Коллеги-геологи знали Петровича, как страстного охотника и рыболова. Была у него ижевская двустволка–вертикалка, которой он очень дорожил, холил ее и, уходя в лес или выезжая в поле, непременно брал с собой.
Зимой, когда сотрудники института, вернувшиеся с полевых работ, обретали, наконец, статус городских жителей, занимаясь камеральной обработкой полевых материалов и подготовкой отчетов по завершенным работам, выходные свои дни, - субботу и воскресенье посвящал Петрович охоте.
Поднимался затемно, - часов в пять, осторожно, на цыпочках, чтобы не потревожить жену и ребятишек, шел в ванную, наскоро умывался, обтирался по пояс холодной водой, торопливо пил чай и, прихватив с вечера заготовленное снаряжение, уходил из дома.
Шел, не торопясь, по темным городским улицам, вдыхая морозный воздух, забросив на плечо рюкзак с торчавшей из него разобранной и зачехленной двустволкой. Первый автобус увозил Петровича за Ингоду, - на окраину города. Оттуда уже видно было, как вздымалась вверх поросшая лесом горная гряда. Еще с час скрипел Петрович унтами по присыпанной снегом дорожной обочине, пока не подходил, наконец, к черневшему в ночи лесу.
Вот отсюда, - с этой опушки и начиналась та сладостная цепь ощущений и впечатлений, ради которых поднимался Петрович в такую рань. Сняв рукавицы и опустив рюкзак на снег, расчехлял, собирал и заряжал он свою двустволку, рассовывал по карманам запасные патроны. Много патронов Петрович с собой не брал. Знал уже по опыту, что если попусту их не жечь, то за целый день хождения по лесу удастся выстрелить лишь раза три-четыре, иногда - и того меньше. Поэтому брал с собой зарядов пять-шесть, - по два со средней и крупной дробью и один-два с пулей, - так, на всякий случай.
Закинув за спину полегчавший рюкзак и вскинув за плечо ружье, по чуть заметной прогалине углублялся Петрович в ночной лес. Чем дальше уходил, тем все тише и тише становилось вокруг, слышался только хруст снега под ногами, да собственное дыхание. Но это только казалось так. Стоило только приостановиться и прислушаться, как лес оживал.
Вот скрипнуло где-то дерево, - видно, шевельнуло ветерком вершину. Вот где-то далеко рухнула наземь неустойчиво прислоненная лесина, - наверное, под тяжестью навалившегося снега. Гулко пронесся над лесом дробный перестук, будто кто-то часто-часто заколотил палкой по сухому дереву. Испуганно вскрикнула над головой птица, захлопала крыльями, полетела невидимая в непроглядной еще темноте прочь от тропинки.
Затрещал вдруг невдалеке валежник, зашуршали кусты. Это ночевавшие среди кустов косули, затаившиеся и настороженно подняв головы ждавшие, когда затихнут вдали человеческие шаги, услышав, что он остановился, не стали испытывать судьбу, - оставили нагретые лежки, помчались прочь от опасного соседства.
Петровичу интересно, - верно ли он понял раздавшийся шум. Может быть это и не косули вовсе, - а кто-нибудь другой? Держа двустволку наготове, сходит с тропы, вглядывается в полумрак, осторожно, стараясь не шуметь, идет по направлению услышанных звуков. Впереди стеной чернеет кустарник.
– Нет, - думает Петрович, - еще слишком темно. Ничего я здесь не увижу. Но продолжает идти, раздвигает локтем кусты, протискивается через них, выходит на небольшую, скрытую кустами полянку. На дальнем ее краю, на снегу виднеются два черных овальных пятна.
- Так вот где вы ночевали, - удовлетворенно бормочет, улыбается Петрович. Ставит оружие на предохранитель, закидывает на спину, уже без опаски шагает к лежкам. Присев на корточки внимательно рассматривает "косулины постели", щупает их ладонью. Снег протаял здесь до самой земли. Жухлая прошлогодняя трава примята и отдает теплом. Снеговые края ложа покрыты тонкой, еще влажной ледяной корочкой.
Петрович встает, оглядывает поляну. Видит: рядом с лежками – катышки козьего помета, вся поляна испещрена козьими следами, обгрызаны самые тонкие, сладкие веточки кустарника по окраине поляны, снег изрыт копытами.
- Еще и кормились здесь. - Петрович, ловит себя на мысли, что вот различимы уже и веточки кустарника. Смотрит на небо. Светает. Нужно торопиться. Возвращается к тропе, и уже не отвлекаясь ни на что, торопливо шагает в глубину леса.
*
Чита хоть и областной центр, но городишко, в общем-то, небольшой, с трех сторон окруженный залесенными сопками. Только со стороны аэропорта открывается широкая плоская равнина. Лес подступает к городу почти вплотную, и зимой, когда люди заходят в лес относительно редко, лесные обитатели смелеют, - выходят на самые городские окраины.
Заедет, бывало, Петрович зимой на свой дачный участок на берегу Ингоды за пригородным поселком Антипиха, а он весь истоптан косулями, испещрен заячьими следами. Да и чему удивляться, - за замерзшей Ингодой, метрах в двухстах начинается лес, в котором зимой люди почти не появляются. Разве что вот такие, как он сам.
А леса пригородные обитателями не бедны. Живут там косули и зайцы, колонок, горностай и ласка, белка - в изобилии. Подходит, порой, к окраине леса благородный изюбрь, – краса и гордость местных лесов. Заехал однажды Петрович с семьей на своих «жигулях» в глубину леса в поиске грибов. Остановился на поляне. Оставил домочадцев в машине, а сам решил быстренько пробежаться округе, посмотреть, - есть ли грибы. Так вот пока он ходил, выбрел на поляну олененок. С любопытством стал разглядывать неведомое чудо. Затаившиеся в машине жена Петровича и ребятишки имели при этом возможность рассмотреть молодого красавца. Тот сиганул в лес, лишь услышав шаги подходившего Петровича.
Встречается лисица и рысь, водится росомаха. И что самое удивительное, - возле самого города водится в лесу соболь. Петрович долго не верил в это, считал, что все это охотничьи байки, пока однажды ему не подфартило. Но это уже особая история.
Водятся в лесу и медведи, - и не так далеко. Однажды летом километрах в четырех от города увидел Петрович на берегу лесного ручья отпечатки медвежьих лап с огромными когтищами, поневоле заоглядывался по сторонам. Но бог миловал, - не встретились.
Другой раз с семьей ездил он по бруснику. Это, правда, подальше, - километров за десять. Так вот наткнулись они там на объявление, укрепленное на сосне перед лесной поляной. Размашистыми буквами на фанерке было начертано: "Граждане, будьте осторожны! В этом районе бродит раненый медведь". И подпись, - "Областная охотинспекция".
Трухнули, конечно, - ведь и оружия с собой не было. Но был фотоаппарат. Уж очень привлекательный сюжет. Быстренько сфотографировались на фоне сосны с объявлением, в машину, и – подальше от греха!
Сейчас, - много лет спустя, порой разглядывает Петрович этот снимок, - живое свидетельство «таежной храбрости» своего семейства. Напряженные лица жены и ребятишек, хорошо различимые слова объявления: «…будьте осторожны! В этом районе бродит раненый медведь». Счастливое время ушедшей молодости!
А из пернатых водятся в окрестных лесах и глухари и тетерева, ну и, само-собой, - рябчики. Этих, можно сказать, - полон лес. Есть, наверное, и волки, как же без них. Правда, волков Петрович в лесу не встречал. А по следам разобраться трудно, - он в этом деле еще не профессор, волчьи следы от собачьих отличить не может.
Дело в том, что городские бездомные собаки тоже не прочь поохотиться в зимнем лесу. Собираются в стаи и шныряют по лесу, - гоняют зайца. А если выйдут на охотничий путик, то можете быть уверены, - повытрясут добычу и из капканов и из петель. Тоже, впрочем, не без риска, - бывали случаи, и не редко, когда и сами попадали в петли.
Для охотника встреча в глухом лесу с такой одичавшей собачьей стаей небезопасна, может быть даже опаснее, чем встреча с волками. Особенно, - если собаки крупные. Они к человеку привычные, человеческие повадки им знакомы, они сильно-то его не боятся, особенно, если в стае. Их не испугаешь ни красными флажками, ни, даже горящей головешкой, - огонь они тоже видели в своей жизни не раз. Здесь спасение только в ружье.
Опасается Петрович еще и другой напасти. Не лишена охотничьего азарта еще одна категория жителей городских окраин, – вездесущие пацаны. Их тоже, несмотря на стужу, гонит в лес любопытство, охотничья страсть, а порою и нехороший меркантильный интерес. Они тоже собираются в маленькие ватажки, – человека по три-четыре, и идут в лес. Нет у них ни ружей, ни, чаще всего, даже и родительского разрешения на такой поход. Но кое-какая охотничья снасть имеется, - чаще всего – петли.
Наготовить петель для них, – раз плюнуть. Раздобудут где-нибудь старую автомобильную покрышку от грузовика, прикатят ее на опушку леса подальше от родительских глаз, разведут костер и туда ее. Пока выгорает резина и тканевый корд, распространяя вокруг копоть и зловоние, суетятся пацаны у костра, поддерживают огонь, помогают палками поскорее прогореть резине. А сгорит покрышка и вот вам, – лежит на кострище целая бухта отличной мягкой отожженной проволоки - металлический колесный корд. Материал - само то для заячьих петель. Дай только остыть.
В ватажке непременно есть вожак, заводила, – этакий деловой и смелый сибирячек, разбирающийся уже и в звериных следах, и в приемах охоты. Обычно - сынок какого-нибудь охотника, не раз уже бывавший с отцом в лесу. У него вон и бокорезы в кармане, - из отцовского инструмента. Кажется, теперь только отмеряй куски проволоки на размах рук, откусывай, да крути петли.
Ан нет, знает уже заводила, что в такую петлю из прокопченной вонючей проволоки заяц не сунется, - за версту учует. И потому посылает своих товарищей с длинными кусками проволоки к ближайшей березе, чтобы они потерли ее о ствол лесины, стерли копоть, перебили запах горелого металла лесным запахом. Те беспрекословно выполняют указания знатока, - пыхтят, стараются. Лишь только после этого показывает им заводила, как крутить петли.
Через пару часов грязные и прокопченные, как черти, но довольные, даже, можно сказать, - счастливые, возвращаются чада к родительским домам, прячут по углам петли, придумывают, как оправдаться перед матерями за испачканную одежду. А ведь надо еще на завтра харч добыть.
А утром, не слишком, конечно, рано отправляются ребята в лес ставить петли. Идут гуськом, – тоже натаптывают свой путик. Само по себе все это и не плохо: пусть себе ребята привыкают к лесу, закаляются на сибирском морозе, познают природу. Смотришь, и в самом деле, попадется зайчишка в их петли, - тогда вообще полное счастье.
Плохо только, что петель своих они обычно не снимают. Или позабудут, где поставили, или потеряют путик свой из-за обильного снегопада. А то и просто потеряют интерес к такому времяпрепровождению, особенно, если удачи нет. Остаются их петли в лесу на всю зиму, уходят в лето. Попадают в них лесные зверюшки, и пропадают зря. Настоящий охотник так не поступает. Он непременно снимет свои петли в конце сезона.
И не дай бог, когда такая ребячья ватажка наткнется в лесу на чужой охотничий путик. Ничто не удержит их от соблазна пройтись по нему. И тут уж, - пиши пропало и добыче, и охотничьим снастям. Петли может быть еще и оставят, если в них нет добычи, а вот капканы - соберут непременно. По этой-то причине и остерегался Петрович ребячьих охотничьих ватажек.