брякнулись на пол туфли! – : – !Руки залетали вокруг Ивана, ища спасения: хотели прижать что-нибудь к груди, чтоб – никак дурак!
Дверь открылась!...
И глаза!...
Стояла она, но глаза... Не знал их такими, а может такими они и были – забыл, может!
Она загадочно улыбалась.
У Ивана заныла спина.
- Здрасьте, – выдохнул он.
- Ваня, – растянулись слова, – поцелуй меня!
- То есть... мне делом заниматься нужно...
- Вань!...
Надя шагнула к нему: он отступил.
- Ты что, Иван?...
Она рассмеялась: смех был искренний, но глаза этого не отражали: они жили отдельно: они притягивали!
- Куда ты! – сквозь смех говорила она, – Ва-ань, ну, иди же! Что ты дихлофос прижал к себе... Меня бы – так!
- Да мне... мух… травить нужно...
Смех опять утопил глупость Ивана и она подошла к двери в спальню, потянулась, и медленно скрылась...
- Иди...
...В собственное время, к теплу сефиротовых углей, на грань замкнутой бесконечности вселенского пространства, умчалась Тройка лучей… =
: сквозь росы – с россами;
: к гармонии – в колокола;
: к крещению, с выдохом и…
И!...
Унеслось, наконец, – в небеса идеальное…
- Иди...
И!...
В пространстве другой относительности, потеплела Мысль, в глубине бесконечности – до земной плотской близости и Свет – стервы, в огромных женских глазах, зажёг искорку-трепет:
- Иди...
Дом ожил!...
И!...
Из неясного пульса, из тьмы – ворвались пылинки-лучи, – и Логос коснулся сефиротовых углей, сплетая Декаду, и – родился в огромных пелёнках Нирваны – Свет...
И!...
В сплетении лучей-Тройки, завыла в крови колыбель, и в свадебных белых рассветах закружились хороводы, и в скорби отпеваний потянулись мысли к синей бесконечности: ритуалы пленили россов и росами упали на материк через красные, синие, белые краски-символы и эта Тройка, – идеал и любви, и надежды, и веры, – понесла в пальцах россеи Крест семьи и государства…
Дом ожил!...
Иван проснулся: потянулся, как младенец – сел…
Тишина окутывала его прохладной мглой, так как окна комнаты окружала тенистая зелень: солнце существовало в этом мире уже полдня, к которому и тянулось всё, чтобы иметь эту тень – живую и ёмкую, сочную и питательную…
- Хорошо!... Но что-то тихо, как в… Надя!
Его зов раздавил спокойный домашний уклад.
Хозяин дома встал, шагнул к окну и толкнул легонько оконные створки… =
: они, будто, ждали;
: будто, сами рванулись к ветру свежему;
: мгновенно распахнулись настежь, до излома в петлях собственных…
Благодать аромата, умыла своей атмосферой и освежила Ивана, и он завалился локтями на подоконник, высунув голову в сад!
Кот, лениво взглянул ему в глаза, сидя рядом на завалинке и мяукнул беззвучно, так как слушал пение птиц, а серая мышь безмятежно грызла что-то в траве, под его носом…
- Вань!
Услышал, вдруг, Иван, из дальнего угла забора, за которым жил сосед Яшка.
- Ванька! – озираясь, опять быстро позвал в полголоса Яков, выглянув из куста смородины, в своём палисаднике. – Давай, траванёмся!
Над кустом, в его руке, показалась бутылка и, тут же, пропала в густой зелени.
- Ну, ползи сюда! Под огурчики-помидорчики… день такой! Давай!
!На его дворе хлопнула калитка и послышались шаги! – !Жена соседа остановилась у угла дома!
Голова садовника пропала в чаще смородины.
- Яша!
Женщина внимательно осмотрела растительность на участке и тихо выругалась.
- Вот собака… Яшка! Слышишь?! Так, всё – мы за стол! Ждать не будем! У кого юбилей?! Чтоб тебя! Чего прячешься? Сын же приехал – к твоему дню! Иди и за столом – по-людски!... Ну, всё: семеро одного не ждут!... Травись-травись… И когда ты уже отравишься!
Жена пропала: над зелёным ковром появилась седая голова Яшки!
- Иван, шагай сюда! Юбилей – никак! У меня вчера, а у тебя… всегда был – на второй день!... Давай: ну их! Твой день для меня… всю жизнь был живительным!... После вчерашнего… моего!... Поэтому, соседушка, сегодня мой час и мой подарок, как благодарность! Припас! За неделю здесь закопал, чтоб сюрпризом… А?! Давай!
Восхищённый Иван встрепенулся и гордо выпрямился!
Жизнь в один миг промчалась мимо окна, до мгновения данного – юбилейного!
- Да, прошла жизнь!... В окно это и ходили… иногда… как в двери парадные…
- Так, это ж и есть – парад! Вань, мой был – вчера, твой – сегодня! Даже нет, не сегодня! Он – сейчас!
- Яшка! Ты прав! Через веранду – в будни будем ходить!
Иван, как мальчишка перелез через подоконник и сел: ноги твёрдо, и по-хозяйски, расставились на завалинке.
- Вот так – вот! Красота! – семейные цветные трусы заявили его событие ярко и креативно.
- Молодец! Я, Вань, ещё не пил, а уже уважаю!... Ну-что, давай?! Траванёмся! А?! Ландшафт всей жизни, как и этот… благоволят!…
- Спасибо! Ты пей, Яша, я примкнусь… может… всё таки юбилей! Вот она – черта!... Да… а у меня тишина в доме… Забыли, что ли?!
Соседские кусты стихли на время и, вдруг, распахнулись: пригоршня смородины закинулась в рот соседа закуской, а он, с чашкой чёрной смородины и бутылкой водки, перелез через невысокий забор.
- Ваня, двигайся! Но не до краю… Нам ещё много юбилеев встречать!
Яшка сел рядом.
Юбиляры затихли на мгновения, пробегая беглым взглядом, просторы своих горизонтов, но не до конца: туда не стремились – там ещё… какое-то будущее, из того, что будет и сегодня, и завтра…
И!...
Сейчас…
- Иван, я после того скандала!... Все годы себя не ловко чувствовал и не приближался особо… Правда, спрашивал у тебя… по-соседски, иногда, здоровье поправить… чуть-чуть… и всё! И с благодарностью отступал! А сегодня, решил: в такой день – от себя, от души, так сказать! Вот: тост за тебя! Со всем своим! А?! Могу! Я очень этого хочу и, как бы извиниться за тот случай! Вань, извини! Испугался я за тебя! Давай – за нас!
- Ладно, чего вспоминать! Давай, наливай!
- Во: сколько лет я ждал этого, Вань!
Водка радостно расплескалась по граням стаканов.
- Спасибо, Яша, ты, можно сказать, спас меня!
- О, как!... Так ты?! – сосед округлил глаза. – А говорили, что ты ничего!
- Да, ты не так понял…
Иван попытался объясниться, но Яков не слушал.
- Тогда – за спасения: ты меня – я тебя! О, жизнь! Давай!
Стаканы звякнули гранёными боками и опустели.
- Во!... Как слеза чистёхонькая! – кривым ртом выдыхал и вдыхал Яшка, благоговея. – Достойная юбилеев! Да-а… так, ты тогда… дихлофосу, значит?... А все на меня валили, что сплетню запустил… Реально, значит, хлебнул! Траванулся, буквально! Ха-ха!... Ну, ты даёшь! Хватило, значит, духу!...
Иван подхватил щепотку смородины из чашки и закусил.
- Не пил я… Ни отраву, ни слезу эту… Ничего: они правильно говорили… Просто, после этого… по другому смотреть стал на всё и оценивать.
- Вань, забей! Я, что нужно, услышал! Пусть говорят! Я этих баб не пойму: чего им надо?!
- Им, Яшка, много не надо… Внимания!
- Не-е!... Не хватит этого! Жизнь показывает и убеждает: ненасытные!
Яков опять плеснул в стаканы.
- Ладно! Давай, по последней!
- А чё – так?! Юбилей же! Вань, мы первый раз с тобой… выпиваем… думал, что ты никогда… Как тогда!
- А так и было – до скандала с отравлением! Да! А ты меня спас! Трезвый быт – это тоже не жизнь! Как и праздная… Я и понял, что внимание, должно быть и праздник!... Праздник души: под рюмочку, или бокал – с любимой…
- С кем?
- С ней!
Они выпили.
- С праздником – я согласен, но как же друзья… товарищи… Рыбалка, наконец… фу…
- Что – «фу»? – переспросил Иван.
- Футбол… я имел ввиду…
- Ладно, Яша! Траванул ты меня тогда правильно! Главное: во время!
- Я?!...
- Это фигурально, так сказать…
- Я понял! Значит, пора нам – до праздников?! А?! Ха-ха!
- Пора, Яша! У тебя уже стол накрыт и сын приехал!
- Хорошо! Ты прав! Пойду я…
Яшка встал и тут же сел: из его окон зазвучало вступление к песни…
- О, подарок мне – от сына, а от меня – тебе! Он привёз, к празднику – послушай! Мне понравилась! Клип смотрел вчера! Для меня записали… Во!... И называется… забавно… как же-э… э-э… эм-м… А! С фанфарой-с!... Ха-ха!...
Итожит жизнь за чашками застолья
Тот самый первый юный каравай!...
На самоваре отражался, как король я!
Ну, а реально:
разливал всем крепкий чай…
И!...
круг друзей…
ещё пока не крепкий
Смеялся весело
И!...
было хорошо!
Мы,
вдруг,
поднялись выше всех! –
на метр с кепкой
И!...
захотелось мир измерить –
широко...
Да-да!...
по-русски,
открыто:
по простому…
И!...
упрямо,
как блестящая фанфара:
Всё хорошо!
И!...
н-не-е!
б-бывать другому!
Да-да!...
у нас тут всё!
за е-еб-би-и-и…
л-л-льяра!...
Юбилей!
Лей-лей,
не жалей
шампанского –
на счастье!
Пей-пей-пей,
не разлей
ни капли
на ненастье!
Бей-бей-бей,
хрусталей –
Бей-бей-бей,
не жалей:
Бей-бей-бей,
за любовь!
Бей-бей-бей,
за друзей!
Яшка спрыгнул с завалинки и затанцевал вокруг себя самого, закатив глаза под лоб, раскидав в стороны руки.
- Бей-бей!... не жалей!... за любовь!... за друзей!... хей-хей! Иван, идём к нам! Там праздник! Все уже за столом! А?! Давай, хоть с Надеждой! Ну!... Правда, у тебя, что-то праздничного стола не вижу! Пойдём, Вань! Траванёмся!... Ха-ха! Но не тем! Не-не-не!… Всё – забыли! Не было-не было-не было…
- Ты иди, Яша! Спасибо!... Хорошая песня… дай послушать! Иди – тебя ждут!...
Под ритмы проигрыша, Яшка изобразил путника жизни к забору и пропал в горизонте жизненных перипетий и палисадника…
Иван погладил кота и снова погрузился в песню…
Итожит жизнь стаканами застолья –
Твой самый первый взрослый юбилей!...
И!...
в запотевшей отразился, как король я:
Тост поднимает за меня весь круг друзей!
Мы, как по радуге шагнули в мир чудесный,
Как по проспекту – широко и далеко!...
Но круг друзей стал меньше –
он стал честный!
Ведь нам идти ещё –
по жизни –
суждено…
Да-да!...
по-русски,
по простому –
открыто!
И!...
упрямо,
как блестящая фанфара:
Всё хорошо!
И!...
н-не-е!
б-бывать другому!
Да-да!...
у нас тут всё!
за е-еб-би-и-и…
л-л-льяра!...
Ю-би-лей!
Лей-лей,
не жалей
шампанского –
на счастье!
Пей-пей-пей,
не разлей
ни капли
на ненастье!
Бей-бей-бей,
хрусталей –
Бей-бей-бей,
не жалей:
Бей-бей-бей,
за любовь!
Бей-бей-бей,
за друзей!
Итожит жизнь бокалами застолья –
Уже реальный зрелый юбилей!...
Судьбы своей играю глупо роль я,
Как визави –
тост поднимаю за друзей!
Всех поднимаю я,
как в детстве над землёю…
Тех кто остался:
погулять по небесам,
Чтоб бросить кепку –
в небо –
с той мечтою,
С которой вышел –
сам!
когда-то –
к парусам…
Да-да!...
по-русски,
по простому –
открыто!
И!...
упрямо,
как блестящая фанфара:
Всё хорошо!
И!...
н-не-е!
б-бывать другому!
Да-да!...
у нас тут всё!
за е-еб-би-и-и…
л-л-льяра!...
Ю-би-лей!
Лей-лей,
не жалей
шампанского –
на счастье!
Пей-пей-пей,
не разлей
ни капли
на ненастье!
Бей-бей-бей,
хрусталей –
Бей-бей-бей,
не жалей:
Бей-бей-бей,
за любовь!
Бей-бей-бей,
за друзей!
Иван уже подпевал в запевах и припевах, улыбаясь, но тихо, чтобы не мешать воспоминаниям…
Он встал и начал дирижировать, кулаком трамбуя воздух, а потом, с озорством пацана, свистнул и залез обратно в комнату, через окно.
В прохладе спальни Иван встал перед семейным портретом, продолжая внимать слова песни из открытого окна…
Итожит жизнь фужерами застолья –
Вот острота – нежданный юбилей?!...
Бокалы с рюмками –
без торжества –
привольно!
У запотевшей ожидают всех друзей!
Вдруг!...
как на грех, открылись наши двери:
И!...
отразился добрый самовар –
мы сняли кепки…
И!...
тут же все запели!...
Про крепкий чай
И!...
Русский добрый пар…
Да-да!...
по-русски,
по простому –
открыто!
И!...
упрямо,
как блестящая фанфара:
Всё хорошо!
И!...
н-не-е!
б-бывать другому!
Да-да!...
у нас тут всё!
за е-еб-би-и-и…
л-л-льяра!...
Ю-би-лей!
Лей-лей,
не жалей
шампанского –
на счастье!
Пей-пей-пей,
не разлей
ни капли
на ненастье!
Бей-бей-бей,
хрусталей –
Бей-бей-бей,
не жалей:
Бей-бей-бей,
за любовь!
Бей-бей-бей,
за друзей!
Пока Иван мурлыкал, вместе с песней, её припев, – он не заметил, как посетил не только путь свой жизненный, но и шкаф, отразившись, в зеркальной раме, не в трусах семейного образца, а уже при параде: на нём висели – тёмно-синий костюм, белоснежная рубашка и галстук – оранжевый, как в песенках – из детства и юности…
- Красавец!... Да-а!... Красив, х-х… хоть… ха!... в гроб клади! И!... и тишина-а!... Ха-ха!... Ю-би-лей-лей-лей! Не жалей! Шампа-а-а… К чёрту – эту игристую!... Ну, разве только – для фейерверку! А чего тишина?! И где все?! Нет – я не понял!... На огороде что ли?! Нашли время! Юбилей у меня, или хрен с маслом?! Так: пора разобраться! Пора – к холодильнику! К празднику – пора!... Лей-лей – пополней!... А?!... Красавец! Надя! Наде…
Иван толкнул дверь и голос его осёкся!...
Дверь – распахнулась… =
: распахнулась широкая светлая горница;
: распахнулось застолье – во всю длину семейства его немалого – от дверей – до дверей;
: распахнулась, светящаяся в глазах и улыбках, тишина, которая, тут же, обрушилась многоголосьем – в душу и сердце Ивана…
И!...
Дом ожил!...
- По-здра-вля-ем! – оглушённым дыханием скандировало застолье семейного праздника. – По-здра-вля-ем!...
Перед его глазами плыли родные лица – его дети: родная кровь!
Нарядное и аппетитное застолье тянулось торжественно к главной поляне стола – к торту-караваю, со свечами и теплом уюта домашнего, сакрального – фамильного…
В самом центре этого праздника была она – его Надя!...
!Свечи горели! – : – !Солнце – светило!
На край стола подняли, вдруг, внучку – младшенькую Нику и она забавно затараторила…
…из далёкого Утра
И!...
Ночи!...
В тёмных красках
И!...
с белым –
в пробелах…
Миг рожденья
Создатель
пророчит!
А сегодня желает
И!...
хочет!
Ведь пленит
И!...
твердит
Каравай:
И тут грянул хор застолья:
- Наполняй, поднимай, поздравляй!…
- О-о, спасибо!... До слёз, детки мои… Вот вы какую тишину мне приготовили! Ах, чертенята!... Растрогали… А я там сижу и думаю: что за тишина?! Где все?!... Ну, мать, давай задувать вместе!...
- Нет-нет! – завизжала приказным тоном внучка, – сам должен! Не маленький!
- А-а… понял! Ладно, считайте!
Застолье считало – Иван дул…
Над всей церемонией громогласно выкрикивал младший сын, собственные рифмованные строчки:
Да-да!...
сегодня желает,
И!...
хочет!
«Хэппиб-бёздэй» –
не петь! –
не порочить:
Не Америка здесь,
между прочим!
Здесь –
пленит!...
И!...
твердит –
К А Р А В А Й:
Наполняй, поднимай, поздравляй!…
Свечи потухли, оставив лёгкий дымок и все закричали – «Ура!», а Иван заглянул Надежде в глаза, поцеловал и обнял…
- Спасибо!... Наденька! – шептал ей на ушко Ванька, под общее ликование детей. – Спасибо, что жизнь мою отравила… до горького…
Слёзы покатились с их щёк и…
И!...
Смешались… =
: в них родилась песня;
: в них вместилась вся жизнь;
: в них была бесконечность мгновения жизни…
Хрустальный дождь и ночь, и я…
В руках без потерь!
Моей любви, что дарят сны:
Всегда – ты поверь!
Ты поверь, что весна одна
И одна для двоих луна,
И срываются звёзды вниз,
Для двоих…
Хрустальный свет и силуэт:
Входи в мою дверь!
Слова любви – из тишины…
Всегда – ты поверь!
Ты поверь, что весна одна
И одна для двоих луна,
И срываются звёзды вниз,
Для двоих…
Ты поверь,
загадай и жди!
Пусть в ладони стучат дожди!
Это счастья,
когда в этих каплях:
стремишься в высь!...
Ты поверь,
в этот сладкий сон!
Это значит,
что ты влюблён!...
И луны акварель:
В солнце своё –
поверь!
Хрустальный луч,
из тёмных туч…
Миг счастья измерь!
Песня любви:
разбудит сны –
Всегда – ты поверь!
Ты поверь, что весна одна
И одна для двоих луна,
И срываются звёзды вниз,
Для двоих…
Ты поверь,
загадай и жди!
Пусть в ладони стучат дожди!
Это счастья,
когда в этих каплях:
стремишься в высь!...
Ты поверь,
в этот сладкий сон!
Это значит,
что ты влюблён!...
И луны акварель:
Солнце твоё –
поверь!
город Москва