Никогда еще утро не было таким сказочным!
А все почему? А все потому, что сегодня мы с папой сбежали от Гертруды и отправились прямиком в лес!
- Куртку не снимать, ноги не мочить, утонешь в болоте - домой не возвращайся! - наставления бабушки еще звучали в ушах, которые наконец-то я освободила от надоевшего платка, который Гертруда вечно напяливала мне на голову.
- Паап, а мы опять на озеро Великих Лун поедем?
Я подышала на стекло и нарисовала пальцем веселый смайлик.
Мы еще только въехали в крытую зону и, несмотря на раннее утро, попали в пробку.
- Нет, Звереныш! Сегодня Большой Лис повезет тебя в Долину Фей! Вот только к Иванычу заскочим, - папа загадочно улыбнулся и добавил: - За металлоискателем...
Я только приготовилась снова подышать на стекло, да так и застыла с открытым ртом.
- Мы будем искать клад? - последнее слово я произнесла благоговейным шепотом. - Ой, папочка!!!
В голове даже закружилось от ожидания приключения. Воздуха стало так много, что я не успевала им дышать...
- Ну, малыш, этак ты по дороге от счастья умрешь...
Папа приложил маску мне к носу и дыхание восстановилось. Я бросила быстрый взгляд на папу: только бы не повернул домой!
- Не бойся, поездка не отменяется. Но ты обещай следить за дыханием, хорошо? А то Гертруда нас из дома выгонит.
Не удержалась и, щелкнув ремнем безопасности, кинулась папе на шею, громкий гудок взорвал машину - локтем задела. И сразу серия звуков оживила толстую гусеницу из авто, протянувшуюся по всему проспекту. Словно невидимая рука вдруг сдвинула пробку с места и мы, сначала медленно, потом все быстрее, поползли вперед.
- А чего мы будем искать? - я вернулась на место и ремень, недовольно жужжа, обвил мои плечи.
- Не чего, а кого! - папа повернулся и, улыбаясь, посмотрел на меня.
Я видела, что в его глазах плещется страх, страх за меня, но он не подавал вида.
- Ко-го?!
Мои глаза чуть не лопнули от удивления.
- Думай, Александра! - папа, нарочито сурово, сдвинул брови.
- Ты сказал, что нам нужен металлоискатель, - начала я развивать логическую цепочку, - значит будет что-то железное. С другой стороны, ты сказал, что мы едем в Долину Фей, возможно это что-то связано с феями. У фей могут быть украшения: сережки, колечки, браслеты - они же девочки. Но фей давно не существует, - я задумчиво постучала ногтем по стеклу, - мы будем искать труп феи? - наконец выдала я свою версию.
Теперь глаза папы стали похожи на блюдца из сервиза Гертруды...
- Ну, труп, это ты загнула, принцесса! - хохотнул папа. - Но феины тайнички, я думаю, мы сможем раскопать.
- А они нас за это не накажут? - у меня внутри от страха все свернулось.
- А что ты знаешь про фей, звереныш?
Мы выехали из крытой зоны и теперь мчали по верхнему кольцу. Это мое любимое место: ты словно паришь в небе, а внизу простирается город...
Я оторвалась от созерцания небоскребов:
- Это маленькие, злобные существа, которые похищают младенцев!
- Какие мультики тебе включает Гертруда?
Я клянусь, что слышала, как папа ругнулся, а потому сердито надула нижнюю губу и сдвинула брови.
- Ну не ругайся, постреленыш! Просто феи совсем другие. Даже само слово означает "маленькие люди", "прекрасные люди"...
- Возможно на вид они такие и есть, но вот душа у них...
- Давай не будем спорить, я просто расскажу тебе одну историю?
Истории я любила, особенно когда их рассказывал папа, я прислонилась лбом к стеклу и, рассматривая проплывающие мимо здания, приготовилась слушать.
- Эту историю рассказал прадедушка твоей мамы, - начал папа. - Звали его Серафим, когда начала Великая Отечественная война - бабушка тебе про нее рассказывала - ему было всего семнадцать лет. Их семья жила под Москвой в небольшой деревушке под названием Стрелы. У твоего прапрадедушки было трое старших братьев и одна сестра-близнец, которую звали, как тебя - Александра... Лето выдалось в тот год жаркое...
Пейзаж за окном растворился, закрутился и перенес меня в деревушку со смешным названием Стрелы...
***
- Сашка! Опять ты мечтаешь, а куры не кормлены! - грозный окрик старшего брата смел меня с лавки.
- Да пусть мечтает, чего ты к ней привязался, - Фимка подмигнул мне. - Я сам покормлю... А чего суета какая? Мам, батя?
- Война, сынок...
И с этого момента все изменилось...
В течении недели все дееспособные мужчины деревни собрались на фронт. Фимка, сжав губы, упрямо обивал порог военкомата, доказывая, что ему "уже почти восемнадцать, месяц какой-то остался", но его разворачивали домой:
- Вот через месяц и придешь! Если война к тому времени не закончится!
- Все равно сбегу на фронт, - упрямо твердил Серафим, складывая в мешок нехитрые пожитки. - Санька, ты со мной?
- Да я и стрелять-то не умею, Фимк...
- Медсестрой будешь! Раненым помогать!
- Боюсь я, да и мамка одна совсем останется, - лепетала я. - Останься, Фимушка. Как мы тут одни?
- Эх, Саня, Саня.
Серафим взял меня за плечи и посмотрел в глаза. Я вздрогнула, настолько серьезным был этот взгляд, не детским.
- Ежели враг прорвется на нашу землю, то не будет здесь ничего. Понимаешь?
Я кивнула, хотя совершенно не понимала, как Фимка может допустить, чтобы враг не прорвался, что может изменить один мальчишка?
- Так ты со мной? - встряхнув меня за плечи, спросил брат.
И я снова кивнула завороженная горящим в его глазах огнем.
- Пожитки собирай и перекусить возьми, много не бери, мамке оставь...
Он еще говорил, говорил, а я кивала, как болванчик, а потом кинулась собирать вещи: зачем-то запихнула шелковую праздничную юбку и яркую цветную шаль, хотела положить новенькие туфельки, но тогда мешок не закрывался и я с сожалением их оставила.
Мы ушли на рассвете.
Серафим заставил меня надеть его одежду. Жуткие мешковатые штаны все время норовили сползти вниз и он подпоясал мне их бечевкой. Длинную русую косу, мою гордость, он безжалостно отпилил ножом. Потом свернул ее змеей и спрятал в сундук, прикрыв голубым сарафаном. Теперь я почти не отличалась от него, разве груди слегка выпирали.
- Перетянуть бы надо, - критически осмотрев меня, сказал Фимка. - Хотя ладно, сойдет и так.
Все оружие, которое было в доме, забрали отец с братьями, поэтому мы вооружились ухватами.
Чтобы догнать обозы с добровольцами, которые вышли двумя днями ранее, мы решили махнуть напрямки, через лес...
Я всегда была немного пуглива и нерешительна. Мы с Фимкой близнецы, он родился раньше меня на две минуты, но эти две минуты дали ему право величать меня "малой". Ему же и досталась вся отвага, упорство и безграничное мужество. В деревне до сих пор вспоминают, как он в ледоход кинулся в реку спасать щенка - глупый, безрассудный поступок, который спас жизнь беспородной дворняжке.Дворняжка вымахала в огромного черного пса размером с теленком, была названа странным для собаки именем Викинг и сейчас осталась дома, накрепко привязанная к забору куском веревки.
- Охраняй мамку, Вик! - дал ему наставление брат, крепко обнимая за шею.
А сейчас, Серафим шел, продираясь сквозь кустарник и изредка покрикивая мне:
- Торопись, Санька! Нам бы до ночи успеть Долину пересечь, не ровен час застрянем там!
Долина Фей слыла местом нехорошим и опасным: болото было скрыто под веселыми кочками и милыми цветочными полянками. Пересечь лес самым коротким путем можно было только через Долину. Но даже зная это, люди старались обходить гиблое место стороной. А те, кто "плевал на предрассудки" и решал сократить дорогу, либо пропадал без вести, либо сходил с ума. И сейчас брат тащил меня туда, потому что иначе мы не успеем догнать обозы.
- Фимк, а может обогнем Долину? Сгинем мы там, как тогда мамка одна? - причитала я, стараясь не отстать от брата.
- Санька! Тебе восемнадцать лет!
- Семнадцать...
- Плевать, считай ужо восемнадцать! А ты все в сказки веришь? Ну болото и болото, эка невидаль! Меня дед Никифор туда раз сто водил. Мы бруснику там корзинами собирали.
Дед Никифор был местным лесником. Сколько сил он положил на борьбу с браконьерами одному богу известно. Только благодаря ему в нашем лесу лоси выходили к людям и просили хлебушка, а зайцы прыгали прямо под ноги. Все изменилось, когда он пропал год назад.
- Вот его болото и забрало, доходился, - пробурчала я.
- Да браконьеры его убили! - зло сплюнул Фимка. - Как пить дать! Я даже знаю кто - Нюркин хахаль, я уже давно за ним слежу...
- Ой, Фима, не лез бы ты к ним. Узнают, что ты его подозреваешь, свернут тебе шею и разбираться не будут! - охнула я и остановилась.
- Когда узнают, поздно будет, сдам его властям со всеми потрохами! - Фимка обернулся. - Ну чего встала, малявочка? - и уже заботливее добавил: - Устала?
- Да на сердце что-то неспокойно стало. Мамка небось уже записку прочитала...
- Хочешь вернуться?
Брат серьезно посмотрел на меня.
- Нет! - ответила я совершенно искренне.
Не могла я Фимку одного отпустить, пропадет он без меня.
Голубые, как небо в ясный день, глаза пытливо вглядывались мне в душу. Наконец, Фимка удовлетворенно кивнул и, поймав комара возле моей щеки, развернулся, чтобы продолжить путь.
Минут пятнадцать мы молча продирались сквозь кустарник, потом брат заговорил:
- К Долине подходим, ты держись за мной, след в след и ничего не бойся! В голову коль будет чего лезть, ты не слушай, знай себе иди. У нас цель, о ней и думай! Санька?
Фимка обернулся, чтобы удостовериться, что я слышу. А я не могла ничего ответить, язык словно онемел, поэтому покивала, что поняла мол.
Лиственный лес сменился на сосновый, идти по ковру из иголок намного легче, чем по спутанной траве, только звуки шагов стали странные, шуршащие такие, шепчущие: "Не х-х-ходи, пропадеш-ш-шь." Сухие ветки лопались под ногами, раздаваясь эхом по лесу. Стало темнее, солнышко теперь не прыгало весело по стволам деревьев и я зябко поежилась.
- Фима, - я тронула брата за рукав, - давай отдохнем мальца?
Мне было очень страшно и я как могла оттягивала дорогу.
- Немного осталось, поднажмем чутка, а там посреди Долины землянка есть, в ней и устроим привал. Или совсем не можешь?
- Совсем, - соврала я.
Серафим с досадой обернулся, потом посмотрел на небо:
- Дождя бы не было...
- Да вроде Дуся-убогая не говорила, что собирается, - я с облегчением села около дерева.
***
Дуська была настоящим предсказателем прогноза погоды, за пять лет, что она в нашей деревне - ни разу не ошиблась. Кроме погоды Дуся успешно предсказывала беременность, а потому к ней частенько забегали бабы, неся в кульках яички, сало, хлеб... Я тоже тайно от всех ходила к убогой. Жила она за околицей, почти у леса, одна жила, как справлялась одному богу ведомо, да только помощь деревенских отвергала, мол свое хозяйство ведите, а в мое нос не суйте. Так вот после вечерней дойки я к ней с крынкой молока и направилась. Дело зимой было, кругом сугробы, а дорожка к дому Дуськи вытоптана, утрамбована десятками ног ходоков. К избе-то я подошла, а дальше в ступор встала. Чего приперлась, коль у меня даже мужа на примете нет? Да только любопытство распирало - кто у меня на судьбе написан? Все наши девчонки уже у ведуньи побывали, одна я неведении хожу. Мнусь с ноги на ногу, уже замерзать начала, а зайти боюсь. Вдруг голос прямо в ухо:
- Долго гарцевать под окнами будешь? Все молоко простудила!
От испуга крынка, как живая, из рук выпрыгнула и в снег донышком воткнулась.
- Эк, растяпа, - Дуся подняла крынку и поковыляла к дому, - хорошо не разбила, а то бы так и ушла ни с чем. Ну чего встала словно блаженная? Рот закрой, кишки простудишь.
Я захлопнула рот и засеменила за Дуськой.
Убогой ее прозвали за хромую ногу и отсутствие одного глаза. Но я понимала значение убогая по-другому...
- Ишь ты, вкуснее молока я не пробовала, - Дуся отхлебнула из крынки и поставила ее на стол, - жаль коровку, в августе придется прирезать... Ну да не об этом сейчас. Садись, коль пришла, картоху есть будем.
- Да я это, спасибо, - залепетала я.
- Отказов не принимается! - рявкнула Дуся и я плюхнулась на скамейку, наблюдая, как с моих валенок, оставленных у порога, натекают лужицы.
Все мои попытки помочь женщина отвергала, поэтому я молча наблюдала, как она ставит чугунок из печи на стол, как достает из холщовой тряпицы сало... Через пять минут я робко выудила из чугунка горячую картофелину в мундире и дуя на пальцы принялась ее чистить.
- Огурец возьми, соленый, ядреный, дед Кондрат принес цельную бочку. Вкусные заразы!
Дуся захрустела огурчиком и у меня потекли слюнки. Я и не заметила, как с аппетитом начала уписывать картоху с салом, причмокивая от удовольствия.
- Самовар у меня прохудился, чай из печки пить будем, - сообщила Дуся. - Ну чего сидишь словно барыня? Я тебе в прислуги не нанималась!
Меня сдуло со скамейки и я засуетилась около печки под указания хозяйки.
Когда мы, раскрасневшись, пили по второй кружке ароматного травяного чая, Дуся наконец перешла к делу:
- Не выйдешь ты замуж девонька, век твой не долог...
***
- Саньк, ну ты чего? Уснула что ли? - голос Фимки вернул меня назад.
- Нет. Фимк, мне тебе кое-что сказать надо...
- Говори, - брат уселся рядом и обнял меня за плечи.
На одном дыхании я поведала, как ходила к ведунье и что она мне напророчила.
- Дурында ты, Санька! Нашла кому верить!
Фимка притянул меня к себе.
- Не ошибалась еще Дуся ни разу, - прошептала я. - Может и помру я в этой Долине, а?
Фимка странно молчал. Я выглянула из под его плеча и успела заметить слезу, скатившуюся по щеке. Он смахнул ее ладонью, оставив на лице грязный след.
- Я тебе вот что скажу, Александра, - хриплым осевшим голосом произнес Серафим. - Может оно так и есть и не ошибалась убогая ни разу, только на тебе у ней сбой произойдет. Мне дед Никифор рассказывал, как он смерть раз десять обманывал, так что найдет у Старухи коса на камень, фиг ей без масла!
- Так помер же дед Никифор, знать не удалось ему переиграть смерть свою...
- Из-за подлости и алчности людской он помер. Понятно? А у тебя средь людей врагов нет, а от остального я тебя уберегу, поняла, малая? И не думай об этом! А сейчас пошли, покуда солнце не село, а то в самую темень попадем.
Резкий дурманящий запах известил о том, что началась Долина. Повеяло холодом. Если бы Фимка не запретил мне думать о смерти, то я бы сказала "могильным холодом". Если закрыть глаза, то словно стоишь на краю свежевырытой ямы: пахнет землей. кореньями и дневной жар разгоняет влажная прохлада, поднимающаяся снизу.
Используя ухват вместо посоха, Фимка втыкал древко впереди себя и потом уверено ставил туда широкую ступню. Трава-мурава не успевала выпрямиться, как я впечатывала в огромный след свою ногу. Сапоги намокли, в них хлюпало и мне чудилось, что при каждом шаге мои сапоги чавкают мне: "Шла бы ты домой, шла, шла..."
- Фимка, а как ты думаешь, война долго будет? - спросила я, чтобы отвлечься от дурных мыслей.
- Да не, мы быстро немцев вытурим. Вон нас сколько!
- Успеем к сенокосу вернуться?
- Должны успеть.
- Это хорошо, а то кто мамке поможет сено для скотины заготовить? Я вот все думаю, - тараторила я, - а зачем немцы на нас напали? Чего им своей земли мало?
- Да кто же их знает? Говорят им рабы нужны, чтобы на них работали, а русские трудяги, вот и решили на нашем горбу свои земли пахать...
- Ой, Фимк, ты слышишь?
За спиной явственно слышался треск веток. Мы замерли прислушиваясь. Фимка по-звериному втянул ноздри и чуть слышно присвистнул:
- Ах ты дрянь лохматая, - произнес он и улыбнулся во весь рот, - смотри, чего учудил, чертяка!
Мимо моей ноги, сшибая, промчался Викинг, весь в репьях, с обрывком веревки на мощной шее.
- Ну тихо, тихо! - пытался угомонить пса Серафим. - Что же ты мамку-то бросил, увалень? И репейника нахватал, чепушило ты безмозглое, - ласково шептал брат, вычищая шкуру своего друга.
- И куда теперь его? - растерянно произнесла я. - Он же сам домой не вернется, а на фронт собак не пускают...
- Почему не пускают? Он может мины искать, да много чего может, Вик умный. Раз сбежал, значит так тому и быть. Рядом!
Фимка зашагал вперед, а Викинг трусил около, прижавшись к его ноге.
С появлением пса стало как-то веселее, словно он своим виляющим хвостом разогнал злых духов, витающих над болотом.
Мрачные деревья образовали туннель, сквозь который струился солнечный свет. Мы шли прямо в этот проход, словно в другой мир...
- Вот теперь это действительно похоже на Долину Фей, - восхищенно охнула я.
Перед нами раскинулась поляна, покрытая холмиками, которые были усыпаны неизвестными мне цветочками. То тут, то там капельки воды вспыхивали драгоценными камушками. Легкий туман создавал иллюзию, что поляна парит в облаках. Но самое необычное, это был домик посреди Долины. Он высился над болотом на странной конструкции. И в домике горел свет...
— Фим, — зашептала я, — там кто-то есть!
— Странно, сюда акромя деда Никифора никто не совался.
Серафим подтолкнул меня назад под деревья.
— Ты знаешь чего, не ходи пока за мной. Здесь обожди. А я проверю кто там приют нашел.
— Стой, Фимк, чую неладное. Кто нормальный на болоте жить будет? Да еще на таком...
Последние слова заглушило глухое рычание Викинга. Вздыбив холку он скалил зубы на огромный куст слева.
— Псину прибери, а не то шмальну ей между глаз, — грубый голос звучал до безобразия спокойно.
— Вик, фу! Рядом!
Пес нехотя повиновался.
Из-за куста вышел не кто иной, как Нюркин хахаль...
Природа в качестве насмешки запихнула черную душу в ангельски красивый образ: синие глаза, не по-мужицки длинные ресницы и роскошные светлые волосы необычного пепельного отлива. Сейчас лицо Егора украшала недельная борода, но даже сквозь нее сверкали ослепительно белые зубы.
— Чего приперлись сюда? — Нюркин хахаль повел двустволкой, приподняв ее на уровень груди Серафима.
— Обоз догоняем, напрямки.
Брат еле заметно подвинулся, прикрывая меня.
— Не страшно что-ль, через болото-то? — Егор поднял ружье повыше. — Хотя ты Никифора выпердыш, — снова улыбка сверкнула зубами, — зуб на меня давно точишь. Думаешь я не замечал, как ты шпионил?
Два дула уперлись в лоб Серафиму.
От страха у меня теплая струйка потекла по ногам, горло перехватило, в глазах потемнело...
— Отпусти нас, — услышала я свой голос, — мы никому не скажем, что видели тебя.
— Ты можа и не скажешь, а этот щенок спит и видит, как меня на расстрел отправить, — сузив в щелку глаза, процедил мужик и сплюнул сквозь зубы.
А чего мне было терять? Дуська же сказала, что век мой не долог. И я, толкнув Фимку, кинулась на ружье...
Выстрел, разорвал туманную трясину. Нога поехала по скользкой кочке и булькнула в топь, словно кто дернул за лодыжку, стащив меня в болото. Визг Викинга слился с эхом выстрела и пес всей тушей рухнул на Егора. Выстрелить второй раз тот не успел, опрокинувшись под весом собаки, он сделал роковой шаг назад. Я замерла, раскинув руки, помня слова брата, что бултыхаться нельзя, иначе сразу затянет. Трясина ласкала и тянула вниз, нашептывая: ты наша, ты наша... Я свалилась спиной к остальным, поэтому потеряла из вида Фимку, видела только, как Викинг, умирая, топит нашего обидчика.
- Санька, держи...
Моего плеча коснулся ухват и я уцепилась за скользкое древко. Когда Фима вытянул меня, Егора с Викингом уже не было на поверхности...
- За ноги меня держи, - крикнул Серафим и почти нырнул туда, где пенились пузыри.
Упав грудью на кочку, я держала Фимку за сапоги, чувствуя, как пальцы едут по склизкой тине. От отчаяния заскрипела зубами, зарычала и вцепившись в кожаные голенища, ломая ногти, потянула брата на себя, поворачиваясь всем телом. Отплевываясь, показалась голова Серафима, а следом, раскрывая пасть, вынырнул Вик. Я тянула и тянула, пока брат не повалился рядом, прижимая к себе пса.
- Боже, ты спас его!
Я улыбнулась, смотря в небо.
- Ты что же на пулю-то бросилась, бедовая твоя голова? - откашливаясь прохрипел Фимка.
Я молчала и улыбалась, облегчение накатило и теперь дурманило, заставляя глупо хихикать.
- Смелая ты, Санька! Спасла ведь нас, дала момент Вику напасть. Дружище! - брат потрепал слипшуюся шерсть и зарылся носом в шею собаки. А пес высунул огромный розовый язык и принялся умывать Фимку.
Я снова засмеялась. И повернулась к Фимке.
- Какая я смелая, коли в штаны напрудила от страха?
Мне было не стыдно признаться брату в этом, я знала, что он не будет издеваться надо мной.
- Так ты поэтому в болото сиганула? - хохотнул Фима. - Чтобы скрыть следы преступления?
Мы лежали на спине и смеялись. Это был нервный смех двух людей, только что избежавших смерти.
Размазывая тину и грязь по лицу, я вытерла слезы и уже серьезно спросила.
- Получается мы убили его?
- Сам он утонул.
Фимка перестал смеяться и сел, держа Викинга на коленях. Пес притих и уже не вылизывал лицо хозяина.
- Он ведь здесь не один скрывался, наверное? - Голос брата дрогнул от плохого предчувствия.
- Тогда они слышали выстрел...
Мы с тревогой посмотрели на домик.
- Жаль ружье утопло, - прошептал брат.
- Фимка, - тошнота подкатила к горлу, - ты ранен?
Даже сквозь слой грязи было видно, что рубашка Серафима пропитана кровью...
- Да вроде нет, - ответил он и тут же осекся. - Вик? Викинг? Дружище? Как же так? Ты чего это?
Он тискал безжизненное тело собаки и я впервые видела, как брат надрывно плачет...
Мне было безумно жаль храброго Викинга, но видя горе брата, сердце рвалось от боли за него.
Все сразу изменилось. Я повзрослела...
Серафим по-детски вытер рукавом нос и положил ладонь на лоб Викинга.
- Спи спокойно, дружище! Спасибо тебе, спасибо за все! Ты был лучшим другом...
Лицо брата скривилось, удерживая рвущиеся слезы. Он взял собаку на руки и пошел вперед.
Я подхватила ухваты, мешки и устремилась за ним. Он отошел с десяток шагов и, повернувшись к трясине, присел на корточки, разжав руки...
Мы смотрели, как болото забирает Вика, жадно, торопливо, словно только и ждало его все это время. С легким всхлипом трясина сомкнула свои объятия, пообещав бережно хранить вечный сон отважного пса.
- Идем, Санька, - голос брата словно чеканил слова. - Идем!
Брат властной рукой забрал мешки, ухват и яростно воткнул его впереди себя...
- Обожди маленько, давай воду с обуток выльем, идти невмоготу...
Опорожнив сапоги, мы двинулись к домушке...
- Может не будем внутрь заходить? - опасливо зашептала я.
- Ты здесь жди, - проигнорировав мой вопрос, дал указание Серафим и начал подниматься по ступенькам, которые, на удивление, не издали ни единого звука.
Мокрая, грязная одежда прилипла к телу и теперь оно нестерпимо зудело, напоминая, что дальше будет еще хуже.
Я прислушивалась к звукам, ловя малейшее дуновение ветра.
- Санька!
Подпрыгнув от испуга, схватилась за сердце, затрепыхавшееся перепелкой.
- Подымайся, пусто здесь.
Я выдохнула и подошла к лестнице. Деревянные перила были слишком хороши для лесного домишки: гладкие, отполированные временем до зеркального глянца. Прежде чем сомкнуться вокруг перилы, мои пальцы любовно пробежались по поверхности.
-Сашша... - раздалось позади меня.
Как я взлетела наверх - не помню, очнулась уже в объятиях брата, который ждал меня в дверях.
- Ты чего, дуреха?
Мои зубы клацнули в ответ. Я испуганно оглянулась: внизу никого не было. На болоте стояла необычайная тишина, даже лягушки не выводили свои руллады.
- Там кто-то был, - пискнула я.
- Не было никого, я же смотрел, - успокоил Фимка.
- Меня кто-то позвал...
- Деревья скрипели верно.
Я не стала спорить, мало ли что могло с испуга показаться.
- Переночуем, а с зорькой дальше пойдем. Как раз и одежда просохнет.
- Ты хочешь здесь остаться?
Я готова была всю ночь идти по лесу, но только не оставаться на болоте!
- Здесь тепло, безопасно, даже харчи есть, - он махнул рукой в сторону стола, - хоть они и этого... - голос Фимки дрогнул, - но негоже куском хлеба брезговать. А тебе нужен отдых, ты вон дрожишь вся.
Я дрожала совсем не от усталости, но брат был непреклонен.
- Этот гад видно здесь от призыва шкерился, трусливая свинья...
- Гляди, Фимк, ружье.
Я, наконец, осмотрелась: изба внутри казалась намного больше, чем снаружи, ничего лишнего - стол, две лавки; в правом углу сундук, а над ним образок Богородицы с лампадкой; слева печка, да полати. На секунду мне показалось, что там, на полатях, что-то мелькнуло, в груди сразу трепыхнулось, забилось...
- Ты на печке смотрел?
- Везде смотрел, пусто здесь. Да и на столе посуда для одного, погляди.
На столе высилась бутыль самогона, мутно отливая боками. Рядом, одиноким стражником, угрюмо стоял стакан. Вокруг весело расположились миски с огурцами, картошкой, солониной и перьями зеленого лука.
Какое-то чувство не давало покоя.
- Фима, а откуда свет был? Сейчас-то темно...
- Да кто ж его знает? Может свечи догорели...
- Кто же свечи-то днем зажигает?
- Ну солнце мож отражалось, бликовало, а нам показалось, что свет... Давай одежу-то сымай, а то простуду схватишь.
Фимка стянул сапоги и поставил их к печке вверх каблуками.
Я ушла за печь и развязала мешок, вытряхнув пожитки на небольшую скамеечку. Обругав себя за глупость, натянула нарядную юбку и закуталась в шелковую ткань платка. В таком виде и выплыла к столу.
- Святые угодники! Ты на танцы что-ль собралась?
Фимка от удивления вылупил глаза и отложил в сторону ружье, которое вертел в руках.
Сам-то он был в чистой рубахе, да исподних штанах.
- Нету больше ничего, - закраснелась я.
- Давай, хоть в сундуке глянем, может у деда Никифора чего сохранилось?
Серафим широким жестом открыл сундук и мы задохнулись от увиденного: деревянный ларь оказался доверху забит серебром и золотом...
— Мамочки, родные, — завороженно прошептала я. — Это откуда ж такое богатство?
— Егорка наворовал! — уверенно произнес Фимка и выудил из сундука золотой крест. — Храмы поганец грабил…
— Ох, не к добру это…
И словно в ответ на мои слова, с диким мяуканьем, откуда-то сверху, прямо в сундук, спрыгнул огромный серый кошак. Распушив хвост, котяра взметнул фонтанчики монеток и нырнул в открытую дверь. Крышка с треском захлопнулась.
— Откуда он здесь? — нахмурился брат, разглядывая глубокие царапины у себя на руке, из которых уже скатывались капельки крови, падая прямо на сундук.
Серый бандюга успел полоснуть его своими когтищами.
У меня от страха язык присох к небу, а посему, я молча метнулась к столу, налила самогонки и щедро плеснула брату на раны.
— Ох, еж ты мое! — Фимка затряс рукой. — Вот гаденыш, здорово располосовал.
Все так же молча подняла крест, который выронил брат, и хотела открыть сундук, но Фимка остановил меня.
— Не трогай его, — он забрал крест и положил его на стол. — Это со стрельского уезда с храма, я видел его там, — он, как-то странно, стыдливо отвел глаза. — Мимо него будем проходить и вернем. А про остальное надо в НКВД доложить. Пусть разбираются. Давай, пожуем, что ли, — перевел разговор брат.
Сначала чужая пища поперек горла стояла, но голод не тетка, а здоровые юные тела требовали энергии. Минут за десять мы смели все, что было в мисках. Фимка все косился на самогон, но под моим укоризненным взглядом прекратил свои поползновения. «Горе заливать последнее дело! — говорил наш отец. — Работа все лечит!» Поэтому нашей мамке все деревенские бабы и завидовали — мужик не пьющий, работящий, да еще три парня в помощь народила, да девку себе…
— Мамка переживает небось, — вздохнула я.
— Спать давай, — сказал, как отрезал Фимка. — Ты на печку лезь, а я на полати.
Серафим соорудил запор на дверь из лавки и ухвата, и залез на полати.
— Фимка, а ты фей когда-нибудь видел? Вы же с дедом Никифором часто здесь бывали.
— Сказки это все. Ну какие феи, Сашк? — отозвался брат.
— Раз назвали Долина Фей, то значит есть повод? Девчонки рассказывали, что раньше болота не существовало, а было селение фей — жили они здесь, дружили с деревенскими, помогали им. А потом барчук устроил со своими дружками на них охоту, забавы ради, много их тогда перебили. Говорят, вся долина была телами усеяна, поэтому так и назвали ее Долина фей… И стали тогда страшные вещи происходить: младенцы исчезали прямо из люлек, люди в лесу без вести пропадали… А на месте поселения болото появилось… И поклялись феи, что отомстят всему роду людскому….
Легкое похрапывание известило, что брат провалился в сон. Умел он это делать, лег и тут же спит. А я вот, кутаясь в тонкий платок, пыталась разогнать ворох мыслей. В избе стоял легкий запах болотины от наших вещей и еще какой-то еле уловимый. Я лежала и вспоминала, чем же это пахнет? Легкий шорох в трубе разом вышиб все мысли.
— Кис-кис-кис, — позвала я и прислушалась.
Шорох прекратился, но раздались легкие шаги по полу. Я распахнула глаза и осторожно выглянула из-за печки.
Легкий полумрак уже захватил избу, но все равно было достаточно светло, чтобы увидеть, что никого нет. Я снова легла, закрыла глаза, но бешено бьющееся сердце не давало уснуть.
— Спиии, — раздалось около уха и сердце улетело в пятки, захватив с собой сознание.
В голове все кружилось, разные голоса сливались в нестройный гул. Мне казалось, что я слышу голос Фимки и еще много других, странных шипящих голосов. С трудом оторвав голову, от набитого соломой мешка, я открыла глаза. Испуг охватил, потому как показалось, что я ослепла. Но через мгновение предметы стали проступать сквозь тьму, которая царила в избе. На улице уже господствовала глубокая ночь, не по-летнему темная, непроглядная. Скрип двери привел меня в чувство. Выглянув, я увидела, что сооружение возведенное Фимкой разобрано и дверь приоткрыта.
— Фимка, — позвала я брата.
Тишина в ответ заставила меня залезть на полати и обнаружить, что Серафима там нет. Страх за брата подтолкнул к двери.
Фимка поднимался по лестнице, я облегченно выдохнула, взглянув на болото. Серебристая луна освещала небольшую полянку, образуя круг, а в нем, мамочки родные! — стояли маленькие полупрозрачные светящиеся существа, которые смотрели на меня и меняли свой облик. Вот только что это были прелестные создания, похожие на людей, а сейчас их лица стали вытягиваться, трансформироваться и через секунду из лунного круга выпрыгнули серый кот, заяц, да выпорхнула ворона.
— Ты чего вскочила? — Фимка потрогал меня за руку. — Рано еще.
Я, выпучив глаза, тыкала пальцем на полянку.
— На двор что ли хочешь?
— Ты видел их? — спросила я брата.
— Кого?
— Ты где был?
— По нужде ходил, — пожал Фимка плечами.
Поняв, что больше я от брата ничего не добьюсь, вернулась на печку, да так и проворочалась до рассвета, прислушиваясь к звукам и шорохам.
Утром обнаружила, что сундука нет на месте. На мой вопрос Фимка ответил, что спрятал его в лесу, от греха подальше.
— Как же ты поднял-то его? Он же тяжеленный!
— Ну я вроде крепкий парень, — Фимка «надул» мускулатуру, продемонстрировав крепкие, бугристые мышцы.
Казалось, что он чего-то недоговаривает, но лезть с расспросами к старшим было у нас не принято — посчитают нужным, сами расскажут.
К обеду мы вышли из леса и догнали обоз. Серафим так и не сказал никому об сундуке. Яспросила его, почему он молчит? На что он ответил:
— Не время еще. Надо чтобы награбленное назад вернули, в церкви, а сейчас разворуют.
— А когда время будет? — не унималась я.
— Мне скажут, — загадочно ответил брат и тут же добавил: — Война закончится, тогда и время настанет.
***
Папа замолчал, а я, приоткрыв рот, ждала, что же дальше?
— Но война закончилась не так быстро, как все думали… Унеся миллионы жизней…
— А что стало с Санькой и Фимкой? — как-то неспокойно было у меня на душе, пасмурно.
— Твой прапрадедушка дошел до самого Берлина! — гордо сказал папа. — Волею судьбы встретившись там с Санькой… Именно она и спасла ему жизнь, закрыв своим телом. Медсестра, которая была рядом с Александрой, говорила, что она перекрестилась и со словами: «Мой век недолог, а ты еще поживешь, братишка!» бросилась вперед и закрыла собой раненного бойца. Серафим Афанасьевич так и не увидел нашей победы, он до августа пролежал в госпитале, лишь на мгновения приходя в себя — слишком тяжелое ранение. А когда выписался, то оказалось, что он полностью потерял память. Каким чудом у него сохранился найденный на болоте крест, никто не знает. Да только он его никому трогать никогда не велел, твоя мама говорила, что помнит, как он о чем-то с ним шептался.
— А откуда же эту историю узнали, коли деда память потерял?
— Молодец! Шерлок Холмс, ты мой! — папа протянул руку и потрепал меня по волосам. — Несмотря на ранение и тяжелые послевоенные годы, прожил Серафим Афанасьевич долгую жизнь, немного до ста лет не дотянул, пережив всех своих детей. Из родных только твоя мама и осталась, она на тот момент тебя в животике носила. Так вот перед самой смертью и позвал ее Серафим, да и поведал всю эту историю. А потом руку ей на живот положил и говорит: «Немного я тебя не дождался, Александра. Прости меня дурня…» И заплакал…
— Я поняла, папочка, — прошептала я. — Меня в честь Саньки назвали, да?
— Да, милая.
Папа снова замолчал, а у меня вдруг закончился воздух…
— Сашок, кукушонок, — мягкий голос вместе с кислородом полился в меня.
Маска мерно работала, насыщая меня живительным воздухом.
Наконец я смогла дышать сама.
— Расскажи мне все! Всю правду! — не своим, чужим голосом потребовала я.
Мы стояли на обочине, мигая аварийкой.
Папа откинулся на сиденье и закрыл глаза, а потом полез в сумку и достал тяжелый крест.
— Нам надо вернуть его в храм. И остальное золото тоже. Твоя мама не поверила деду, считая это горячечным бредом, он всегда был немного странный. Он сказал ей тогда, что надо найти сундук и снести его в церковь, а уж они сами разберутся, чего с тем добром делать. И крест надо отдать. Говорит, феи ему сказали, он пообещал, да не выполнил. А потом память потерял. А феи ему все это время шептали, мол всю семью потеряешь, коли уговор не сполнишь. Так вот одна ты Санька с их огромной семьи и осталась. Мне тоже голоса слышаться стали…
— И мне, папочка, — совсем тихо сказала я. — Я Гертруде говорила, а она объяснила, что это от нехватки воздуха галлюцинации…
— Нет, звереныш. Уж не знаю, как это назвать, да и не верил я никогда в эту мистику. Да только проверять не хочу. Ты мне дороже жизни! Я бы не потащил тебя в такое путешествие, да Серафим говорил, что кровь его на сундук попала, повязаны вы. Родная кровь и должна обещанное сделать…
— Я знаю, папочка. Мы найдем его и вернем на место. Не переживай. Значит получается, феи на нас проклятье наложили?
— Нет, зайчонок. Феи, наоборот, предупредили, да напоминали все это время. А мы люди народ неверующий…
***
Кто знает, что бы со мной было, если бы мы тот злополучный сундук не нашли, да в монастырь не отвезли. Да только болезнь ведь и правда отступила, а никто не верил, что операция поможет… А искали мы его долго, почти целый год. Об этом я в другой раз расскажу.
Автор Алиса Атрейдас Отрывок из романа «RESPAWN Игры гения»