Казалось бы какое отношение имеет это женщина к моему повествованию? На первый взгляд никакого. Но при более пристальном рассмотрении становится ясно, что в таких небольших поселениях, где происходит моё повествование, столько невидимых нитей связывающих многих и многих её жителей, и поэтому Глафира тоже сыграет свою роль в жизни наших героев.
Мать и дочь Горынины появились в селе в самом начале весны, когда весенняя капель не успела ещё схлынуть, а дороги, оттаивали днём и подмерзали ночью. Весна в средней полосе России, зачастую, начинается только в апреле месяце. Вот тогда Горынины и появились в селе.
Впрочем, жители не сразу поняли, что эти женщины близкие родственницы, потому как были совсем не похожи друг на друга.
Старшая из Горыниных — Калерия Степановна - женщина степенная, высокая, худая, слегка сутулая от тяжёлой работы, с седыми прядями, выбивающимися из-под платка, с глазами не соответствующими старческому облику: ярко-голубыми, порой сверкающими влагой, как два голубых бриллианта.
Младшая — Глафира, среднего роста, подвижная, с волосами почти чёрными и с чёрными же, цыганскими глазами, как в песне «Очи чёрные, очи страстные».
Обе женщины, не смотря на свой неопределённый возраст, весьма интересные, можно даже сказать красивые.
Селяне встретили новоявленных с настороженно, но в гостеприимстве отказать не посмели. Горынины сняли на окраине половину дома, состоящую из двух комнат и маленькой кухоньки, вмещающую в себе кухонный стол, парочку стульев с высокими спинками, плиту и небольшой холодильник.
Хозяйка дома хотела взять с них квартплату за полгода, но Глафира сказала, что для начала они заплатят только за два месяца, а, если всё сложится нормально, то они потом заплатят за целый год.
Прошло почти два месяца и Глафира явилась в кабинет к директору совхоза. Если сказать, что Виктор Андреевич был слегка удивлён этим явлением - это ничего не сказать, он был шокирован поведением женщины: ни тебе стеснения, ни тебе смущения, разговор на равных. Такого себе не позволял ни один из жителей села - даже дед Матвей, хоть и подтрунивал над ним за глаза, а в глаза всё больше молчал, иногда кивая головой в знак согласия.
Поздоровавшись и представившись, Глафира сказала:
-Я слышала, что у вас освободилась должность лесника.
-Да, это так, - усмехнувшись в усы, ответил директор. - А что?
-Я могу занять эту должность, - как утверждение, а не просьбу, изложила странная женщина со жгучим взглядом.
-Хм, - произнёс Виктор Андреевич, подозрительно оглядывая не атлетическую фигурку женщины. - Я и мужика не каждого возьму на эту должность, а уж бабу... Прошу прощения — женщину, тем паче.
Глафира поднялась со стула, на который уселась не дожидаясь приглашения хозяина кабинета.
-Выйдем во двор - поговорим на свежем воздухе, - предложила она, глядя прямо в глаза мужчины и у того почему-то побежали мурашки по спине.
В ответ он вновь усмехнулся, не понимая, что хочет доказать ему эта женщина, представившаяся редким именем Глафира.
-Выйдем, - согласился директор, решив заодно сделать небольшой перекур.
Едва он закурил сигарету, сходя с крыльца к женщине, ожидающей его, как та поинтересовалась:
-Что это за конь, которого обихаживал несколько минут назад пожилой мужчина?
-А это как раз конь нашего бывшего лесника, - ответил Виктор.
-Прикажите конюху вывести его, - попросила Глафира.
Не говоря ни слова, директор рукой поманил к себе Власова, который следил за несколькими лошадьми из совхозной конюшни и и сказал ему:
-Иван Петрович, выведи-ка нам сюда Гнедого.
-Взнуздать? - поинтересовался тот.
-Не нужно, - посмеялся про себя директор, зная норов коня и предвкушая поражение наглой бабы.
Глафира без страха подошла к бившему копытом животному, обвила его морду рукою, словно обнимая, что то пошептала ему и вскочила на круп коню так, словно всю жизнь занималась именно этим. Плотно обхватив бока гнедого ногами, схватив поводья, женщина что-то гортанно выкрикнула и конь понёсся вниз по улице, едва не сшибая зазевавшегося прохожего.
-Ну, всё, - выдохнул Власов, - сломает себе бабонька шею!
-Думаешь сломает? - неожиданно засомневался директор.
-Как пить дать! - ответил конюх.
Но женщина ничего себе не сломала, а вернулась назад минут через семь живёхонька-здоровёхонька, да ещё с охотничьим карабином в руке.
-Видать по твою душу, Андреич, - предположил Власов. - Можа участковому звякнуть?
-Нам ли с тобой, старым воякам, женщин бояться?! - запротестовал тот. - Поглядим, что дальше будет.
Глафира спрыгнула с коня, бросая поводья Власову, достала из рюкзака пять консервных банок и развесила их на тыне. Отошла от него метров на пятьдесят и аккуратно одну за одной сняла пятью выстрелами все банки.
Потом повесила карабин на плечо, подошла к директору и сказала:
-Ну, что, хозяин, берёшь лесником?
И тот не задумываясь ни на секунду, ответил почти восхищённо:
-Беру! Приноси паспорт — трудовик оформит тебя.
-А домик бывшего лесничего отдашь для проживания?
-Иван Петрович, - попросил директор, - принеси ключ. Пожалуйста.
Не говоря ни слова, старик зашёл на свою территорию и вынес оттуда несколько ключей, передавая их женщине.
-Надеюсь разберёшься какой от чего? - сказал директор.
-Разберусь, - ответила Глафира и широким шагом пошла прочь, даже спасибо не сказав.
-Ну и баба! - не-то восхищённо, не-то удивлённо воскликнул Власов. - Всем бабам — баба!
-Да уж, - покачал головой в ответ директор, не зная что приобрёл в лице этой, как он решил, «офигительной женщины».
Так и стали жить Горынины на опушке леса, занимаясь своими делами: мать вела хозяйство, лечила жителей села, а дочь моталась на Гнедом по территории, обозначенной рамками её должности.
Через год умерла старшая из Горыниных. Похоронили тихо, без особых воплей и причитаний. На похоронах был батюшка, отпевающий покойницу и всего несколько старушек, которых Калерия лечила — кого от подагры, кого от болей в спине, а кого и от более сложных, хронических заболеваний, и удавалось ей это весьма неплохо. Тем более медиков в селе, окромя ветеринара, не было, и по любому поводу нужно было ехать в район за двадцать пять километров.
Глафире без матери стало трудновато справляться с хозяйством, и она взяла себе в дом «бесхозную старушку» проживающую в землянке, в которой проживать было уже не безопасно. А ещё Горынина стала привлекать в качестве помощников мужичков, любящих выпить на халяву. Перебирала недолго и, наконец, остановилась на Бовине Егоре, пригласив его как-то навесить на кухне полку, обрушившуюся день назад.
Когда он закончил работу, Глафира пригласила мужика отведать её разносолов, не забыв поставить на стол запотевший графинчик водки.
Егор был наслышан об этой странной бабе, и ему самому хотелось понять правда ли то, что болтают о ней мужики, что она очень горячая штучка, способная в постели любого мужика довести до полуобморока. Но в этот раз испытать ничего подобного ему не довелось. Удалось только уговорить Глафиру погадать ему по руке. Мужики и на сей счёт секретничали: мол чешет Глаша, как по писанному, словно книгу твоей судьбы читает.
Сначала отказывалась Глафира гадать ему, но потом всё же согласилась.
-Да, Егорушка, - начала она разглядывая его левую ладонь, - много у тебя за пазухой лежит-залегает такого, что не знает никто... Жену свою, красавицу, ты не любишь. Да и не любил никогда. Потому и зло на ней вымещаешь...
Егор чуть было не вскипел, но удержался, надеясь на более тесное общение с женщиной.
-Но это на поверхности лежит - всё село о том знает, - продолжила Глафира. - Главная твоя тайна в глубоких водах таится и своего часа дожидается. Беда, Егорушка, в том, что никакие, даже самые глубокие воды свои тайны вечно не хранят.
У Егора даже волосы зашевелились на голове. Вот тогда он и начал подозревать, что именно Глафира была тем свидетелем в кустах, когда он убил тестя и сбросил его вместе с машиной в Дарьин омут.
С этого дня Егор шёл к этой загадочной бабе, как телок на верёвочке. Даже в её жаркой постели липкий страх не оставлял его. Отчётливо сознавая, что в его жизни никогда ещё не было такой горячей бабы, Егор порой клял себя, что запал на неё, но отказаться от Глаши не мог.
Бовин не был, что называется однолюбом, и кроме сына Генки от снулой рыбы-Катерины, у него было ещё два сына: двухлетний Денис от Светки Ивановой, которая жила в районе, и шестимесячный Ромка от Валентины Нечаевой, проживающий в областном центре.
Была у Егора ещё одна «зазноба»: одноклассница Маришка, с которой они начали шуры-муры ещё в предпоследнем классе. Девчонка в тот же год понесла, но мать заставила её сделать аборт, чтобы избежать позора - после чего у Маринки не может быть детей.
Бывшая одноклассница из всех его баб была самой верной и преданной, и в постели даже очень неплоха, хотя, конечно, до Глафиры ей было далеко.
Продолжение:
http://proza.ru/2019/07/03/884