Одинокий вечер чихнул и плюнул остатками понедельника в промозглую дождливую весну. Сердобольцева уткнулась горячим ботоксным лбом в запотевшее сотнями клиентами окно такси и схлопнула нарощенные ресницы.
"Позвоню ему и скажу - пшел прочь!" - мечтнула она.
"Нет! - тут же вмешалась здравая мысль. - Надо пригласить его на прощальный ужин!"
То, что ужин будет прощальный Сердобольцева ни на грамм не сомневалась. Слишком долго Сухомякин пользовался ее добротой и, как это ни не прискорбно, жилплощадью.
Евроремонтная двушка в Химках, доставшаяся ей от бабушки, решившей, что 93 достаточный срок отмотанный ею на этапе жизни, конечно имела свои жирные плюсы, но не настолько, чтобы затмить голубизну Сердобольцевских глаз и ежедневное потение в замкадовском фитнесе. Но Сухомякин думал иначе и развивал косоглазие в сторону других упругих попс, а вчера даже не пришел ночевать, за что и получил последний шестой фол и теперь требовалось удалить его с Сердобольцевской площадки - путем выставления вещей за дверь.
- С вас тыща тризта, - процедил яндекс-таксист и демонстративно отвернулся в лобовушку.
То, что он не доехал до первого еще четыре подъезда, Сердобольцева проглотила в собственной обиде.
На первом же размокшем сугробе ее каблук поехал назад, супенатор ойкнул и оставил лежать шпильку Сердобольцевой в грязном мартовском снегу.
- Пипец! Шесть тысяч псу под хвост! - взвыла она и пнула отвалившуюся деталь сапога.
В этот момент, как всегда некстати, раздался самсунговский звонок.
- Доча! - подвыпивший голос отца растекся медом по динамику. - Лечу в Венесуэлу, говори, чего желаешь!
- Цветочек, блин, аленький! - хрюкнула Сердобольцева, наклоняясь за улетевшем в лужу каблуком.
- Яволь! - отрапортовал папенька и громко чихнул. - Жди в следующую среду!
Через скоростную неделю и тягучий вторник он, и вправду, объявился под звуки Карлоса Гарделя, с цветком в зубах. Казанова Сердобольцев не отличался постоянством среди дамс, но младшую дочь любил сильно, можно даже сказать страстно, а, посему, ее желания исполнялись все и в точности. Аленький цветочек заставил его немало поскакать по флористическим областям страны, и кто бы мог подумать, что искомое он найдет в самой реликтовой зоне песчаниковых гор Серра-Пакарайма. Но цветочек был сорван, а страж порядка, черт знает откуда взявшийся в глухом местечке, призвал папеньку к ответственности и надел на него кольцо всевластия. Или тот же черт знает, как оно называется.
- И теперь, дочь, моя, - трагически воскликнул горе-отец, - ипись оно конем, но должен явиться я чудищу страшенному на третий день моего похмелья!
- Пипец, батюшка! - молвила Сердобольцева и отправила родителя в нокдаун на диван.
А колечко на руке нокаутированного родителя замерцало неподдельными бриллиантами. И тут она не устояла перед соблазнами мерцающими и надела на пальчик безделушку дьявольскую. Всполыхнулось пространство огнями акварельными и плюхнулась Сердобольцева в лужу вонючую. А сверху голос карающий:
"Здоровенькі були, девонька! "
- Пошел ты в пень, хрен невидимый! - воскликнула Сердобольцева и завертела кольцо на пальце.
Понятно, что возврат не сработал, и она так и осталась посреди сада невиданного, теребя колечко из непонятного сплава, но с каменьями драгоценными. А дальше, все как в сказке с самым известным сценарием: набрела на шведский стол, объелась до умопомрачения и пела караоке душераздирающим голосом на столу дубовом, цельнокроенном.
Солнечный зайчик клюнул Сердобольцеву в щеку, а потом в глаз. Она поморщилась, икнула, ощупала руками пространство и поползла к краю кровати, на которой она покоилась, одетая в голубую пижаму с котиками. Разлепив ресницы узрела стакан с рассолом, украшенным соломинкой, и голубую розу.
Часы на стене изображали полдень.
- Меня уволят, - взвыла Сердобольцева и осушила стакан.
Рассол растворил траурные краски и она даже понюхала колорированный цветок, усладивший ее рецепторы.
- М-м-м…
- Вона така ж прекрасна, як твої очі! - прохрипел динамик и Сердобольцева закатила глаза.
- Верни меня домой! - она возвратила глаза на место и осмотрелась.
Комплимент не прошел мимо ушей, поэтому щеки заалели, а в грудях сладко заныло.
- Приготуй вечерю і тоді поговоримо! - выплюнул динамик.
- А по-русски нельзя? - прокряхтела Сердобольцева, вставая. - Вечерю, - повторила она, - эт помолиться штоль?
- Ужин! Но можешь и помолиться, - хохотнуло в динамиках.
- А ты, чудище, настолько страшенное, что боишься мне показаться? - она сунула ноги в пушистые кото-тапки и поскользила в уборную.
- Ну, я, гхм…
- Ладно, - оборвала его Сердобольцева. - Не замуж ведь собралась…
- А почему бы и нет? - осторожно поинтересовался голос.
Она даже споткнулась. Такой расклад в ее планы не входил, но показался заманчивым. Вчера она успела экскурснуть по вилле, с видом на Карибское море, окунуться в бассейн, не раздеваясь, случайно, конечно, но сделала вид, что так и задумала. Помятуя, что чудище невидимое за ней наблюдает, Сердобольцева грациозно вышла из хлорированных вод, демонстрируя тело под мокрыми одеждами. Правда, потом поскользнулась на замысловато-узорчатой плитке и, после серии па, грохнулась о земь. Но выход был эффектный, да. Тем более переместилась она прямо в домашнем легком халатике, на голое тело… Так что успела скромно поманить бюстом, ну, и продемонстрировать растяжку длинных ног.
- Чому мовчиш? - голос волновался и снова перешел на украинскую мову.
- Это предложение? - вопросила она.
- Да! - нагло ответил голос.
- Ну, я, гхм, - промычала Сердобольцева, растерявшись.
Как ни стыдно сознаваться, но это первое предложение в ее жизни. До этого как-то никто не додумывался.
- Встретимся за ужином, - сжалился голос.
И Сердобольцева скрылась в ванной, надеясь, что тут за ней не подсматривают. Но, на всякий случай, на унитазе сидела с гордой осанкой и звуки тщательно заглушала фальшивой песенкой.
Второй раз она растерялась, когда зашла на огромную кухню, за панорамными окнами которой приветливо махали своими лапами пальмы и буйствовали цветы в дизайнерском беспорядке. Готовить Сердобльцева не умела. От слова вообще никак! Сознаваться чудищу не хотелось, а то вдруг предложение назад заберет, а она мысленно уже согласилась.
- Что желаешь на ужин? - смело поинтересовалась она.
- Голубцы и вареники с вишней! - тут же откликнулся голос, громко сглотнув слюну.
- Хочу познакомиться с тобой поближе, - решила увильнуть от готовки Сердобольцева. Ее голос, с придыханием, томился желанием.
Но чудище, видать, больше хотело жрать и желание Сердобольцевой проигнорировало.
- В детстве, - беспардонно начала врать она, - голубцы у нас были под запретом, потому что папенька считал их пищей заморской…
- Тогда на твой вкус.
На ее вкус она виртуозно строгала бутики с колбасой и ловка терла морковку. Так себе пища для прожорливого владельца виллы.
- Нет, нет! - воскликнула она. - Я хочу сделать приятное тебе! - кокетливый взгляд в никуда натолкнулся на собственное изображение в холодильнике.
"А я ничего." - удовлетворенно подумала Сердобольцева и уверенности поприбавилось.
- Мы сделаем так, - воодушевленно начала она, - ты будешь командовать, а я исполнять! Заодно и узнаем друг друга.
Квест по приготовлению голубцов начался. Через три порезанных пальца и ошпаренное запястье в духовке томился чугунок с голубцами, а Сердобольцева с ужасом думала о варенниках. Хоть голубцовский процесс и прошел в дружественной обстановке, и она с приятностью обнаружила в чудище чувство юмора, такт и нежность.
- Обойдемся без варенников, - раздалось сверху. - Можешь идти - одеваться к ужину.
Это были самые прекрасные слова и Сердобольцева бы даже его сейчас расцеловала!
В спальне ее ждало солнечно-лимонное платье от Louis Vuitton и невесомые босоножки Gucci с кристаллами.
Когда она выпорхнула к ужину, то ее встретил сервированный на одну персону стол, который ломился от национального венесуэльского многообразия. Был тут и пабеллин-криольо - этакое ассорти из говядины, риса, черных бобов, сыра и жареных бананов; и карне-эсмечада - мясо тушеное с овощами и специями; креветки в авокадо; устрицы в винном соусе; гуасакача - салатик; куэсильо - пирог с фруктами; море сока: лечоса (папайя), парчита (маракуя), манго, пина (ананас), дыня, гуаяба (гуава), на вчерашнее похмелье - самое то, но Сердобольцева предпочла весьма крепкое пиво Polar. Хотя, чудище поддразнивало ее и говорило, что она весьма залихватски хлестала ром из горла, по-приезду, и предлагало не стесняться и переходить на чиче - местный самогон из риса.
Голубцы, кстати, загадочно исчезли и она не стала уточнять их местонахождение. Гастрономическому оргазму предшествовал легкий разговор с флиртом и юмором.
Чудище узнало, что ее зовут Настенька, а она узнала, что он - Герасим. И танцевала она, и караоке пела, а чудище хлопало и восторгалась, хотя, всегда самой высокой похвалой за ее пение было "Заткнись!".
А вот Герасим пел расчудесно, Сердобольцева даже всплакнула и мурашками покрылась. Еще он музицировал и был интересным собеседником. Настенька даже забыла про виллу, которая уже априори делала его привлекательным и принялась было канючить, чтоб он вышел, но Герасим отправил ее спать, затребовав на завтрак кашу овсяную и ответ на предложение, озвученное ранее.
Сердобольцева и сейчас ответ могла дать, как говорила ее бабушка:"Сколько раз замуж предлагают, столько выходи!" Других предложений не предвиделось, так как Сухомякин, лишив ее возможности его выгнать, испарился сам. Но Настя с загадочным видом пообещала подумать и до утра проворочалась в кровати, надевая на себя "жену чудища".
А утром, под сгоревшую кашу, озвучила свое решение:
- Дам ответ, если только ты сам, глядя мне в глаза, сделаешь предложение! - а потом робко добавила: - Можно даже на одно колено не вставать.
Целый час она шныряла между пальмами в ожидании, пока чудище смелости набирался, а может он там душ принимал, зубья чистил, чтоб поприличнее выглядеть… Но Сердобольцева все равно грохнулась в обморок со словами:
- ТВОЮЖМАТЬ!!!
Потом, конечно, очнулась, когда он на нее водички поплевал и извинялась, пряча глаза за ресницами. Но смотреть на него опасалась, поэтому делала вид, что увлечена флорой и фауной. А так, если спиной стоять, то голос чудища уже вроде как родной. Вчера Сердобольцева даже хотела его за этот голос, когда он "Не забудь" баритонил на украинском.
Наконец, она осмелилась и повернулась. В принципе, он и не страшный, скорее необычный, а если присмотреться получше, то и вовсе мимимишный, на коалу похож. Чего-то за всем этим она чуть его слова мимо ушей не пролила, поэтому уцепилась за одно и повторила голосом от волнения осипшим:
- Заколдован, говоришь?
Выяснилось, что сам он родом с Полтавы, сюда бизнес приехал творить. И влюбилась в него магичка местная, а так как у него сердце молчало в ответ, то отказал он ей, а она со злости заклятие на него наложила - пока не согласится какая красотка, его женой стать.
- Полный звездец! Так бы сразу и сказал! Заклятия рушить - это прям мое призвание! - рассмеялась Сердобольцева, а у самой на душе поганенько стало.
Выходит, этому паршивцу не она понравилась, и предложение он сделал в корыстных целях. Ну и фиг с ним! Зато она будет в роскоши купаться, а потом на развод подаст, с компенсацией. Хотя, у таких козлов и все отобрать не грех!
- Ну, так что ответишь? - вывел ее из раздумий Герасим.
- ДА!!!
И тут как загремело вокруг, вилла под землю ушла, цветы завяли, пальмы высохли, а посреди бывшего бассейна хижина выросла - кособокая мазанка.
- Пипе-ец! Это что было?!
- Ну-у, - протянуло чудище, - заклятие разрушилось…
- ТВОЮЖМАТЬ!!!
Когда Сердобольцева искусственно вышла из второго обморока, чудище вперило в нее маленькие глазки-бусинки и застенчиво спросило:
- Когда свадьба?
- Я хочу домой! - взвизгнула Сердобольцева и... заплакала.
Потом, уже дома, ей стало стыдно за свою истерику. И то, как её поспешно транспортировали обратно, лишь усугубляло её тоску. Сначала она чувствовала себя старухой у разбитого корыта: муж, вилла, беззаботная жизнь помахали ей платочком. Но потом, после текилы и коньяка, ей вспомнился щемящий голос Герасима и его тоскливые глаза, когда она, размазывая сопли, снимала с себя дареное платье и, кутаясь в старенький халат, собиралась домой.
Вместе со всем этим пришло осознание, что не богатств несметных, рассыпавшихся в прах ей жалко. А предательство чудища душу рвет. Что не по любви он ей предложение сделал…
И вот тогда наступило настоящее горе. Его не заглушили ни килограмм пломбира, ни пицца с креветками (непонятно откуда появившиеся в холодильнике), ни осторожно приехавший отец, по-отечески плеснувший ей водки.
- Влюбилась что ли? - недоверчиво спросил он, сунув ей очередной носовой платок.
- Черт знает, - шмыгнула она носом и снова заревела.
- Может, мне, того, съездить к нему, поговорить… по-мужски, - родитель вдруг почувствовал себя родителем и даже приосанился.
- И что ты ему скажешь? - всхлипнула Сердобольцева, но плакать перестала.
В том, что отец собирается за неё заступиться было что-то до боли щемящее.
- Разберемся, - подмигнул отец, потирая интеллигентные кулаки.
- Набить ему морду? - улыбнулась она и громко высморкалась. - Я тебе даже билеты куплю!
- Зачем билеты? - искренне удивился отец. - Вон же кольцо, - он присел на корточки и поднял с пола перстенек.
- Стой! - всполошилась Сердобольцева. - Откуда оно здесь? Я же его с пальца сняла и в него кинула?!
Тут у нее с мороженым и пиццей пазл сошелся.
- Да, какая разница, доча! Ща, я мигом...
Но Сердобольцева уже выхватила колечко из рук отца и умчалась на разборки.
Сад кричал унынием и разрухой, хата скрипела ставнями и навевала тоску. Чудища нигде не было видно...
Но не зря Сердобольцева прожила с Сухомякиным восемь лет, она научилась находить мужика даже там, где его по определению быть не могло. А найти Герасима в подвале в обнимку с бутылью самогона — плевое дело.
Затащить обмякшее безжизненное тело по шаткой лестнице наверх, оказалось гораздо сложнее. Сердобольская даже поцеловала его и потерялась о колючую щеку, воспользовавшись его беспомощностью.
Окинув взглядом сумрак хаты, она решила, что все не так уж плохо. Если убраться, покрасить стены, вот сюда жалюзи, сюда этажерку, цветочки, подушечки... Жить можно!
Уборка затеялась как-то сама собой и через пару часов в хате запахло свежестью.
— Ну вот, - удовлетворённо вздохнула она, вытирая руки об джинсы. - Теперь еда, - она с испугом оглянулась на сиротливую печку с выщербленным боком, и зажмурилась.
Готовить она по прежнему не умела. От слова - вообще никак! Но тут её взгляд привлёк мобильник, притулившийся на краю стола. Черт бы побрал это женское любопытство, но любопытно же! Герасимовский смартфон пестрел отсутствием женских имён, ну, почти отсутствием. Оливия - стрижка, Валюха - уборка, Алёна Борисовна - дизайн и Марисоль - картины, особого подозрения не вызывали. Дышалось все легче и Сердобольцева загуглила заказ пиццы онлайн с доставкой по местоположению.
- Ты мне снишься? — прохрипел Герасим с кровати и приподнялся на локте.
— Хрен дождёшься, чудище страшное! Я твоя самая жуткая реальность!
— Настенька моя, — улыбнулся Герасим. — Вернулась!
— Только, чтобы сказать, какой ты козёл!
— Люблю тебя!
— Ненавижу!
Герасим вдруг скривился и схватился за грудь, хватая ртом воздух. Сердобольцева охнула и кинулась к нему...
— Так почему ты вернулась? - спросил он, когда они, счастливо улыбаясь, лениво поглаживали друг друга в нежной истоме.
— Я подумала, что мне хочется каждое утро слышать твоё: "Добрий ранок!"
и поешь ты здорово, и ты мне не досказал про тот случай на рыбалке и ещё...
Герасим закрыл её рот поцелуем, а потом выдохнул в ухо:
- Значит, ты согласна быть моей?
— Да! - уткнулась ему в шерстяное плечо Сердобольцева, чувствуя, что она дома.
Пол вздыбился, подкинув кровать и парочку на ней, стены рассыпались и воздвиглись заново, сверкая золотом и зеркалами. Вилла вернулась.
— Ну, вот такое хитрое двухуровневое заклятие, — пожал плечами жгучий брюнет с зелёными глазами, потирая ушибленный бок, и крепко прижимая к себе Сердобольцеву. — Но ты же не передумаешь? — в его глазах плеснулся страх.
— Даже не знаю, — протянула Настенька, потрогав пальцами его щеку. — Я уже полюбила чудище...
Резкий вздох.
— Но так тоже сойдёт!
Звонок разорвал идиллию.
Герасим удивлённо приподнял бровь.
— Доставка пиццы, — мурлыкнула Сердобольцева. — Из меня кухарка никакущая!
Потом, в браке, Сердобольцева расцвела борщами и галушками, но Герасим всегда вспоминал её голубцы, которые она так насолила, что реанимации они не подлежали.
Ну и, конечно, любил и берег он свою Настеньку, которая всем сердцем полюбила чудище страшное за душу и любовь его.
Вот и сказочке конец, а кто ее прочитал, тот молодец!
Автор Алиса Атрейдас