(из баек Ивана Плотникова)
Меня, знаешь, как в деревне величают? Иван Иваныч младший. Зовут так потому, что был еще старший Иван Иваныч, батя мой. Его уж лет 10 как в живых нет, а помнят. Все колодцы в деревне он рыл да и еще много чего тут делал. Я тебе рассказывал уже.
У меня вообще такое впечатление имеется, что кроме нас с батей, в округе мужиков не осталось. Деды, бабки и дачники, которым пузо за ягодой нагнуться мешает. И хочет он раскланяться с тобой в уважуху, да арбуз с утра проглотил целиком, в талии препятствует.
В деревню приехал Иван Иваныч младший и пошел нарасхват. Одному дров наруби, другой – одновременно – грядку вскопай, с третьим выпей, четвертой мужа замени. Все параллельно. В каком-таком смысле замени?! Замени – осемени, оголодала девка по женской части! Вот в каком смысле. Денег дома много, мужа дома мало.
О чем и говорю, что мужики в деревне кончились. Неурожай мужиков. Маши, Иван Иваныч, своим предметом, как шахтер в забое руду долбит. А что еще с ней делать, если эта дачная мадемуазель перед тобою попой крутит, как хулиган – ножичком?
Вот и трудись, Иван Иваныч, за всех мужей родной сельской местности. И вот, значит, шумлю это я с очередной затосковавшей курортницей. Слышу, на улице шумят еще хлеще. Явно не просто муж вернулся, а взбунтовались почему-то бабушки деревенские.
Высунул я нос в дверь, аккуратно, так чтобы крапивой по фигуре от старушек не прилетело. Вежливо интересуюсь сутью проблемы: то есть, какого лешего граждане беспокоятся?
А у нас по центру села часовня три века стоит. Кладбище при ней функционирует, на погосте пленный один прислуживает. БОМЖик прибился, за порядком на могилках следит – кормежку отрабатывает. Старушкам нашим все равно, кого кормить: хоть меня, хоть БОМЖа, хоть птичек. От него и пользы больше.
И вот это чудо-юдо кресты собрал с территории, которые у людей после установки памятников брошены. А что с ними делать, не знает: выкинуть на помойку рука не поднимается. И стоит, как Сын Божий перед Голгофой, весь в крестах.
А я 50 лет здесь живу, и еще ни одного события не видал, какое б наши бабульки пропустили. Им нитку в иголку не вставить самим, зрение не позволяет, но что случилось в деревне и ее окрестностях, увидят еще до того, как оно случилось.
Вот они на этого крестоносца со всех сторон и слетелись с шумом и гамом, клюют его и того гляди, вот-вот и распнут, благо кресты под рукой.
Как раз к нам батюшка приехал службу провести в часовне. Вовремя поспел, а то б еще чуть-чуть и отпевать пришлось бы новопреставленного раба Божия. На силу отобрал у богомолок БОМЖика.
-Батюшка, - тот, едва отдышавшись, спрашивает, - а что все же с крестами делать?
-А сожги их, сын мой.
-Как сжечь? – спрашивает жертва народного гнева, с ужасом осознавая, что костра ему теперь не избежать.
-Да так и сожги. Огнем. – ответил поп и значительно – для всех – добавил, - Благословляю.
И перекрестил лоб этому крестоносцу. Увидев, что батюшка процесс одобрил, бабушки мгновенно прекратили свою революцию и, подобрев на глазах, потянулись в часовню на службу. Наш пленный тем временем изумленно вертел в руках неведомо как оказавшиеся у него в карманах три вареных вкрутую яйца и бутерброд с ветчиной.
Деревня полна чудес, это называется. То убьют насмерть ни за что, то накормят до отвала, просто так.
С испуга этот работник сжег бесхозные кресты быстрей, чем пламя горит. Служба еще не закончилась, а он, весь чумазый, уже торчит у дверей.
Вышел батюшка. Увидел этого кекса и спрашивает, улыбаясь:
-Ну что, сын мой, больше не обижают тебя?
-Нет, батюшка. Я уже все сделал.
-Ох, так ты еще и работник хороший?
-Стараюсь.
-Ну, благословляю тебя. Пойдем-ка со мной.
И достает из «Мерседеса» своего бутылку «Кагора» манерную. Я такую в магазине видел: тысячи полторы стоит.
-На, - говорит батюшка, - Тебе за работу и нервы потраченные. Напугали тебя бабушки наши?
-Да нет, они добрые.
-Ага, - кивнул поп, зевнул, перекрестился и уехал обедать.
Вечером бабушки втроем подбирали в центре деревни тело вусмерть пьяного, обкагоренного трудника.
-Что ж ты, сынок, так надрызгался-то? – причитали они.
-Батюшка благословил! – важно поднял вверх указательный палец «сынок» и окончательно рухнул в придорожную пыль.