Последний шторм или невеста покойника

Аврора Невмержицкая
               

                ПОСЛЕДНИЙ ШТОРМ.

                или НЕВЕСТА ПОКОЙНИКА

                /Современная драматическая история /
               
                «Ничего нет страшнее – шторма на земле…»
               
                / Морской Волк /

                Глава 1 – «ЗНАКОМСТВО»


Декабрь ещё только разворачивал белые полотна, пришедшей, наконец, зимы. Они ложились неровно, оставляя на земле тёмные проталины от недавнего прибалтийского дождя. Декабрины…Неуравновешенность в природе, в событиях, в отношениях людей особенно чувствуется в эти первые дни декабря. Поэтому не рекомендуется в этот период начинать важные дела, принимать серьёзные решения, новое знакомство ни к чему не приведёт. Андрей Белый даже вывел философскую формулу болезни декабрины.

А где-то в Чехии декабрь называли «волчьим месяцем». Пожалуй, так его можно было назвать и в родных сибирских краях Ларисы. На «макушке зимы» морозы бывали особенно злые.   Здесь же, в приморском городе, зима бывает непредсказуемой. Все гадают: - «На Рождество и Новый Год будет снег или дождь?»

Что бы там ни выпадало, а декабрь – это ночь года. Ночь – утром, сумерки - днём и опять – ночь. Если даже выглянет редкое, бесполезное солнце (светит да не греет), оно не успевает продлить день. Едва декабрьское светило, на цыпочках передвигаясь над горизонтом, зайдёт за ближайшую девятиэтажку, как темнота властно входит в дома, стимулируя шизофрению и депрессию, вызывая атавистическую память о зимней спячке  наших  далёких предков.

Вот и сегодня, совсем недавно, любопытное солнце бродило по полкам маленького магазинчика, по книжному стеллажу, вспыхивая на серебристых буквах обложек дорогих современных книг, прячась за кожаными, потрепанными переплётами антиквариата.  Но, не преодолев закон вращения, оно оказалось за соседним домом, унося за собой остатки короткого зимнего дня.

Сгустившаяся темнота навевала невесёлые мысли сидящей за прилавком Ларисе. Она отрешённо смотрела на свет галогеновых ламп, погрузившись в водоворот недавнего прошлого, ещё бурлящего в глубине души. С её освещённого лица, с упавшей на высокий, чистый лоб прядкой каштановых волос, можно было бы писать «портрет незнакомки».   Ей было уже за шестьдесят, но, странное дело, на лице вообще не было глубоких морщин. Мелкие лишь помечали места, где раньше лучился смех, и разбегались хохотунчиками. От этого её лицо казалось значительно моложе.  Когда ей об этом говорили, она в душе радовалась, а перед подругами – ровесницами как бы извинялась. «Порода, -  шутила она, -  Никакие беды не берут!»  Хотя досталось ей от жизни сполна.

Подсветки на полках с сувенирами вполне хватало сейчас Ларисе для беседы с самой собой. Встать и включить верхний свет просто не было сил. Сегодня с покупателями работала сама, отпустив продавщицу на детский праздник.  Устала…  Когда ещё удастся посидеть, подумать, вспомнить… Вспоминала, как будто рассказывала себе о пережитом, будто винила и оправдывала себя.

«Да, сложные оказались эти девяностые годы, трудные…   А вернее – кошмарные!  Столько всего произошло…- размышляла Лариса. -  Отметили с мужем-ровесником юбилей «в квадрате», а за месяц до того, у дочери появилась «кнопка», Аришка. Так и сидим на фотографии: мы – два юбиляра с дорогим подарком-свёртком на руках, сын и дочь, а зять ещё в армии. Всё внимание - «кнопке»!  Семья…
А потом всё рухнуло, распалось… Бизнесменша… Гнилая интеллигенция…
Думала, что все живут «по-совести»?  Доверчивая дура… Бизнесом занялась…  Хотя и не по доброй воле.  Что оставалось делать?  «Поющая революция» выпроводила на нищенскую пенсию. Мужа, авиатехника, отправили на преждевременную пенсию, а по сути, уволили за незнание эстонского языка.  Конечно, как же он будет с самолётами договариваться, двигатели им менять…   Он всю жизнь в авиации и ни одной рекламации… От оскорбления и безработицы запил…  Дети поздние, в ту пору ещё на своих ногах не стояли, учились. Вот и сунула голову в ярмо торгового бизнеса. За пять лет работы трижды мой маленький магазин обворовывали.  Рэкетиры навещали, мафиози. Но, как-то держалась …  А на посреднической операции так круто «кинули» на большую сумму, что от безвыходности чуть не выбросилась с девятого этажа…  О детях вовремя подумала.
  За три дня нужно было собрать эту страшную сумму.  Спасибо друзьям и знакомым!  Сорок человек оказалось в моём долговом списке…  «Армия спасения» помогла, отдала я «кидалам» деньги, ни за что…  Отдашь, когда угрожают отобрать квартиру.  С пермской мафией не договоришься… Видела же их бездушные морды…
Куда-то заявлять на них было бесполезно. Всё в стране, «с песней» и убийствами  «прихватезировалось», продавалось, покупалось, воровалось. И не только государственное…  «Разделение собственности…» Чьей?

Увязла в долгах, как в болоте, одну ногу вытащишь – другая глубже проваливается…
Дочка, с вернувшимся из армии мужем и Аришкой, ушла из дома в общежитие. Да легче-то не стало, только расходов больше. Сын снял комнату.   Пошёл работать. «Продавай, -  сказал, -  мама, квартиру. Не выберемся из долгов!»   Было жаль, конечно, квартиру.  Трёхкомнатная.  Не так давно её с трудом выменяли. Впервые пожили как люди – у каждого своя комната…  Да пришлось продать. Купили комнату на двоих с мужем, в жутком семейном общежитии, а остальные деньги ушли на погашение почти всех долгов.

Только как-то устроились – умер брат, мамин старший сын, с которым она жила последние годы.  Вот уж верно – одна беда не приходит… «Пришла беда – отворяй ворота!»
И, ведь, брат САМ пошёл в больницу, «на профилактику», а через месяц забрали мы его из морга…  На чьей совести его смерть – тоже не докажешь… Бедная моя, милая мамочка, прощаясь в крематории, всё повторяла: «Сыночек, какой же ты красивый…»

Господи!  Что я сижу?!  Мама заждалась меня. Хотели же обсудить её приближающееся девяностолетие. Как будем отмечать его. Осталось только три месяца.  Надо списаться, созвониться, предупредить всех родственников в России…  Да ладно!  Живу сейчас вместе с нею, оставив пьющего мужа в общежитии. Успеем!»

Лариса стала собираться домой.  «Уйду пораньше, -  решила она, -  так поздно уже никто не приходит». Подвела итоги дня в дневнике, посчитала деньги в кассе, часть из них оставила продавщице на сдачу, остальные положила в свою сумку.  Переобулась. Осталось надеть пальто и выключить свет.
Колокольчик на двери заставил вздрогнуть и быстро убрать сумку под прилавок. Учёная уже!

 Вошёл мужчина в чёрной «дутой» куртке. Когда он снял чёрный берет, из-под него брызнули в разные стороны седые, слегка вьющиеся, непокорные волосы.                С любопытством озираясь, подошёл к прилавку:
- Здравствуйте! Я заметил в углу полки с книгами. Вы их тоже продаёте? Да? А какие?
         Лариса успокоилась, этого человека можно не опасаться.
Пришлось включить верхний свет и подойти к посетителю. Он перебрал рукой несколько книг на полках.
-   Эзотерика, популярная литература по философии и психологии, по здоровью…  О, это очень интересно! Надо будет как-то зайти к вам. А что ещё занимательное есть у вас?»  -  спросил посетитель, задев любимого «конька» хозяйки.  Рассказывать о том, что продаётся, что это даёт людям, она могла долго и взахлёб.  Но он сумел незаметно перевести беседу в своё русло и тоже стал ярко, образно рассказывать о себе, о далёких, таких близких для него, портах, куда доводилось ему «капитанить» торговые судна, как он пошутил.  Несколько лет уже «на приколе», жена настояла, мол, хватит тебе воды, совсем промок, Виктор Константинович!

        Прошло больше часа.

-Ах, что-то я с Вами разболтался, - спохватился он и улыбнулся смущенно, - Вам же уходить надо.  Не знаю, как Вас… по-батюшке…
- Просто, Лариса.  Я сама заслушалась…  На прощанье, может, возьмёте несколько ароматических индийских палочек, например, с шафраном? Помогают мужской силе…
- У меня нет такой проблемы.  Да и пять лет назад похоронил жену. В семьдесят два года  - вдовец… со стажем…  -    очень просто, с удивительной откровенностью, сообщил он.
- Сочувствую Вам, -  тоже просто произнесла Лариса.
Заправив непокорные волосы под берет, подняв с пола чёрный дипломат и шутливо козырнув, капитан вышел.

Лариса ещё долго сидела в магазине, находясь под обаянием только что ушедшего человека: «Что это? Зачем он приходил? Откуда взялся? Мистика какая-то…
Но, какая удивительная речь! Какой остроумный рассказчик! Одно удовольствие его слушать.  Я, помнится, даже сказала ему, что он похож на Райкина, старшего, конечно. На что, улыбнувшись, он ответил, что ему не раз об этом говорили.  Семьдесят два года…  А как молодо светят его глаза!  Я бы не испугалась двенадцати лет разницы, доведись мне встретить такого…»
 
Однако, дома ждала старенькая мама. Пора уходить.

     -----------


 Смерть сына, первенца, опередившего её, сильно подорвала и здоровье, и психику  Ларисиной мамы.  Полтора месяца не дожила до юбилея!  Обширный инфаркт…  Одно  утешение - ушла быстро, на обезболивающих.
 
«Ну вот, осталась одна…» - Лариса тяжело переживала смерть матери.  С четырнадцати лет жили с нею врозь, как уехала учиться в техникум, а за последний год так мало удалось поговорить, расспросить о прошлом. Вечно некогда!  Всё откладываем на завтра. А завтра может уже не быть. Живём, как черновик пишем – «ещё немного допишу, а потом отредактирую, при перепечатке…»
«В жизни нет черновика. Каждый миг наш – на века!»  -  когда-то писала Лариса в своём дневнике.   Так, по черновику, прожила и с мужем, все тридцать с лишним лет, то расставаясь, то, с надеждой, мирясь, рожая детей. А муж, с перерывами на примирение, всё пил. То на работе, отмечая в коллективе дни рождения, праздники, поминки, тринадцатую зарплату… То, парторгом, решая важные дела за коньяком.
 Когда  его  избрали  председателем садово-огородного товарищества, поводов для выпивки оказалось ещё больше. Парадоксально, но на работе его никогда не видели пьяным. Пил по рабочему графику. Всё доставалось Ларисе, в его свободные дни.  После того, как ему пришлось покинуть Аэропорт, график окончательно сломался.
  Ларисе и жалко и противно было смотреть на него, пьяно шатающегося по кривым грядкам своего участка, грозилась спалить домик, выстроенный им там, да духу не хватило. Только реже стала приезжать туда: «Пусть живёт там лето! Это его детище…»

Последний год, когда Лариса после смерти брата перебралась к матери, они с мужем почти не виделись.
Только после смерти матери, с началом холодов, он, вдруг, явился. Попросился перезимовать.  Там, где они раньше жили вместе, в комнате общежития, сгорела электроплита, стал коптить дровяной голландский камин (спалил, видимо, спьяну), центральное отопление, за неуплату, отключили во всём доме. Теперь холодно и не на чем готовить… Дрогнуло сердце Ларисы. Здесь, всё-таки, две комнаты.  Разрешила пожить.  «Но это ничего не значит, я не вернусь к тебе…» - предупредила она.

С мужем Лариса старалась меньше общаться, потом стала его бояться. Просыпается, а он стоит над нею. Что придёт в его пьяную, больную голову? Стала на ночь загораживать дверь своей спальни коробками, чтобы услышать его приход.
Она еле дождалась тепла. Отремонтировала ему плиту, камин, оформила на него дарственную на их жильё в общежитии, помогла устроиться дежурным электриком на знакомой базе. Затем поменяла ключи от квартиры, в которой зимовали.
 Эта квартира, по завещанию умершего старшего брата, была уже её. Так что, делить с мужем ей было нечего.  О разводе речи не было, дорого это, да и ни к чему. Дети учатся жить самостоятельно, помощь требуется всё реже.

К лету, немного оправившись от пережитых, тяжких событий, Ларисе показалось, что, наконец, можно подумать о себе, о своём будущем.
Как веха на пути к новой жизни стояла в памяти та, зимняя встреча с капитаном… Прошло полтора года, но помнились некоторые подробности о нём, мелькнувшие в его рассказах. Зовут Виктор Константинович, капитан дальнего плавания, был председателем или секретарём клуба капитанов. Клуба капитанов… Можно попробовать найти … Кажется, на знакомой улице, жила там в юности. Надо сходить…

В первый раз, увидев на двери старинного дома табличку «Kaptenide klubi», не решилась зайти, ушла. Но, неведомая сила подталкивала её опять к этой двери. В узком коридорчике нашла такую же табличку.  Вошла, постучав. В маленькой комнатке за столом сидел, далеко не молодой, склонившийся над папками, мужчина. Когда он встал навстречу, это оказался высокий, сухощавый человек. Вежливо указав на стул для посетителей, он выжидающе смотрел на краснеющую и бледнеющую женщину, не знавшую, не ведавшую, как объяснить причину своего прихода.
- Ma kuulen Teid!  (Я слушаю Вас!) - помог ей хозяин кабинета .  - Mina olen sekret;r. (Я – секретарь.) 
 «В клубе капитанов, надеюсь, должны знать и русский, и английский, и прочие языки» - подумала Лариса. Боясь, что знаний эстонского языка ей не хватит для объяснения, она заговорила по-русски:
-  Моя просьба к Вам несколько романтического свойства. Я ищу человека, капитана по имени Виктор Константинович. Знаю, что он несколько лет назад овдовел… -  Она коротко рассказала о случайной встрече.
Строгий секретарь стал приветливее и, загадочно улыбаясь, воскликнул:
- Нет проблем! Нет проблем!  Это мой старый приятель. Я сейчас найду его телефон и домашний адрес, -  порывшись в папках, выписал на листок необходимую информацию и, протягивая его Ларисе, с улыбкой добавил, -  Желаю успеха. Я рад за него!

 Несколько дней Лариса не знала, как поступить, что делать дальше с вожделенной информацией. Как-то, показав своей продавщице записку, она спросила, не знает ли та, где эта улица. И очень удивилась, когда услыхала ответ: «Да это рядом с моим домом! Большой, четырнадцатиэтажный дом!»  Решение пришло мгновенно. Послать записку с просьбой зайти в магазин, к тому времени переехавший на другую улицу. Надеясь, что он помнит её имя, подписалась полным именем.


 С недоумением и даже с раздражением, что его потревожили так поздно вечером, он взял записку.  Её имя ему ничего не напомнило.   Слишком много времени прошло…

На следующий день, в магазин зашёл, в светло-голубом костюме, светло-бежевой рубашке с галстуком и неизменным дипломатом,…он.  Его невозможно было не узнать.
Те же непокорные волосы, те же, слегка на выкате, ярко-голубые глаза…  Стройный, молодцеватый.  Лето позволяет показать себя.
Лариса вышла из-за прилавка, протянула ему руку и, слегка зардевшись, произнесла:
- Извините, что побеспокоила Вас!  Пройдёмте в нашу каминную комнату…
- Чем могу быть полезен? -  спросил он, с готовностью помочь по любому вопросу, усаживаясь за низкий чайный столик.

            Как ответишь на такой вопрос? Тем более, похоже, он не узнавал её, не помнил… «Боже, что я делаю! Как выйти из нелепости?» - смутилась Лариса и с трудом нашла повод:
- Вы меня не узнаёте?  Несколько месяцев назад Вы забрели в наш магазинчик. Мы были тогда в другом месте.   Из часовой беседы с Вами я узнала, что Вы интересуетесь популярной литературой по оздоровлению. Мы как раз получили новую партию…книг…
             Не могла же она сказать, что искала его! Мечтала о встрече с ним!
И они заговорили о книгах, о модных оздоровительных системах, коснулись восточной философии  жизни и смерти… Он даже купил какую-то книгу.
Прощаясь, он поинтересовался, не берут ли книги на продажу. У него теперь однокомнатная квартира и книги начинают выживать его…
- Да, конечно! – с готовностью ответила Лариса, всё-таки это была возможность контакта с ним, а там…как судьбе угодно…

 Вскоре он принёс в магазин свой дипломат и небольшую сетку с книгами. Появилась необходимость иногда заходить.

 В каждый его приход Лариса, вспыхивая от волнения,  шла ему навстречу, протягивая руку. Он галантно  подносил её к губам и тут же переходил к теме своего визита.

 Однажды, узнав, что у Ларисы день рождения тоже в сентябре,  допытался до даты и пришёл в тот день с большим букетом астр  «Это наши, Дев, цветы!», шампанским и коробкой конфет.  Накрыли стол в каминной комнате.  Разожгли камин. Неожиданно пришли две дамы, бывшие коллеги Ларисы,  пришлось пригласить к столу.  Виктор Константинович был настроен  повеселить дам юморесками Аркадия Райкина, которые, наверняка, он мастерски исполнял. Но, одна из дам оказалась такой болтушкой,  что ни у кого не осталось возможности что-либо вставить в могучий поток её рассказов. Только  Лариса, улучив, всё-таки, момент, спела свой любимый романс «Не покидай меня, весна! Не оставляй меня, надежда на чудо счастья и любви…»  Впервые заметила, когда пела, нескрываемое восхищение в его глазах. Мелькнуло и…пропало, покрылось едва скрываемым негодованием на болтливую «подругу» Ларисы.
Посиделки были испорчены.  Ничего не дали ни Ларисе, ни каким-то ожиданиям Виктора Константиновича.
Простившись, он ушёл первым…

«Скажи мне, кто твой друг и я скажу, кто ты»…   Мудрая фраза, но иногда может ввести в заблуждение. Обе дамы не были близкими друзьями, подругами Ларисы.  Их приход был
случаен. Пришли в магазин, узнали от продавщицы о дне рождения, сходили за цветами и
оказались за столом.   Лариса никак не хотела их присутствия, а потом понадеялась на их тактичность. Видели же, что у Ларисы гость…  Но, что случилось, то случилось…
Гость, видимо, решил, что Лариса специально пригласила их, чтобы не остаться с ним
тет-а-тет. Догадывался ли он о её истинном отношении к нему?

 Очередного повода для встречи не предвиделось.  А тут и он исчез на долгое время.

Надежды таяли…  Наступало отрезвление.  «Ну, что я втемяшила себе в голову?! - размышляла Лариса. – Не мог же он не заметить моё смущение, не пойти навстречу более активно…  Значит, я не заинтересовала его или у него есть кто-то… То, что он верен только памяти жены, как-то не верится.  Да и тяжело пожилому человеку, даже такому активному, жить одному… пока не привыкнет к одиночеству»

         ________

         Когда, через несколько месяцев, он пришёл в магазин, Лариса была уже другая…

Похоронила мужа…   Когда-то, в Польше, в родной авиации «подхваченное» облучение
и алкоголь сделали своё чёрное дело и с ним, отобрав несколько лет назад их первого ребёнка.  Как клялась Лариса, что больше не будет жить с ним!  Да Судьба заставила родить ещё двоих детей («Спасибо ей!»), вырастить их и только тогда…достойно похоронить их отца…  А теперь, действительно, одна…

  Жизнь понесла её по порогам других встреч, других надежд и разочарований… Постепенно стали закрадываться мысли о старости, о безнадёжности. Ещё теплилась боязнь одиночества, но уже всё чаще думалось, что одной – лучше.  Тем более, продав квартиру брата,  которая  была без удобств, с печным отоплением, купила себе однокомнатную квартиру в девятиэтажке. «Как велосипед, –  шутила она, - там второго места нет!», «Как и у  Виктора Константиновича»  -   добавляла мысленно, с горечью.

          С визитом Виктора Константиновича на полку легли новые книги и продолжились старые «деловые» отношения, долгие беседы.

 Перебирая, как всегда, на полочке книги с эзотерической тематикой, он задумчиво произнёс:
-  Настал двадцать первый век! Колоссальный взлёт компьютерной техники. Анималь – не данная ли это человеку возможность использовать сверхъестественное?   Позволено!  Что есть параллельный мир?  Почему, в начале каждого века так сближаются эти миры?!
Потоком течёт закрытая раньше информация. Ведь мы же образованные, просвещённые люди.  Почему мы всему этому верим?  А, может быть, именно поэтому?   Многие мыслители, да и учёные, приходили к Богу  на склоне лет.  И, вообще,  не попытка ли свои поступки, свои пороки, наконец, объяснить не слабостью своего характера, ума,  а какой-то мистической Судьбой, кармой: «Это – не я, это – предопределение…»
- Да, но так много необъяснимого в жизни человека, в самом человеке, в Природе… - вставила Лариса.
- Учёные, супруги Тихоплавы, в своих книгах, «Великий переход» и других, пытаются приоткрыть занавес в сакральное, в то, что наука ещё не умеет объяснить…  Вот как объяснить мои беседы со своим духом?  Он руководит мной…  А я – не умалишённый!
-  К сожалению, Ваш дух не всё говорит Вам, - с улыбкой заметила Лариса и отошла к появившемуся посетителю…
 
                Глава  2 -  «ДРУЖБА  КАК   АЛЬТЕРНАТИВА»

 Как-то раз, Виктор Константинович предложил перенести их деловую встречу в ближайшее кафе. Понравилось. Стали ходить чаще. В почти полностью застеклённом «аквариуме», как они его называли между собой, можно было найти укромный уголок, со столиком на двоих,  где никто не курил,  где можно побеседовать «о великом и вечном», обменяться книгами, поздравить друг друга с праздниками, с днём рождения… Это были уже не деловые, а тёплые, дружеские встречи, не обремененные никакими обязанностями и обязательствами.
 
         С Ларисой он был довольно откровенен.
- Однажды мне здорово попало от жены! – смеётся, глаза озорно поблескивают из-под густых седых бровей. – «Да, были когда-то и мы рысаками…»  Когда набирается команда в новый, длинный рейс, часто старшую буфетчицу выбирает сам капитан, для себя, красивую, здоровую, желательно молодую женщину. Никто из команды не может посягать на неё!  Жёсткий закон моря!  Вернётся – пусть встречается и живёт, с кем хочет!
Попробовал и я воспользоваться «правом выбора». Почти год бороздили моря и океаны. Сблизились мы с нею, можно сказать слюбились…  Когда вернулись в свой порт, я поехал проводить её и…задержался на пару часов.  Прощались… А дома меня ждали…
И, вместо радостных объятий, я получил сковородкой по голове!  С трудом уладил этот конфликт! Если бы не дети…  Но, с тех пор, больше всяких благодарно-прощальных рейдов я уже не устраивал.  Только до родного причала!
Не хотелось портить отношения и с партией, если бы жена обратилась в партком: « Он такой- сякой, разэтакий!.. Верните мне его! Образумьте!»   Партия шутить не любит…
И вообще, я потом больше предпочитал, чтобы где-то, на дальнем берегу меня ожидала
моя Ассоль… В Ницце осталось моё сердце… Виана… Ей и стихи писал… До сих пор мечтаю побывать там… Только я невыездной.  Прошлое не пускает…

 У Виктора Константиновича были свои счёты с прошлым.  1937 год. Они тогда жили в Баку. Ему было двенадцать лет, когда, неожиданно, умирает его отец. «Воспаление лёгких» - сказали ему. Красивая, умная женщина, мать Виктора, вскоре после смерти мужа, вышла замуж за  ответственного партийного работника и семья переехала в Таллин.  Со временем и Виктор оказался близко к ЦК партии Эстонии, узнал «кухню» и решился отойти от политики, чтобы «сберечь совесть и душу».  Да и жгла, узнанная от матери, правда об отце.  В тот дьявольский год, отца, партийного работника, арестовали. Три дня простоял у чекистов в яме с холодной водой, по горло.  Виниться было не в чем.  Отпустили. Вернули домой.  А через три дня он умер. Позже обвинение сняли. Виктору стать капитаном не помешали – был активным комсомольцем.  Мать просила.
               
                - -- -
Дружеские встречи Виктора Константиновича и Ларисы тянулись уже четыре года.

 Обе жизни, немолодых уже людей, шли все эти годы параллельно. Ларису уже не удивляли встречи только по рабочим дням, от и до, как по расписанию.  Выходных дней, казалось, вообще не существовало.  Но их интерес друг к другу не иссякал.

Лариса даже была удостоена чести быть дважды у него дома, в гостях. Повод был сугубо деловой – Лариса должна была помочь Виктору Константиновичу написать доклад о маркетинговой фирме,  в которой они оба были дистрибьюторами.   Он  увлёкся и хотел рассказать о продукции фирмы своим капитанам в клубе.  Конечно, это был только повод. Он прекрасно справился бы с этой задачей сам. Но, Лариса  приняла приглашение – правила приличия были соблюдены.
 
 В первый раз, она осторожно, но внимательно, осматривала квартиру, пытаясь найти следы женщины. Хотя в квартире был идеальный порядок, чувствовалось, что хозяин живёт один. Слева, у стены, стоял узкий кожаный диван.  Посреди комнаты, накрытый светлой скатертью, расположился прямоугольный стол, с двумя стульями по бокам. У окна – столик, заваленный бумагами.  Видно, что человек с ними работает. Среди бумаг возвышалась старая печатная машинка «Оптима».  В углу – телевизор на высокой подставке. Удивило множество домашних растений.   Некоторые из них занимали довольно приличную площадь.  «Это наша с Нюшкой оранжерея!» - с гордостью произнёс цветовод, обнимая кошку.

Ларисе было приятно, что хозяин, специально для неё, сам пёк яблочный или капустный пирог. Смущаясь и извиняясь, предлагал ей свои «фирменные» салаты и даже готовил  «морской» борщ.  Но состояние неопределённости, кто мы друг другу, сковывало обоих. И даже лёгкий прощальный поцелуй в щёчку не сближал. Хотя оба чувствовали, что-то неуловимое витает между ними.

                «Человек, находящийся на берегу,
                хотел бы очутиться на пароходе,
                который отчаливает от пристани,
                человек, находящийся на пароходе,
                хотел бы очутиться на берегу,
                который виднеется вдали.»
                /Карел Чапек/

 Осень ещё цвела последними астрами, поздними розами. Буйство разноцветья деревьев напоминало отчаянную попытку стареющей женщины привлечь к себе внимание, заставить полюбоваться щедростью души и красок. Осеннее слепящее солнце, уже сдержанным теплом, помогало ей в этом. Ещё неделя, другая и всё начнёт гаснуть, осыпаться, шуршать под ногами, потом прилипать к ногам подгнившим, побуревшим листом, неподвижным под мокрым ветром. Уже скоро…
            Но этот день был ещё ярким и солнечным, хотя плащи и куртки поспешили вспомнить о своих хозяевах.
- Знаете, я хочу сегодня устроить Вам сюрприз, - загадочно улыбаясь, Виктор Константинович протянул ей руку. – Пойдёмте!

 Минуя несколько домов, они вошли в небольшой парк, недалеко от «аквариума».
-  Вы знаете этот парк?! – с восторгом первооткрывателя спросил бывший мореход.
- Конечно.  Он назывался Пионерский.  Недалеко отсюда баня, на втором этаже которой, над парным отделением, мы жили с мужем и первой дочкой, которая в шесть лет умерла от частых воспалений лёгких, перешедших в белокровие…  Здесь я с нею гуляла…
-  Простите, я не знал… Но теперь, почему-то, этот парк называется Полицейским.
Здесь оборудованы площадки для экстремальных игр, фонтаны, огорожена детская   площадка.  Если не возражаете, я, всё-таки, выполню свою сюрприз-идею. Дайте Вашу руку! – он решительно взял Ларису за руку, привёл на детскую площадку, усадил на одну из скамеек и попросил закрыть глаза.

Лариса терялась в догадках, что это, уж не коробочка ли с заветным перстеньком?..
Но, по звукам, на коробочку никак не походило.
     Вскоре он скомандовал, довольный собой:
-  Свистать всех наверх!!  Открыть глаза!

На неизменном дипломате, покрытом кружевной салфеткой, стояли две хрустальные вазочки с мороженым, два бокала с красным вином.  Три белые розы завершали натюрморт.
            Лариса удивлённо посмотрела на Виктора Константиновича: «Что бы это значило?»
- Захотелось изменить обстановку. Интересно же!  Проводы осени. Нашей осени…- добавил он с улыбкой, заглядывая ей в глаза.
- «Осенние листья шумят и шумят в саду …» - тихонько напела Лариса, скрывая разочарование, сердясь на свою глупую догадку. Проводы осени никак не радовали её.
Она любила осень, это было связано с состоянием её души. Осень дарила ей новые надежды на чьё-то тепло, согревающее её одиночество.  А тут - проводы «нашей осени», за которой стоит, потирая замёрзшие руки, «наша зима»…
- За золотой кленовый лист, который, возродясь, будет встречать нас весной «зелёным шумом»!  За нас! – собрав остатки оптимизма, воскликнула Лариса, поднимая бокал.
- Идёт! За нас! – поддержал Виктор Константинович и осторожно коснулся бокала Ларисы.

Выпили, повторили.  Мороженое подтаивало. Холодило руки. Две бабушки с противоположной скамейки, прогуливающие своих пра, укоризненно поглядывали на выпивающих. Становилось неловко.  Праздник не получался… Это, наконец, заметил и Виктор Константинович.  Сразу сник, помог Ларисе завернуть грязные вазочки в бумажные салфетки, уложил всё в  свой дипломат и сидел, потирая больную ногу. Жаловался перед этим, что старая боль в колене стала возвращаться, хотя и лечил её «по Коновалову…»

Пытаясь как-то смягчить возникшую ситуацию, Лариса благодарила его за отличную мальчишескую идею, что надо будет повторить её весной, только подальше от детских площадок. Не за горами Рождество и Новый год, обязательно надо будет встретиться!
 
Простились, вроде бы, как обычно, но чувствовался лёгкий сквознячок. Им надо было ехать в разные стороны.

Лариса не могла повернуться и уйти.  С щемящим чувством смотрела, как он, выпрямив спину, слегка подтягивая ногу, удалялся по засыпанной листьями аллее. Его серо-голубой плащ всё мелькал между деревьями.  Наверно так уходит от причала корабль, всё уменьшаясь в слёзных глазах провожающих, сливаясь с серыми волнами, оставляя на горизонте едва заметный силуэт… «Вернись…» - молили глаза и сердце.                «Надо было окликнуть, остановить, добежать и припасть к плечу…  Но, кто я ему?» -  на душе было муторно и тоскливо.
 
Это состояние неопределённости стало мешать Ларисе принимать жизненно важные решения.  Она ещё не потеряла привлекательности. Встречаются соискатели её расположения и, даже, руки…
«Но, я же не зря искала Виктора Константиновича как свою судьбу… -  с горечью думала Лариса. – А время – безжалостно!  Пять лет непонятных отношений в наши годы – это огромный кусок времени, укорачивающий надежды и возможности…»

                --------------

В канун «эстонского»,   католического Рождества,   перед отъездом Виктора Константиновича  к дочери в Финляндию,  они встретились в «аквариуме». Улыбки, тепло рук,  восхищённые взгляды на празднично одетую Ларису,  комплименты.  Традиционные подарки – поздравления – пожелания…

Прекрасное французское вино,  кофе-латэ,  круассаны,  мороженое…  Всё располагало к откровенности.  Лариса,  впервые,  коснулась очень  личного и рассказала о неудачной пробе «не быть одной».  Что и  человек был, вроде, не плохой,  театр и музыку любил,  и Лермонтова  с Есениным – наизусть,..  Его вторая жена в Германию уехала и своих детей туда забрала.   Он побыл там,  а жить постоянно не захотел.  Решил здесь устроиться. Жена из Германии постоянно звонила и всё спрашивала,  нашёл ли он замену ей. «Кажется да » - ответил он ей однажды.  Но, после разговора с женой,  с гордостью доложил  Ларисе:  «Это моя  любимая женщина.  Я её только после пяти лет совместной жизни полюбил».  «А  кто я ?» - поинтересовалась Лариса.  «Поживём – увидим…» - прозвучал невозмутимый ответ.  «Ни внимания,  ни заботы,  ни ласкового слова…  Как на такой основе что-то строить, ждать любви…  Выпроводила…  Даже не понял,  за что»  -  закончила она своё откровение.

Виктор Константинович молча слушал, давая Ларисе высказаться.  Интересно же, из первых уст, узнать, что хочет женщина.  И вдруг, прозвучал странный вопрос Ларисы:
- Вы никогда не задумывались, почему и ЗАЧЕМ я… Вас искала?  Прошло почти пять лет…
       Он вздрогнул и удивлённо посмотрел на неё:
- Но, Вы же тогда объяснили…
      «Боже мой! Какие мужчины толстокожие!» - подумала Лариса и, как в холодную воду, скороговоркой, обо всём, как на духу, рассказала.
-…и сколько глупостей я наделала за эти годы!  Их могло не быть…  А Вы…- закончила она свой монолог, приложив ладони к разгорячённому лицу.
- А  я боялся Вашей молодости…  -  он виновато пытался заглянуть в её глаза, -  На двенадцать лет моложе… Ей ещё так много надо, думал я,  а я – старик! Скоро семьдесят семь лет. Без малого – восемьдесят!  Старость – отвратительна!  Скрасить её может только творчество.  Обзавёлся диктофонами, собрал свои многочисленные записи, «пробы пера», стихи… Сел за машинку…  И ничто меня больше не интересовало… Хотя,  не скрою,  встречи с Вами были мне приятны. Наши дискуссии будили мысль, будоражили меня…  На свой счёт я не обольщался, тем более замечал, что у Вас – своя жизнь…
- Спасибо хоть за это…- ворчливо отозвалась Лариса, но, расставаясь, решилась пригласить его к себе домой:
- Вернётесь от дочери, жду Вас на русское Рождество в гости…
- Обещаю быть! С радостью! -  добавил он, целуя, прохладную от волнения, руку Ларисы. 


                Глава  3 -   « ВЕЛИКИЙ  ПЕРЕХОД»

Седьмого января, в обещанный день, прежде чем накрывать праздничный стол, Лариса позвонила Виктору Константиновичу, обеспокоенная его молчанием. Должен был позвонить… Он человек обязательный.
 Ответил женский голос…  От неожиданности Лариса повесила трубку обратно.  Но, через минуту, собравшись с мыслями, повторила звонок:
-  Здравствуйте! Пригласите, пожалуйста, Виктора Константиновича!
- А кто его спрашивает? – женский голос оказался любопытным и требовательным.
- Его знакомая.  Он продаёт у нас свои книги…-  нашла что сказать Лариса.
- А… -  голос вдруг стал печальным и доверительным.  -   Его нет. Он в больнице. Четвёртый день в реанимации…
- Что с ним?! – ахнула Лариса, уже не скрываясь.
- Заболел ещё в Хельсинки.  Стала подниматься температура. Настоял, чтобы его вернули в Таллин.  Дочь привезла и вернулась назад.  Был канун Нового Года.  «Ничего, я справлюсь сам», -  убедил он её.  Но, на следующий день, он уже не мог встать – острый радикулит, как ему показалось, от шеи до ног, и высокая температура.  Когда я к нему пришла, он уже почти бредил.  Мне его было ужасно жаль. Красивый человек страдает, мечется на постели…

 «Красивый человек, -  отметила Лариса для себя. – Не знает, с кем говорит, поэтому не лукавит…»   А голос продолжает, уже волнуясь, убыстряя речь:
- Вызываю «скорую», отвечают, чтобы вызвали участкового, ну, теперь, семейного врача.  Семейный, женщина, отвечает: «Оплатите вызов и такси – приеду.  Или вызывайте «скорую»…»  За то и за другое надо платить, а где у меня деньги, я – пенсионерка.  Да хорошо, что Виктор на немного очнулся и сказал, где взять деньги.
Звоню опять в «скорую».  Приехали. Сделали укол.  Сказали, чтобы завтра вызвала семейного… Всю ночь я продежурила у Виктора.  Назавтра семейный врач приехала, увидела, ахнула, сама вызвала «скорую» и увезла его.  Сейчас он в реанимации. В коме…
А я вот, покормить его кошечку зашла…  Ах, как жалко! Как жалко его! – запричитала женщина.
-  Очень жалко… -  едва могла произнести Лариса. -  А эта история с нашей медициной просто возмутительна!  -  добавила она и положила трубку, от волнения не попрощавшись, не узнав, в какой он больнице.  Спустя некоторое время, придя в себя, попыталась позвонить ещё – никто не ответил. Связь оборвана!  Надо искать самой!

 Найти человека, увезённого «скорой помощью», оказалось весьма сложным делом – легче найти иголку в стоге сена.  Ответы: «нет, не числится», «нет, не поступал», «у нас – нет» - приводили в отчаяние.
 Тем более и сама Лариса не могла точно сказать, какого числа его увезли. Из сумбурного рассказа женщины понять было невозможно. Наконец, по телефону «скорой»,  Лариса попала на отзывчивый голос, хозяйка которого не поленилась (!) и посмотрела записи  за все три посленовогодних  дня: «Нашла! Привезли на плановую (?) проверку в «Магдалену»,  а через пару часов перевезли на Рави,   в реанимацию. Запишите телефон. Сочувствую Вам…»

 На звонок в отделение  реанимации Ларисе объяснили,  что посещения разрешены только близким родственникам.  Но можно иногда звонить в реанимационную палату, узнать состояние больного.
 
Скупые, короткие ответы  по телефону  не устраивали Ларису. Хотелось знать о больном больше. Почти  шесть недель прошло… Никаких изменений.    И она решилась ещё раз позвонить на домашний телефон Виктора Константиновича.  Повезло!  Ответил тот же женский голос.
- Простите, Вы – Линда, родственница Виктора Константиновича?
- Да...
- Как его состояние?  Вы бываете у него?
- Бываю…Лежит…Молчит.. Не реагирует…  А  кто же Вы,  раз интересуетесь Виктором?
- Ну, как Вам объяснить?.. Просто, знакомая – ничего не объяснить, близкая женщина – будет неверно… Скорее – друг... Но это тоже Вы можете истолковать по своему… - мялась Лариса.
- Ах,  друг?! –  вдруг взорвалась Линда.  -  А он скрывал это от нас! Прекрасно! Значит, у него есть женщина!   Теперь есть кому ухаживать за ним!  А я то дура… Ах, как я рада!
- Вот видите, Вы не так меня поняли…-  пыталась Лариса остановить шквал её прорвавшегося гнева. – У нас не такие близкие отношения… Мы иногда беседуем…
Я очень уважаю его,  но не вмешиваюсь в его личную жизнь. И о Вас я знаю от него…
- Да?  И что ж это он мог наговорить обо мне?..- голос язвил.
- Не заводитесь!  Знаю, что Вы – свекровь его внучки и ходите к нему помогать вести хозяйство,  убирать… И я Вам не помеха…
- Да я – что! Я – не против… -  сменила Линда тон.  -  Было бы ему лучше…  А звать Вас как?
- Лариса.   У меня к Вам просьба: будете у него, передайте ему привет от меня. Говорят, что в коме слышат. Ему это будет приятно…
- Хорошо, передам… Запишите мой рабочий телефон, если понадоблюсь,  -  на прощание сказала Линда и добавила,  -   а Вы дайте мне свой.  Да, имейте ввиду, я работаю до трёх часов, кормлю детей в школе.


В очередное посещение, вместе с дочерью Виктора, Наташей, приплывшей утренним кораблём из Хельсинки, Линда подошла к, опутанному проводами и трубками, обставленному различными приборами, неподвижному Виктору и, наклонившись почти к самому лицу, чётко сказала:
- Тебе передаёт привет Лариса. Слышишь, Лариса!
          Слова скользнули по глади бессознания и, нырнув, исчезли где-то в глубине. И только какое-то подобие улыбки, как зыбкие круги на воде, скользнуло по лицу.
Линда заметила это и её опять уколола ревность. До сих пор он никак не реагировал на её слова…
          Ларисе же по телефону она сказала:
- Когда я передала ему привет от Вас, на его застывшем лице будто дрогнули ресницы и появилось смутное подобие улыбки.  А может это мне показалось…

 Спустя ещё два-три дня он стал приходить в себя. Лариса попыталась пробиться к нему.  Ей очень хотелось поддержать его,  влить в него силу,  желание вырваться из пут обрушившейся болезни.  Вышел доктор, всё понимающий, тактичный, доброжелательный:
- Не надо к нему! Он пришёл в себя. Но,  он , всё-таки, мужчина и не захотел бы предстать перед  Вами в таком виде… К нему пускают только дочь и его сожительницу…
- Линду? – переспросила Лариса,  невольно растерявшись от слова «сожительница».
- Да! –  и, заметив лёгкое смятение женщины, добавил: -  А привет от Вас я передам обязательно!
- Как он? – справившись со смущением, спросила  она.
- Снимаем на время трубки – учим дышать самого… Всё-таки,  полтора месяца был  в коме!  -  ответил доктор и, почему-то, стал очень подробно объяснять состояние больного, возможности медицины… В заключение сказал:
- Конечно, в итоге, очень много зависит от него самого…и от Бога. Мы никаких стопроцентных гарантий не даём…


Первый раз встретились не в реанимации, а в палате  интенсивной реабилитации.   Капитан  -  весь в проводах, датчиках,  в ложбинке горла – наклейка, где раньше была спасительная трубка искусственного дыхания. Он полулежал  на чуть
приподнятом изголовьи кровати. Его голубые глаза, казалось,  заново удивлённо взирали на мир. Но было в них и какое-то странное выражение,  как будто теперь он знает больше нас и удивляется, как мы живём в ЭТОМ мире…

- С возвращением Вас!  Ну, как Великий Переход?  Верно пишут Тихоплавы?  Или прав академик Павлов, хронометрирующий свой уход и воскликнувший в последний момент:
«О, как интересно!»?  Какие новые знания, впечатления вынесли Вы… оттуда? – улыбаясь и притрагиваясь к его руке, забросала Лариса вопросами, понятными только им, как бы продолжая беседу, на время прерванную,
- Вы лучше поднимите мне немного подушку, а потом ответ держать велите,  -
довольным голосом проворчал он. Лариса, с готовностью, исполнила его просьбу.

-  Не знаю, что увидел Павлов, но это - как во сне, только, действительно, ещё ярче и реальнее. А ощущения как в жизни… Я много чего там повидал… Был солдатом на какой-то арабской войне, меня ранило в ногу.  До сих пор чувствую боль в правом колене.  /Тогда ещё война в Ираке не началась, –  прим. автора/
- Плохо там лечат, видно, - пошутила Лариса.
- Возможно…  Потом я попал в Израиль. На мне был маскировочный костюм и очень тяжёлые (американские?) ботинки. Было много солнца!  Но, прогремел взрыв и за ним – мрак… -   он помолчал, откашлялся и, не реагируя на протестующий жест Ларисы, продолжал: -  Видел царицу Изиду…   Говорил с ней о вечности жизни.  При всём её величии я не робел перед нею.  Она меня ободряла…
- Изиду?! – восхитилась Лариса, -  Надо было задать ей главный вопрос «Зачем мы живём?»
- Не довелось… Меня подхватили и куда-то понесли. А потом оставили одного,  в пустыне… -  лицо его помрачнело.
- Виктор Константинович, когда Вы были в коме, я горячо просила Сатья Саи Бабу, о котором  я  рассказывала   и он вызвал у Вас интерес,  помочь Вам вернуться к жизни.
(«Саи Баба, не для себя прошу, помоги ему выжить,  вернуться к своим незавершённым делам!  Очень прошу!  Я редко к Тебе обращаюсь,  -  молила однажды Лариса,  обращаясь к портрету Саи Бабы,  висящему на кухне, в святом месте каждой женщины)
- Да?!  Очень интересно! – оживился больной.  -  Спасибо! Не знаю, имеет ли это отношение к Саи Бабе, только я хорошо помню, что надо мной склонился какой-то человек и сказал повелительно: «Ну, вставайте же!  Хватит лежать!  Вставайте!  Вы можете!»
- Голова с чёрными кудрявыми волосами?! – спросила Лариса.
- Не помню…  Но от него исходила энергия и свет!  Мне кажется, что вскоре после этого  я впервые открыл глаза…

Лариса, боясь утомить больного, всё время поглядывала на табло рядом с кроватью.
- Не смотрите туда!  Мне хорошо. Я очень рад Вам! – и он попытался пошевелить слабой рукой.

Зная, что положительные эмоции тоже могут взбудоражить, Лариса, улыбаясь, простилась с ним, пообещав придти через день.


Через день он был уже немного бодрее.  Медсестра чуть выше подняла ему изголовье кровати и вышла. Больной уже мог немного шевелить пальцами свободной руки.  На другой ещё был чехольчик на среднем пальце и провода.  Пожаловался, что беспокоит нога.  Внутренний порыв «Ты можешь! Ты должна!», заставил Ларису вспомнить, что она когда-то, в начале девяностых, окончила курсы экстрасенсов у Васильцова,  считалась  успешной ученицей,  было несколько потрясающих результатов в её практике. Но боялась афишировать свои способности, так как, по роду службы, была на виду у большого количества людей.  «Засмеют или одолеют просьбами», -  думала она.  Помогала близким или по внутреннему велению «Ты можешь!»  В основе методики – бесконтактный массаж, типа Джуны, лечение собственной энергией, «заряженной» Свыше.

Лариса села на край кровати и решительно откинула одеяло с ног.   Действительно, правая нога была неимоверно утолщена по всей длине.  Кожа, казалось, вот-вот лопнет, кровеносные сосуды едва выдерживали напор крови.  Собрав силы, попросив мысленно помощи от Бога, Лариса начала делать пассы, снимая напряжение. Прошлась по всему телу над одеялом, над его головой, выравнивая раздёрганную энергию больного.
Она ни разу не коснулась его тела, но он иногда вскрикивал легонько и потом признался, что в некоторых местах ему было очень чувствительно. Лариса успокоила, что, если и не поможет, то не навредит, точно.

В следующий её приход, Виктор Константинович радостно сообщил,  что мог спать, что боль проходит. Опухоль стала опадать.  Повторить сеанс в этот раз не удалось   -  медсестра не уходила из палаты.  Вряд ли она бы рискнула позволить это лечение.

Лариса решила навести порядок в его тумбочке, убрать давно открытые  коробки с соками, недопитые бутылки с водой, тем более, что принесла всё свежее. Коробочки с домашним салатом и блинчиками надо было подписать его именем и отнести в холодильник. Его полка в холодильнике была забита подписанными коробочками.
Лариса, вернувшись в палату, тоном высшего начальства, с шутливой укоризной обратилась к больному:
- Непорядок, капитан! Непорядок на камбузе! Продукты гноятся, выбрасываются за борт,
а уважаемый больной пьёт только воду! Откуда силы будут?  Сестричку стесняетесь озаботить?
-  Нет, сестричка тут не при чём! Мне хватает того, что здесь дают, а внучка Танюшка не верит и всё несёт мне «бабушкину» еду.  Она до замужества, после гибели родителей, жила с нами. Жена учила её своим кулинарным секретам. Теперь она думает, что это поможет мне… Славная она у нас, только очень боязливая, неуверенная. Может, трагедия на неё так повлияла.  Маленькой была весёлая поскакушка. А сейчас живёт с мужем у его матери, Линды. Та всем правит! Характер жёсткий!  Татьяна молчит, держится за мужа, сына растит, -  голос потеплел, но шутка не получилась. -  А Вы тоже, пожалуйста, не приносите еду, только соки и чистую воду. Фрукты и печенье мне Линда приносила.
-  Хорошо!  Может, что-то почитать принести? -  Лариса с надеждой посмотрела на больного и на свет в изголовьи.
-  Пока нет, руки книгу не удержат ещё. А вот ручку и большой блокнот принесите. Буду пробовать писать. Надо тренировать пальцы.

   



                Глава 4 – «НАЧАЛО ШТОРМА»


- Я больше шага не сделаю для него!  Я ключ от его квартиры выброшу!  Мне только жаль Нюшку, его кошку, которую я каждый день хожу кормить к нему. Тут как-то  болела, температура за тридцать девять, иду, качаясь, кормить её. Она же ждёт и ей всё равно, что со мной! – трагически восклицала она в трубку. Как будто у неё нет ни сына, ни невестки, ни внука, наконец, которые могли это сделать за неё.

Это была бурная реакция на то, что «её  Виктор» попросил Ларису найти женщину, которая могла бы ухаживать за ним месяца два-три, после его выписки из больницы.
- Мне понадобится помощь. Я буду платить. Если Вам не трудно, попытайтесь подыскать кого-либо, - осторожно подбирая слова, попросил больной Ларису.
- А Линда?
- Что Линда? Она ещё работает. К тому же, после того, что она совершила с завещанием, я не хочу иметь с ней никаких дел. Вы мне поможете? – с подушки смотрели на Ларису полные надежды и ласки глаза. Он был даже красив сейчас.  Столько внутренней силы и веры в то, что он вырвется отсюда!  Эта вера помогла ему сделать уже первые шаги,  с помощью специальной конструкции на колёсиках, «ходунков», как  он шутил.

         -------------------

- Знаете, Лариса, я был сегодня герой!  После занятий у шведской стенки в спортзале, куда меня возят,  я сделал целых десять шагов!  Я,  конечно, едва передвигал ноги, - добавил он упавшим голосом, -  но мне казалось, что я бегу…
- Так Вы можете и из больницы сбежать, - пошутила Лариса, -  в самоволку. Сходим в наш «аквариум»…            
            Виктор Константинович мечтательно прикрыл глаза,  а потом, с какой-то мальчишеской улыбкой,  произнёс:
- Я тут лежу…, времени  много…,обдумываю своё житьё-бытьё  и понял, как ошибался последние пять лет. Нельзя так жить…  Такие дорогие года разменял… И размечтался, старый пень, как я буду жить по-другому…
- Как это по-другому? – попросила уточнить Лариса.
- Буду ходить в театр, на концерты, на всякие выставки…с Ларисой.  Ей же всё это ещё интересно. И у меня снова интерес проснётся… Согласны? – он испытующе, но не гася улыбку, смотрел прямо в глаза .  Её лицо озарилось согласием.  Но, тут же, уже сознательно, Лариса отвела взгляд и всё та  же мысль «не приручай!» погасила лицо.
Заметил ли он эту перемену,  но сразу заговорил о другом:
- Через две недели я, возможно,  выпишусь. Нашлась ли мне помощница?
- К сожалению, пока нет. Близится весна. У многих пенсионерок есть дачи, огороды. Не хотят связывать себя…  Но я не прекращаю поиски. В крайнем случае, если понадобится,
я сама первое время буду помогать Вам: носить продукты, убирать комнату… (О, роковые слова!)
           Глаза Виктора Константиновича засветились, каким-то синим- синим огнём надежды и радости:
- Спасибо,  родная! –  произнёс он впервые (!) заветные слова и слегка сжал  её пальцы. Лариса быстро взглянула на него и осторожно высвободила  руку.  « За прирученных отвечают» – пронеслось в мозгу, - А что ты будешь делать,  если в следующий твой приход он сделает тебе предложение?  Видя твоё человеческое участие,  в предельно трудную для него пору, помня о наших с ним разговорах, он решит, что лучшей опоры ему не найти…  Он уже почти готов сделать это. Его сдерживает только ощущение своей беспомощности,  «зачем я ей такой…  Вот окрепну…»
А ты готова к этому? – спрашивала Лариса себя. Твёрдого ответа не было. – Вот если бы, хотя бы года три назад…Сомнений было бы гораздо меньше… Сейчас разница в двенадцать лет кажется более ощутимой. А я ещё не готова. Меня ещё привлекают и волнуют молодые радости… Нет, не смогу!  Но, пять лет назад ты мечтала о нём…  Да, но тогда бы мы старились вместе…это было бы менее заметно…»

Эта буря сомнений пронеслась в душе Ларисы, пока она мыла в раковине стаканы и чашки со столика больного. Вдруг он,  с деланным равнодушием,  попросил помыть и зубные протезы. Преодолев внутреннюю брезгливость, Лариса спокойно,   как ей казалось, сделала и это. Он,  удовлетворённо,  поблагодарил.  «Испытание прошла», - подумала Лариса, а вслух,  с наигранным сожалением, произнесла:
- Мне пора уходить…  Закроют гардероб. В вашем четырёхместном  кубрике  все места заняты.  Переночевать мне будет негде…
- Сдвинем столики… -  пошутил  находчивый капитан.
- На четыре дня я уезжаю в Пярну.  Не скучайте!  Ведите себя прилично…к сестричкам не приставайте! -  Ларисе очень хотелось оставить больного в позитиве. – Хватит Вам сидеть,  свесив ножки! Ложитесь,  я  Вам помогу…
Когда Лариса коснулась его спины,  он поморщился от боли: «Проклятый пролежень, никак не заживает…»

           -----------

Так и ходила Лариса  «в  кубрик»  до конца февраля,  когда была вынуждена уехать на две недели в Россию,  на выставки, ярмарки, за товаром для магазина.
С сожалением,  но не смея просить «не уезжайте!», Виктор Константинович попрощался с Ларисой:
- Доброго пути Вам! Удачи!  А ещё – огромный привет Вашей тёте Тоне, в Петербурге!
Никогда не забуду, как приветливо она приняла меня, по Вашей просьбе, когда я остановился у неё пожить на несколько дней.  Ей скоро девяносто, а какая молодец! Живёт одна… Всё – сама… Мне бы такую силу… Я должен поправиться! Я ДОЛЖЕН написать две свои книжки: одна  - о море, о моих встречах и прощаниях, а другая – о моих духовных исканиях и физических экспериментах над собой. Я же Великий Экспериментатор! Увлекающаяся каждой новой идеей по оздоровлению натура. Может и «натура – дура», но таков я! – закончил он с пафосом.
     И так поверилось Ларисе, что он преодолеет свою слабость, свою хворь и возродится, как Феникс из пепла:
-  К моему возвращению Вы должны научиться вставать. Зря, что ли, я принесла Вам эбонитовый костыль моей мамы?  Это очень прочная и надёжная опора. Ваш будущий друг,  пока сами от него не откажетесь…  А для начала я поищу Вам «ходунки» на колёсиках, в прокат, как Вы говорили.  Но только, когда вернусь… Не скучайте!

 Пробираясь между домами, по ещё зимним, в начале марта, тропкам, едва освещённым желтоватым светом из окон, Лариса, как разлетевшиеся по ветру бумажки,  ловила обрывки мыслей:  «Может хорошо, что уезжаю… Не хотелось бы, чтобы он сильно привыкал и надеялся  на меня… Может это поможет ему помириться с Линдой. Что за отношения были между ними?..  Я бы не хотела быть причиной их окончательного разлада.  В наши годы отношения строятся очень сложно, их структура очень хрупкая,  легко ранимая…
Линда… Не она ли была причиной, сдерживающей Виктора Константиновича  после нашего с ним знакомства?»

                Глава 5 – «ШТОРМ!  ШТОРМ!»
   
 Возвратившись из России, Лариса не сразу пошла в больницу.  Решила выполнить просьбу  Виктора Константиновича – узнать,  где и сколько стоит прокат тележки на колёсиках,  «ходунков»,  для тех,  кто заново учится ходить.  По совету приятельницы заехала в одну клинику.  Нашла.

Договорившись о прокате «ходунков»  и  коляски, заодно, она поспешила к трамваю, чтобы ехать в больницу.  «Его задание я выполнила.  Но, что сказать на его возможную просьбу – вопрос «Ты будешь рядом?»… Как опоздал этот вопрос!  Как жаль, ушедших в никуда, пяти лет ожидания и надежды…» - размышляла  Лариса, подходя к крутой деревянной лестнице,  на спуске к трамвайной остановке.
        Резкий порыв встречного ветра остановил её на верхней ступеньке. Срывало шляпку, рвало, раздувало полы весеннего пальто.  Посмотрела на часы. Седьмой час вечера. Приём в больнице только до семи, а ехать далеко, в другой конец города. «Не успеть… И…холодно… Но, он ждёт… Обещала же приехать… Что сказать… Не знаю… Надо ещё подумать… Поеду завтра!»
         Запахнув полы пальто и придерживая шляпу, она быстро спустилась по лестнице и села в трамвай, в обратную сторону – к дому.

 
А в больнице её ждали.   Пришла Линда и,  выгрузив банки с салатом в больничный холодильник,  приступила к больному с вопросами. Они были жёсткими и язвительными:
- Ну, где твоя хвалёная помощница?  Опомнись, зачем ты ей нужен сейчас, старый инвалид!   Думаешь, она будет ухаживать за тобой?  Ей ещё работать надо,   у неё дети поздние, ещё не оперившиеся,  им помогать надо. Когда ей возить тебя на прогулки,
варить - кормить?   Посмотри на себя!   Мало того, что ты много старше её, а сейчас…
нужен ты ей,  как же!  И дочери своей ты не нужен!  Прикатила один раз из Финляндии, поохала и смоталась обратно к своему Хейки.  Не предложила переехать к ней… Мешать будешь…  От моей помощи отказываешься.  Оскорбила… Гордый стал!  Да больно нужно напрашиваться… За внучку твою стараюсь. Квартира – то на неё переписана или тоже на дочь?!

       Каждое её слово – тяжёлым камнем по больному сердцу… Он почти не возражал…
-  Семь уже…  Не идёт твоя подруга.  Испугалась… Нужен ты ей больно! Вообразил себе… Да и никому ты не нужен! Знай это! – зло сказала Линда и вышла из палаты.

       В висках стучало: «Не нужен! Не нужен! Никому не нужен!  Зачем жить?!  Шторм! Шторм!»  Сердце рвалось от боли… Сестру вызывать не стал…

      
Вечером того же дня,  вернувшейся домой Ларисе  позвонила Линда.  Голос сердитый и взволнованный:
- Что же Вы сегодня не приехали?  А я долго ждала Вас там. Хотела, наконец, познакомиться с Вами.  Мы оба ждали Вас…  Представляете, что он надумал?! Его срок пребывания в больнице заканчивается через  неделю, и мы с его дочерью договорились в реабилитационном Центре, что его ещё на месяц возьмут туда.  Дома  то за ним некому
 ходить… А он заявил, что уже договорился с врачом о его выписке в эту субботу!  Кто же  будет ухаживать за тобой? – спрашиваю я. А он говорит, что со мной будет Лариса.
Я звоню в Хельсинки,  так мол и так…  Дочь – в недоумении! Лариса будет ухаживать за ним?!  Поговорите с нею!.. Вот я и ждала сегодня Вас…
         Захолонуло сердце у Ларисы: « Вот оно… Настало!  Без меня решил… Вот как обернулись мои роковые слова…»
- Я только сегодня вернулась из России,  не успела в больницу… Но, что он там придумал? С чего взял, что я буду с ним…  Да, я обещала найти ему помощницу. А, если быстро не найду, обещала, В КРАЙНЕМ СЛУЧАЕ, помогать ему на первых порах. По- мо- гать…
Хотя, представляете, как мне будет неудобно к нему ездить:  я живу на одном конце города, а он – на другом… Больше полутора часов езды только в один конец.  И я ещё работаю,  у меня магазин, который он хорошо знает… Что он сам-то думал?  Я ему тоже всё время говорила,  что в больнице надо быть до максимума,  пока не сможет передвигаться сам. Здесь его тренируют.
 -  Вот, вот! Я ему говорю,  кому ты нужен такой калека?   Кто возьмётся ухаживать за тобой?  Даже за деньги сейчас не хотят!  Надо окрепнуть, набраться сил, чтобы хоть самое необходимое делать самому. А он сердится, кричит на меня:  «Ты хочешь сгноить меня здесь?!  И дочка хороша! Я без вас обойдусь!»
-  Боже мой!.. Завтра я поеду к нему,  разберусь,  успокою,  вразумлю, если удастся… - потерянно проговорила  в трубку Лариса и подумала: «Вот и расплата за роковые слова…»
-  Нет!  Что он о себе возомнил,  старый хрыч!  Ларису ему подавай…  Да кому он нужен…Даже его внучка возмущается…. Не пойду, говорит, больше к нему!  -  всё не могла успокоиться Линда.


Утром следующего дня,  до обхода врачей, Лариса приехала в больницу.
Подошла к знакомой палате и осторожно приоткрыла дверь – вдруг, спит…
В палате его не было.  В коридоре, с «ходунками», тоже.  Пришлось искать врача.
Дежурная врач нехотя объяснила,  что ночью у больного резко поднялась температура,
потерял сознание.  Видимо, общее заражение крови от пролежня,  не залечили, а искупали в ванне.  Будут оперировать. Перевели в хирургию…, а может ещё куда…
Этот расплывчатый ответ возмутил Ларису,  хотя о пролежне вспомнила и она. Но, выходя из отделения,  встретила уже знакомого врача. Он сочувственно коснулся плеча  и сказал,  что капитану ночью стало плохо с сердцем и его перевели опять в реанимационное отделение.  Сегодня туда нельзя.  Может быть, завтра.   «Передайте ему обязательно,  что вчера я не успела,  только приехала из Питера», -  попросила Лариса.


А назавтра утром – звонок Линды:
-  Два часа назад скончался Виктор – сердце не выдержало… Отмаялся… Упокой, Господи, его душу!  Что же Вы не приехали, он так ждал Вас… Вообразил, что Вы спасёте его.  А Вы испугались, видно.  Да кому он нужен был… такой?...
          Лариса молчала, принимая упрёки и глотая слёзы. Что-то объяснять,  возражать было бесполезно,  да и сил не было – сама винила себя за проявленную слабость.

О дне и месте похорон Линда,  всё-таки, сообщила  Ларисе. 
      

                Глава 6 – « НЕВЕСТА  ПОКОЙНИКА»

Лариса собиралась на похороны, как на свидание. «Последнее свидание, -  с горечью думала она и тут же, с чёрным юмором, -  а как должна выглядеть невеста покойника?
Вся в чёрном!  Как альтернатива живому белому платью…»   Так и оделась: чёрный свитер, чёрные брюки и чёрный длинный кардиган, бусы из чёрного оникса, кольцо и серёжки с перламутром и чёрным ониксом.  Причёска.  Чёрная шляпа. Тёмно-вишнёвое пальто с чёрной отделкой.  В меру – ресницы, помада.  Четыре тёмно-красные розы, перевитые чёрной с золотом лентой, дополняли образ.
«Отлично!  Теперь можно идти…»
           Предстояло познакомиться с дочерью Виктора Константиновича, Наташей, внучкой Таней и его родственницей Линдой, которые уже знали о её существовании и, конечно, придирчиво осмотрят со всех сторон.  Что-то опять, неуловимо, напомнило смотрины невесты.

Когда Лариса подошла к крематорию, на площадке перед зданием не было ни людей, ни машин. Ярко светило мартовское солнце. Его лучи пробивались сквозь кроны сосен, стоящих вокруг, и от этого казалось, что ты вступаешь в какой-то ирреальный мир, это только прелюдия к главному действию там, за порогом, перешагнуть который так тяжело.


В просторном церемониальном зале стоял, обтянутый красным бархатом, гроб на традиционном деревянном возвышении.  Вокруг него уже лежали венки. Солнечный свет из окон и мерцающие свечи, сливаясь, слепили глаза. Казалось, что в помещении полумрак. Медленно двигались какие-то люди. От того, что все были не знакомы ей, ощущение ирреальности усилилось. Панихида ещё не началась.

Лариса растерянно остановилась в середине зала.  Кто-то подошёл и тихо сказал: «Вы можете положить цветы…»  Все, почему-то, отошли в стороны, как бы уважительно уступая ей место на переднем плане.  Поняв, что она осталась одна с Виктором Константиновичем, Лариса медленно подошла к гробу, опустив голову. После некоторого замешательства подняла голову и посмотрела на усопшего. Страх увидеть его, обезображенным смертью, прошёл, когда перед ней явилось спокойное, даже, как ей показалось, умиротворённое лицо.

Положив розы прямо в гроб, к его правой руке, неоднократно дарившей ей цветы, Лариса молитвенно сложила руки и прошептала только ему понятную фразу: «Легкого перехода Вам! – и добавила, - Царства Вам Небесного!  Покоя душе…»  Слёзы удалось сдержать.
Прижав руки к груди, медленно повернулась и, под внимательными взглядами и перешёптыванием «кто это?», пошла к выходу.  Кто-то остановил её и, протягивая руку, спросил: «Вы – Лариса? А я – Наташа, дочь Виктора Константиновича. Не уходите!» Голубые глаза высокой, крупной, черноволосой женщины смотрели на неё доброжелательно. Лариса пожала протянутую руку, потом, слегка приобняв Наташу, выразила ей своё соболезнование. «Да разве словами что-то изменишь теперь…» - закончила она свою фразу и вышла во двор,

«Не такой я представляла Наташу, «заиньку», как ласково называл её отец, когда она звонила ему в палату из Хельсинки. Слушая их разговор, казалось, что на том конце провода маленькая, полненькая и капризная девочка.  Но та, с которой я только что познакомилась, оказалась совсем другой и первое впечатление, кажется, хорошее…» - размышляла Лариса, прохаживаясь вместе с другими по площадке перед зданием, в ожидании приглашения на траурную церемонию. На душе стало немного спокойнее.


 «Где же Линда?»  Встреча с нею больше всего волновала Ларису.  За минувшие три месяца было много телефонных разговоров с нею, а встретиться так и не довелось,
даже у постели больного. Как будто кто-то составлял график визитов так, чтобы они не пересеклись…

Из крематория вышла высокая, очень худая женщина и направилась прямо к Ларисе:
- Вы – Лариса?
-Да. А Вы – Линда? Узнаю по голосу, – произнесла Лариса, а сама подумала – «Она ещё хуже моих ожиданий»
- Ну, вот и довелось познакомиться…-  в голосе Линды звучали смешанные нотки неприязни и любопытства.
- Да, жаль, что при таких обстоятельствах, -  ответила Лариса, сдержанно.
- Мы ещё созвонимся с Вами. Мне надо вернуть чёрный эбонитовый костыль, который Вы приносили ему в больницу. Не везти же его сюда?! – Линда неопределённо взмахнула рукой.
-О чём Вы? Конечно! – воскликнула Лариса, с огромным желанием отойти от собеседницы. Но, мимо прошла молодая женщина со жгуче чёрными длинными волосами. Не остановив её, Линда сказала вслед:
- Это Таня, внучка Виктора, а моя невестка….
          В этот момент всех пригласили в зал прощания с усопшим.  Начиналась гражданская панихида.


 Сидя среди родственников и друзей усопшего, слушая сладостную речь штатного проводника в загробный мир, Лариса всё никак не могла отделаться от впечатления, которое на неё произвела Линда.

По неоднократным телефонным разговорам с нею, за период пребывания Виктора Константиновича в больнице, представлялась отяжелевшая, уставшая от жизни, и от того не ведавшая, что говорит, женщина, которой снисходительно прощались некоторые, коробившие Ларису, фразы и поступки. «Ну, простая баба, столько лет, после смерти жены, опекавшая вдовца.  Видимо, не только по доброте душевной… Тайные виды не сбывались. Он не отказывался от её помощи, но и не приближал к себе.  А тут, пять лет назад, куда-то стал носить книги, цветы, печь яблочный пирог… Озлобилась. Ну, что с неё взять?!» -  думалось ей.

Но, то, что увидела Лариса при первой встрече с Линдой, поразило…
            Элегантная, одетая в длинное чёрно-серое пальто, дама, лет шестидесяти. Надменный вид.  Из-под широких полей чёрной шляпы смотрели очень тёмные глаза, откуда-то из глубоко проваленных глазниц, с тёмным ореолом вокруг них. Эти глаза, на фоне общей худобы, выступающих скул, остро очерченного носа, казалось, смотрели из глубин чёрной магии или Ада. Из них, мнилось, сочилась ненависть ко всем окружающим, но деликатная улыбка пыталась и не могла скрыть этого.  И это уже не было «не ведает, что творит», это была суть этой женщины, злой умысел природы.
«Если бы я увидела её раньше, может быть по-другому повела себя с Виктором Константиновичем, постаралась бы защитить его от неё, а не молча уступать его ей,  не зная сути их отношений», –  с горечью  подумала Ларисе, а  вопросительные мысли всё вертелись и вертелись вокруг Линды.

Под монотонные перечисления многочисленных заслуг усопшего, Лариса продолжала размышлять.

Любые похороны несут в себе две тайны.
ТАЙНА СМЕРТИ. Что означает смерть? Что мы хороним, а что продолжает жить?  Где и как?  Что остаётся на земле после смерти?  Бренное тело, пепел, добрая или нет память в душах близких, друзей, знакомых?  Или ещё что-то, кроме дел человека, оставивших след на земле…

ТАЙНА ЖИЗНИ. То, о чём человек не хотел рассказывать никому. Что было только ЕГО тайной. Это уходило вместе с ним…
Но, что скрывается за скорбными лицами, пришедших на похороны?..  Кем они были усопшему?  Какую тайну они несут в себе?  А если человек вёл какие-то записи, хранил какие-то документы, то, при желании близких, можно много нового и интересного узнать о жизни человека. Чаще всего, всё это равнодушно выбрасывается или сжигается.

Что будет с рукописями капитана, которые он показывал?  Это -  главы из романа «Последний шторм» и повести «Лазурный берег».  Он так хотел закончить их!  Во время наших встреч он много, и очень интересно, рассказывал о  своей жизни,  больше о море, которому была отдана лучшая  её часть. «Море нас качало и венчало, но мы сильны, когда нас берег ждёт…» -  вспоминала Лариса его слова.  А как хорошо он сказал однажды о жене:
-  Она была мне и женой, и матерью, и другом, и любовницей… Чту и преклоняюсь до сих пор. Часто, почти каждую субботу, езжу на её могилу…
                Поэтому странно звучали в телефонной трубке злые слова Линды:
-  Вы не представляете, что это за человек!  Ужасно тяжёлый характер. Не зря его била жена. Да, да, не удивляйтесь!  Била по голове. На голове живого места не было!  Била чем пОпадя!  Сковородкой, так сковородкой!  Жена была старше его, а он гулял напропалую…
- Линда, Вы сердитесь на него, что он не сделал Вам предложения? –  я тогда решилась осторожно спросить…
 - Да что Вы! Даже под пистолетом я не согласилась бы!  Он и так замордовал меня своими воскресными обедами.  Ввёл правило – кормить меня обедом по воскресеньям. Я тут, как-то, не пришла, ездила в Пярну, так он слюной брызгал, ругал меня: «Как ты могла не придти, или не предупредить меня?!»
 

«Линда, Линда, кем же она была для Виктора Константиновича?  Почему так агрессивно вела себя по отношению к нему?  Почему так много плохого о нём она старалась рассказать мне по телефону?   Задавай, не задавай себе вопросы, отгадка не приходит, а спросить прямо теперь не у кого, не успела.  Линда, вряд ли, ответит на этот вопрос честно» -  горькие мысли всё одолевали Ларису.


Проводник «с чувством» читал по бумажке: - «Он был окружён теплом и заботой близких…»  «Ложь!» - хотелось крикнуть Ларисе.  Она знала, как они все хором, кроме дочери, твердили, да кому он нужен, сварливый и жадный старик!  Во всяком случае, именно так, ссылаясь на всех, говорила Линда Ларисе по телефону, разъярённая, когда, порывшись в квартире Виктора Константиновича, обнаружила взбесившее её завещание. Видимо, она ожидала от него чего-то другого, для себя ли, для семьи своего сына… «Ах, если ничего не получим, то пусть подыхает!» - вырвалось у неё в трубку.
           Свою ярость она не замедлила вылить на тяжело больного человека:
-Ты что, собираешься с собой всё забрать?  Не выйдет!   Подохнешь, ничего не понадобится!  У савана карманов нет!

Вспомнилось, как Виктор Константинович, после её визита, долго не мог придти в себя. Жаловался Ларисе:
-  Как она могла?  Ведь я ещё живой, а она уже искала завещание… Скандалила здесь…
Я просил её только ходить поливать цветы и кормить Нюшку, мою кошку…  А она… рылась в моих вещах, в моих бумагах.   Какая мерзость!
-  Но, может быть, она считала, что имеет на это право?  Не случайно же она назвалась Вашей сожительницей, когда пришла первый раз к Вам в реанимационную палату?  Мне об этом сказал доктор.,. -  Лариса напряжённо ожидала ответ.
- Сожительницей?   Ну, молодец! – усмехнулся он.
- Ну, может быть, для того только, чтобы её впустили, - осторожно добавила она.
- Но Вы, Лариса, не назывались таковой и прошли…
- Я сказала так, как есть – Ваш друг и пропустили, но только уже в реабилитационную,
а она ходила с Вашей дочерью в реанимацию… Я лишь пару раз беседовала с доктором.
           Виктор Константинович благодарно положил руку на руку Ларисы и тихо сказал: - «Спасибо…»   Но тут же опять нахмурился:
-  Ну, как Линда посмела так поступить с моим завещанием?!   И почему внуки считают, что я должен им всё отдать?  Я помог одному, отдал деньги, оставшиеся от покупки моей однокомнатной квартиры.  После смерти жены я продал нашу трёхкомнатную квартиру. Зачем мне большая квартира, одному… Внук обещал вернуть долг и вот уже несколько лет не возвращает. А мне СЕЙЧАС деньги надо иметь.  На пенсию не прожить, трачу кое-какие запасы.  Но, я должен знать, что у меня есть СВОИ деньги, что я не буду ждать помощи от близких.   Если понадобится, я смогу САМ купить себе необходимое.   Пока я жив…  Умру, всё достанется дочери и внукам.  Разделят по завещанию и по совести.
Кстати, и Линде я давал приличную сумму в долг. Возврата нет…
-  Да, поступок Линды с завещанием трудно простить… Но, поступите по-божески –
«не ведают, что творят…»
-  Не знаю!  Трудно… Гёте как-то сказал, что всегда быть справедливым невозможно.  Это значит – разрушить себя…  Не знаю… -  опять задумчиво повторил он.

                ------   

Голос ведущего нараспев читал стихи о море, о его чарующей силе, которой подвластна душа каждого, кто посвятил ему свою жизнь и даже смерть:

Опять я слышу этот шум,
Который сладостно тревожил
Покой моих ленивых дум,
С которым я так много прожил
Бессонных, памятных ночей,
И слушал я, как плачет море,
Чтоб словно выплакать всё горе
Из глубины груди своей.
                /П.А.Вяземский/

Очнувшись от мелькающих, как кинокадры, воспоминаний, захвативших её, Лариса с трудом осознала, где находится, что происходит в этом мрачноватом зале.
 Зазвучала музыка.  Скрипка рыдала и замирала до едва слышной мелодии, зовущей издалека, с другого, возможно Лазурного, берега…

Последнее прощание здесь, на этой земле, куда капитан всегда возвращался, откуда уходил в дальние моря, к новым ветрам и штормам, в неведомое…

Родственники, простившись, выстраивались у огромных напольных свечей принимать соболезнования.  Здесь так принято.

Последней из близких, к усопшему подошла Линда.  Комкая платочек у глаз, оперлась левой рукой на край гроба, тихонько пошептала и, как показалось Ларисе, что-то положила в гроб.

Теперь могут идти остальные. Среди друзей и знакомых покойника произошло лёгкое замешательство – кто первый?  Лариса никак не хотела быть первой или идти одна.  Все ждали…  Что думали люди?  Может, они чувствовали больше, чем того хотелось Ларисе?   И ей пришлось опять одной оказаться у гроба.  Всё, только что передуманное, всё, о чём вспомнилось, вылилось в беззвучное: « Прости…  Я вырвала тебя из рук Смерти, но не смогла сберечь… Я виновата перед тобой, Виктор…»  -  она, впервые (!), непроизвольно, обратилась к нему на «ты» и по имени.  Если бы он слышал…

Резко отвернувшись, Лариса пошла не к родным, а в обратную сторону, к окну.  Ей мучительно захотелось живого солнечного света, зелени сосен!      Слёзы горячими потоками струились по лицу.  Потом, опомнившись, что сделала что-то не так, подошла, обойдя свечи, к дочери Виктора, обняла и поцеловала её в щеку.  Та горячо заговорила:     - « Не уходите!  Только не уходите!  Останьтесь на поминки…»   Лариса, боясь показать зарёванное лицо, вернулась к окну, так и не подойдя к остальным родственникам.

Через несколько минут опять зазвучал голос ведущего, земного Харона, уводящего от всех живых дорогого, здесь, на земном берегу,  человека,  капитана,  уходящего  в своё последнее плавание, откуда возврата уже не будет…

 Гроб медленно опускается вниз, в трюм, к огненной топке… крематория…  Звучит песня  «Прощай, любимый город, уходим завтра в море…»

                ЭПИЛОГ

Поминки прошли весело.  Людей было немного. Все, почему-то, вспоминали только весёлые эпизоды из их контактов с умершим. Два подвыпивших пожилых моремана, просоленных одними ветрами и штормами с усопшим капитаном, могли бы много рассказать, но, почувствовав общий настрой, вспоминали только забавные истории. Все весело хохотали.

Огромный, флегматичный как прибрежный валун, финский муж Натальи, Хейки, выпятив обиженно губы, посетовал, что тесть даже пиво с ним не пил, а без пива – какой разговор…Наташа стала передразнивать его. Их дуэт выглядел комично.

 Говорили за столом по кругу.  Лариса не понимала, как можно поминки превращать в такой балаган. Но выступить надо было, все ждали откровенного признания.  А когда Лариса честно сказала, что за эти, последние в его жизни, годы они были только друзьями,  интерес к ней сразу пропал.

Линда рассказала историю кошки, которая «приплелась» к двери Виктора, сразу после похорон жены.  О его болезненной привязанности к Нюшке Линда говорила с усмешкой:
-  Нюшка заменила ему и жену, и всех женщин – никого близко не допускал.  Да и кошка признавала из посторонних только меня…   «И меня…»  -  вспомнилось Ларисе.

С количеством спиртного нарастал шум и смех. Лариса постаралась незаметно удалиться.

            
 На сороковой день, вернувшись из церкви, где ею были поставлены свечи «за упокой»,  Лариса позвонила Линде:
-  Линда, я бы хотела узнать…
-  Вы о костыле?  А он куда-то пропал.  Извините…
- Да бог с ним! Значит, не понадобится… Я хочу узнать о рукописи «Последнего шторма», его романа, и повести…
-  Какой рукописи?  Какого романа? Он ничего не писал. Хотел, но так и не собрался.  Выдумщик он!
-   Да нет, я знаю, что у него было два диктофона и черновики на бумаге.
-   Диктофоны были.  Мы, с его дочкой, включили один, а там рассказ о каком-то шторме. Да мы его уже сто раз слышали… от самого. А на втором диктофоне он рассказывает о какой-то Виане… Дочка рассердилась и выбросила их в помойное ведро, вместе с какими-то бумажками со стола.  Кому они нужны?!
-  А большой блокнот, в котором он учился писать, разрабатывал пальцы в больнице?  Вёл какие-то записи… -  со смутной надеждой спросила Лариса.
 -  Если Татьяна не взяла, то остались в тумбочке, в его палате… Да зачем они Вам?!
-  Всё, чем человек жил… -  едва выдавила из перехваченного горла Лариса и положила трубку.



Отепя -   Нарва-Йыэсуу – Таллин, 2010 – 2013 г

/От автора - Все персонажи собирательного характера, совпадения с реальными людьми случайны/