Прошло около десяти лет. Жизнь в селении очень сильно изменилась. Как вихрь, налетели девяностые, перевернув всё с ног на голову. Кто-то из жителей сумел за это время приспособится к новым веяниям, даже свои дела завёл. Кого-то времечко совсем выбило из седла, и он опустился на самое дно. Были и те, кто отчаянно барахтались в водовороте новой жизни, не находя своего места.
Егор Бовин приватизировал МТС - переименовал её в «Автосалон», окончательно отодвинув отца. Тот, оставшись не у дел, в разговоре с такими же, никому не нужными пенсионерами, сокрушался:
-Никогда не думал, что мой лодырь станет хозяином жизни. Как же я в нём ошибся... Этот хлыщ переплюнул даже своего деда-комсомольца.
Николай Никифорович в большой обиде был на сына, и жалел о том, что в своё время пристроил его в подручные дяде Паше: Егор перенял у того всё, что можно, и даже превзошёл учителя. Бовин-сын мог починить любой транспорт, начиная от трактора «Кировц» и заканчивая самой крутой иномаркой, поэтому клиентура у Егора Николаевича никогда не переводилась, и с деньгами проблем не было, несмотря на трудные времена.
Но и на старуху бывает проруха: сын Егора - Геннадий, попал под следствие из-за группового изнасилования местной «ночной бабочки» Веруньки Ивлевой. Как Егор Николаевич не старался уладить дело - ничего не вышло: новоявленный «барин» Сидоркин, у которого всё было схвачено, за всё заплачено, положил глаз на его «Автосервис». Сидор даже пытался учинить рейдерский захват, но работники сервиса во главе с Егором Николаевичем отстояли. Вот «барин» и оторвался на Бовине по полной в деле его сына.
Мирного решения с Бовиным-младшим не получилось: хотя Верунька Ивлева была готова забрать заявление — ей просто не позволили сделать этого. Генку осудили на меньший срок, чем двух его дружков, как несовершеннолетнего, и отправили в колонию для малолетних преступников.
После этого Егор Бовин вообще отбился от дома: он во всём винил Катерину, доказывая свои обвинения пьянкой и кулаками.
Была ещё одна причина тому, что Егор пошёл в разнос: он, как говорят предложил свои руки и сердце Глафире Горыниной, но та лишь посмеялась над ним.
-Ну и зачем мне муж? - интересовалась она у Бовина. - Штаны с носками стирать? Меня и приходящий мужик вполне устраивает: и скандалов семейных нет, и забот — минимум.
-Мы бы с тобой могли ребятёночка замутить, - робко предложил Егор - с этой женщиной у него никогда не хватало смелости «брать на горло».
-Ребятёночка?! С тобой?! - открыто захохотала Глаша. - Страшно даже представить, что из этого получится! Второй Генка Бовин?... Нет уж, уволь: мне сын без надобности — мне девонька надобна.
-Можем и девчонку отчебучить, - нахмурился Егор. - Всё в нашей власти.
-Да у тебя всё как-то пацаны выходят, - выдала Глафира, ничуть не удивив Егора своими познаниями - порой ему казалось, что эта ведьма видит всё на два метра под землёй.
- Нет уж! - добавила ведьма, поблёскивая своими колдовскими глазами. - Девчонку я буду рожать от Петруши Венгерова! И умница получится, и красавица.
Бовин плюнул со злостью и ушёл от полюбовницы, проклиная Петруху на чём свет стоит: и тут Венгеров перешёл ему дорогу.
Почти неделю жил у себя в «Автосервисе», отказываясь и домой возвращаться, и Глафиру навестить, хотя та и недвусмысленно намекала на это.
-Видимо, ведьме понадобились бесплатные рабочие руки, - со злостью думал Егор. - А вот накося выкуси!
Почему он стал называть Глафиру ведьмой? Просто вспомнил рассказ деда Матвея, что он анадысь видел, как Глафира летела после двенадцати ночи на метле в сторону кладбища. Матвея тогда подняли на смех, как всегда приняв его рассказ за привычное балагурство.
-Устарела уже метла, дед! - сказал кто-то из невольных слушателей. - Вот если бы ты сказал, что она летала на пылесосе — я бы может и поверил.
-Хотите верьте - хотите не верьте, - пробурчал в ответ Матвей. - Проверить легко: она не первый раз такой променад устраивает.
Егор нигде не находил успокоения, словно его кто проклял. За что бы он не брался — всё выходило наперекосяк. Даже бабы, которых он столько лет обеспечивал, или бросали его, или предавали. Светка Иванова завела себе нового хахаля — почти на двадцать лет старше и, выскочив за него замуж, переехала в соседний район. Валентина тоже указала ему на дверь, перестав верить всем его обещанием и объявив во всеуслышание Егоркой-брехуном.
Верой и правдой служила только Маринка Удалова: верила и преданно ждала, удивляя Егора своим терпением и любовью. Но к ней Егор уходить не собирался, да и не обещался никогда.
К Глафире, конечно, он бы ущёл от ставшей ненавистной Катерины - даже не оглянулся бы ни разу, только Глаше он был не нужен, как муж, а её рабом ему быть надоело. Осознание этого и обижало, и злило, и одновременно тянуло к этой женщине ещё больше. Только напившись он немного забывался и к нему возвращалась и жизнь, и память, и ощущение свободы.
Бовин вынужден был вернуться к жене. Но это была не жизнь, а сплошные мучения и для Катерины, и для него. Всё чаще и чаще он избивал жену, и та, во время его запоя, пряталась сначала по соседям, потом где-нибудь на окраине села, где стояли пустующими несколько домов, хозяева которых или перебрались в город, или умерли.
В один из зимних дней, когда Бовин вновь запил, Катерина просто уехала в соседнюю деревню к школьной подруге с которой они не переставали общаться. Вернулась домой через три дня, и возле порога дома нашла окоченевший труп мужа. Молча стояла она, подперев щёку руками и смотрела на посиневшее лицо мужа, на его скукоженную фигуру и ничто не шевельнулось в её душе — ни жалости, ни сострадания. На её лице не дрогнул ни один мускул.
Ни слезинки не проронила Катерина и во время похорон. Соседки шептались, осуждая её:
-Хоть бы для приличия слезу уронила! Сидит, как истукан... Пусть покойник был ни самый лучший мужик, но всё-таки - муж! Столько лет прожили бок о бок, сынка народили...
Кто-то добавил:
-Сынка-уголовника...
На него зашикали. И разговоры прекратились, только слышна была негромкая молитва батюшки, отпевающего раба Божьего Егора.
Почти через год Глафира родила себе дочь. Родила от того, кого хотела, даже не сообщив Венгерову, что дочь от него. Роды были трудные: то ли возраст был у бабоньки критический, то ли девчонка не хотела являться в этот мир. Пришлось вести в область, где ей сделали кесарево сечение.
Селяне пошептались-пошептались, делая предположения кто отец этого дитяти, но вскоре прекратили мыть кости женщине, от которой были в некоторой степени зависимы: после смерти Калерии Степановны, вся её практика перешла к Глафире, которая теперь не только гадала, но и лечила, и по секрету сказать, не гнушалась чёрной магией. Может дед и не так уж был неправ, разнося байки о её полётах на метле в ночное время?
Ещё в большее сомнение Глафира ввела рассказчика, когда однажды встретила его на узкой дорожке и пригрозила:
-Если не прекратишь болтать, старик, я не посмотрю, что ты дед моей дочери Милочки! Так нашепчу на тебя — мало не покажется!
-А я что? - не на шутку испугался Матвей. - Я ничего... Летай себе на здоровье, коли тебе приспичит... Мешать не стану — не моя это епархия.
Продолжение:
http://proza.ru/2019/07/03/892