***

Даня Бортман
Я поймал ее взгляд и утонул, растворился в нем. Я никогда и нигде не видел таких чистых, голубых, сияющих глаз. Я плыл, словно в океане без дна, а искрящиеся блики на поверхности танцевали вокруг меня. Прошло много времени, прежде чем она взяла меня за руку и тихо сказала:
- Пойдем.
Мы шли, держась за руки, и она то принималась говорить о чем-то, то замолкала и слегка сжимала мою ладонь. Она была хорошим рассказчиком – я до сих пор помню наизусть все, что услышал от нее тогда. Сам же я не произнес ни слова, казалось, продолжая тонуть в ее глазах. Улица сменялась улицей, дома, мосты, кафе, магазинчики – все это оставалось позади, а мы все шли, шли и шли. Словно время замерло, давая нам возможность нагуляться всласть.
На следующий день я позвал ее в кино. Она с удивлением переспросила, а я четко ответил:
- В кино.
Мы снова держались за руки. Она говорила о том, как ей нравится фильм и актеры, какие у них проникновенные голоса, берущие за душу и заставляющие им верить. Я думал, как ее поцеловать. Я гладил ее волосы и любовался ее глазами, когда она отворачивалась от экрана, чтобы взглянуть на меня. Она улыбалась.
Я шел домой счастливый, а рядом шла она. Я хотел сказать, как я ее люблю, но ее глаза сияли ярче моих, и я понимал, что слова не нужны.
Шли дни, недели, месяцы, она по-прежнему была с мной. Мы гуляли, ходили в музеи и на выставки, еще два раза были в кино. Как-то раз она повела меня в магазин и долго выбирала там платье. Я старался честно говорить, нравится ли мне очередной вариант. Наконец нашлось то самое, очень красивое платье желтого цвета. Она была в нем великолепна. Я долго говорил ей, как оно хорошо на ней сидит, как подчеркивает ее фигуру, а она просила говорить еще и вертелась перед зеркалом. Потом подошла ко мне, обняла и сказала:
- Ты –лучшее, что у меня есть.
Еще у нее был золотистый лабрадор-ретривер Флинт. Он радостно махал хвостом, когда я приходил и долго смотрел вслед, когда я уходил. Он любил, когда я одной рукой обнимал его хозяйку, а другой гладил его по голове.
Однажды вечером мы гуляли втроем, когда на выходе из сквера к нам подошли четверо нетрезвых ребят. Флинт сразу заворчал, а они спросили, где я подцепил эту смазливую телочку. Пока я пытался сообразить, что им ответить, двое начали приставать к ней. Я помню, как она сжала мою руку и как мой кулак летел к скуле ближайшего из подонков.
Я открыл глаза. Она сидела у моей кровати, а на тумбочке лежала авоська с апельсинами.
- Самые спелые апельсины, какие смогла найти.
Мне хотелось спросить, чем все закончилось в тот вечер, но она лишь ласково улыбалась в ответ и гладила меня по голове. Я еще несколько дней провел в больнице, и, когда ее не было рядом, ел принесенные ею апельсины.
После выписки я купил кольцо и сделал ей предложение. Мы гуляли с Флинтом по набережной. Она была в том самом желтом платье. Она согласилась. Мы долго целовались и еще дольше стояли, обнявшись, и смотрели на волны. Я вспоминал, как утонул в ее глазах, в первый раз увидев ее. Она чутко гладила меня по щеке ладонью, слегка касаясь ее пальцами. Потом она ушла домой. Я стоял у ее подъезда и смотрел, как она, держа Флинта за ошейник, открывает дверь и продолжает держаться за него, медленно поднимаясь по лестнице.
Меня кольнула странная мысль. Неужели она ничего не видит? У нее такие живые глаза…
Всю ночь я думал об этом, а утром обнаружил Флинта одного в ее квартире. К его ошейнику была прикреплена записка. Ее почерк:
- Жаль, мне не суждено увидеть своего счастья.
***
10 лет я тону в ее глазах и не могу достать до дна. Жаль, мне не суждено утонуть.