рассказы из глубинки
Когда-то наше село Ивантеевка, что затерялось в алтайской глубинке, было моноэтническим. Если не считать в нем две семьи чувашей Ивановых, немца Груммета и татарина Зиятдинова. Все остальные люди в нашем селе были титульной нации. Даже украинцев, присутствие которых в каждом населенном пункте дело, в общем-то, всюду привычное — не было. Годы преобразований, однако, расцветили национальный ландшафт нашего села пестрым ковром. Кого у вас в селе теперь только нет. Тут тебе немцы, корейцы, китайцы, узбеки, армяне, азербайджанцы, марсиане, венерианцы, меркурианцы, представители Юго-Восточной Азии... Есть даже негр из республики Конго. Моис Чомбе. Всяк со своим промыслом и со своей национальной кухней.
И если раньше две улочки у нас в обиходе назывались «Симбирская», заселенная симбирскими переселенцами (а их, симбирских, у нас еще сюзянами звали), и Курская, а других — не было, то теперь есть Китайская, Марсианская, и даже две маленькие улочки, в шутку названные проспектами — Левы Данаяна и Навои. Что до Навои, то все тут понятно, а что до Левы — то это был известный на всю нашу округу бригадир шабашников еще с доперестроечной поры.
Такой вот теперь в селе этнический ландшафт.
В соседях у меня живут марсианец Цхань и меркурианец Бабулия.
Бабулию наши мужики зовут Бабулей.
И в этом факте никакой ксенофобии нет. Так в деревне заведено, что она испокон веков наполовину ходит в прозвищах и кличках — и никаких обид в этом никто никогда не видел и не видит.
А что до Бабули, то наши мужики смотрели фильм с Леонидом Куравлевым, у которого, помните в нем, есть такая занятная фраза «Бабуля, бабуля! А что бабуля?»
От кино этого это и пошло.
Попали в наше село все они разными путями. Тут тебе и репрессии, и депортация, и беженцы из Казахстана.
Я, повторяю, не страдаю ксенофобией — дескать, черт вас принес! Рассея — она большая. Даже если американцы у нас шельф возьмут — и то вон, сколько нам ее еще останется земли. Я любезен со всеми и дружелюбен.
В разговоре как-то Бабулию пытаю: мол, друг дорогой, скажи — тот приехал в наши края так, этот так, а что тебя привело в наше село? Что подвигло?
В чем причина?
Простое человеческое любопытство стало меня распирать.
Действительно, интересно же. Тот вот — беженец.
Витаутас вот, «брат» у него кличка — климат в Прибалтике ему не подходит, сырой.
Роковая, отвечает мне Бабулия, любовь привела меня сюда. Хочешь, говорит, историю расскажу?
Хочу!
«Она суперстар, супермодель, само собой — певица, ее обожает и любит народ, папа — банкир, представитель Совета федерации…
Любовь у нас с ней — сил нет. Но вот препятствие — конфессии у нас разные. А у нас это… — и он чиркает ладонью по горлу, — вот как это дело строго…
Независимость тут еще наша область ( а у них там, не гляди что Меркурий и они ближе к Солнцу, все как у нас) обрела...»
Одним словом история вам — Тристан и Изольда…
Три дня он мне эту историю рассказывал.
В стихах. Как Джамбул. Жалею, что только без домбры.
Три полторашки пива ради этого дела я ему, сердешному, споил. Четыре вечера в гости к нему с тетрадкой ходил, эпос его записывал. Даже телевизор не смотрел.
Цханю потом рассказываю: у-у-у! — мол, какой записал я эпос, хоть в альманах «Алтай» неси. Зачитаешься.
Тот мне: «Врет. Прячется. Поверь моему опыту».
Да?
Да!
…
Ну, ему коммерсанту конечно виднее, чем мне.
Я что? — я за что купил, за то и продаю.