Великий мореплаватель. Часть четвёртая
Накануне.
Неизвестно по какой причине, но исследователей, занимавшихся изучением деятельности Беринга в России, не привлекли события, непосредственно предшествовавшие его отплытию к берегам Америки. Не привлекли, может быть, из-за их сумбурности, скоротечности, и противоречивости. Между тем эти события, как нам кажется, объясняют многие странности в поведении Витуса Беринга в этом плавании. Попробуем в этом разобраться.
В 1738 году с южных границ империи в Петербург возвращается Фёдор Соймонов - прославленный морской офицер, в недавнем прошлом один из ближайших сподвижников Петра I. Он получает звание генерал-майора и назначается обер-прокурором Сената. Перед ним ставится задача провести обследование деятельности Адмиралтейств-коллегии.
Это обследование приняло характер ревизии всего Морского ведомства. Каковы были первые результаты говорит уже то, что 29 мая 1738 года появился именной указ императрицы Анны Иоанновны с резкой критикой президента Адмиралтейств-коллегии графа Н. Ф. Головина (к слову сказать, верного сторонника Остермана) за казнокрадство в подразделениях, подчинённых его ведомству.
25 июля кабинет-министр Волынский принял к рассмотрению жалобу Г. Г. Скорнякова-Писарева на Беринга. Сенату велено было потребовать от Адмиралтейств-коллегии отчёта об экспедиции и связанных с нею расходах.
Вслед за этим - 18 октября генерал-майор Фёдор Соймонов был назначен вице-президентом адмиралтейств-коллегии. Была образована особая комиссия для проверки расходов адмиралтейств-коллегии, начиная с 1734 года. Соймонов проводит ревизию подчиненных коллегии учреждений. Энергичный, образованный и неподкупный, он старается обратить внимание правительства на существующие в них вопиющие злоупотребления.
Именно в это время, в адмиралтейств-коллегию поступает доношение прибывшего с Камчатки капитан-лейтенанта Василия Казанцева, представившего адмиралтейств-коллегии и Сенату самые свежие сведения о состоянии дел в экспедиции Беринга.
Заинтересованный читатель может ознакомиться с удивительной судьбой этого человека в моём очерке «Каплей Казанцев – изгой экспедиции Беринга», сейчас же считаю важным сказать о том, что он появился в столице накануне назначения Фёдора Соймонова вице-президентом адмиралтейств-коллегии.
Доставленная Казанцевым информация в общем виде может быть выражена его словами: «… в экспедиции происходят «великие непорядки», ее отправление происходит крайне медленно; Беринг и Скорняков–Писарев «своим нерассудительным и непорядочным отправлением дела сделают вскорости государству немалый убыток и разорение», и что вообще из экспедиции «прочного ничего не будет». При этом писал, что «время не терпит, а в провинциальной и губернской канцеляриях без ведома Сената и самой императрицы эти вопросы не могут быть решены».
Кроме описания состояния дел на Камчатке, Казанцев немало места уделил «непоряткам» в самом Якутске, «непорядочному и нерассудительному, - «навзболмаш» отправлению Берингом дел по доставке грузов к Охотску, что это ведет к массовой гибели лошадей, порче продуктов, гибели и побегам людей, привлеченных к выполнению этих дел. Что в 1635 году Беринг сам «никуда не пошел, еще и капитана Чирикова удержал в Якутске».
В Сенате, ознакомившись с донесением Казанцева, направили его в Адмиралтейств-коллегию, указав исполнить то, что она посчитает полезным и нужным, а по прочим делам, по которым не сможет принять решения, сообщить в Сенат свое мнение. Нужно ли говорить, что Соймонов немедленно привлёк Казанцева к работе в комиссии по ревизии деятельности Беринга.
Внимательно изучив критические замечания и предложения Казанцева, в Адмиралтейств-коллегии объединили их в четыре группы и по каждой из них изложили Сенату своё мнение. К 27 сентября работа была выполнена, решения и мнение были представлены в Сенат.
Адмиралтейство отреагировало на сообщение Казанцева с явным беспокойством, отметив, что из 80 пунктов казанцевского донесения в сорока восьми содержится новая информация, о чем «Берингом в репортах не писано». При изложении своего мнения оно сообщало в Сенат, что Берингу уже дважды отправлялись указы, в которых выражалось неудовлетворение его медлительностью, под угрозой штрафа требовали от него «всеусердного радения», чтобы он «не вступая в другие посторонние дела, чинил бы все, что к наискорейшему исполнению оной экспедиции надлежит». Что дальнейшее промедление будет рассматриваться «яко за пренебрежение Ея Императорского Величества указов и за нерадение к пользе государственной».
Запрашивали о причинах его задержки в Якутске, но «капитан-командор рапортов в коллегию не присылает, и на этот запрос ответ от него еще не получен».
Из «доношения» Василия Казанцева стало в Петербурге известно и о плавании к Аляске геодезиста Гвоздева. Эти сведения вряд ли можно было назвать секретными, поскольку слишком многие об этом знали. Кроме Казанцева об этом знал и не считал нужным это скрывать находившийся в заключении в Кронштадской крепости участник этого плавания матрос Л. Петров; тобольский губернатор Бутурлин сообщал Сенату, что находившийся в это время в Тобольской тюрьме Гвоздев допрошен и его показания приложены к доношению губернатора в Адмиралтейств-коллегию. Что сам он и служилый человек И. Скурихин возвращены в Охотск.
Для Адмиралтейств-коллегии это было информацией чрезвычайного значения, - ведь речь шла о так и остававшимся неясным вопросе о существовании пролива между Тихим океаном и Студёным морем. Кроме того, эта информация открывала более короткий, в значительной мере уже исследованный путь к Америке, что могло изменить все планы Камчатской экспедиции Беринга.
Сохранившиеся документы свидетельствуют, что получив от Казанцева эту информацию, Сенат, не медля, запросил у Писарева и Беринга официальные документы этого плавания, - судовой журнал и карту маршрута.
*
В 1738 г. во французской газете была помещена карта служившего в Петербургской академии француза Жозефа Делиля с трассой экспедиции Гвоздева. В сообщении прямо указывался источник информации - Федор Иванович Соймонов. Он якобы дал интервью, на основе которого Делиль и составил довольно верную карту-схему экспедиции Федорова - Гвоздева. Содержание заметки с её неточностями говорит о том, что она была составлена на основе какой-то устной информации, полученной из вторых рук.
Ссылка в ней на Соймонова, как на человека, давшего интервью Жозефу Делилю, - сомнительна, хотя Делиль вполне мог оказаться свидетелем критических высказываний Соймонова в адрес Беринга с приведением плавания Гвоздева в качестве примера оперативности и отваги русских исследователей восточных окраин империи. Ссылка в этом деле на Соймонова скорее свидетельствует о происках его недоброжелателей, стремившихся устранить его с общественно-политической сцены, что, два года спустя, им и удалось сделать.
Обострение отношений с влиятельным начальником, - президентом Адмиралтейств-коллегии графом Н. Ф. Головиным не остановило Соймонова, и в 1740 г. он подал в Сенат обширную докладную записку с описанием неблагоприятного положения во флоте, с конкретными предложениями по улучшению дел, в том числе в экспедиции Беринга.
Было решено проверить жалобы на медлительность Беринга, часто легкомысленное и даже пренебрежительное его отношение к делам экспедиции, о чём в частности писали в Петербург лейтенант Плаутин и капитан-лейтенант Казанцев.
Упрекал Беринга в медлительности и назначенный ему в помощники капитан Чириков. Дело дошло до того, что 27 июня 1738 года он просил Адмиралтейств-коллегию освободить его от должности помощника начальника экспедиции, так как «предложения мои к господину капитан-командору о экспедичном исправлении от него за благо не приемлются, токмо он господин командор за оные на меня злобствует. Опасаюсь от него великих обид, которых ему делать легко в такой дальности, имея меня в полной своей власти, а предлагать ему принужден я должностию своей».
Ни Адмиралтейств-коллегия, ни Сенат прошение Чирикова не удовлетворили. Что же касается Беринга, то ему указом Сената было в порядке наказания за его медлительность и «непорятки» в экспедиции вдвое уменьшено жалованье.
*
Тема предстоящего плавания к Американскому континенту была особенно близка Фёдору Соймонову. Дело в том, что ещё в 1722 г. он писал государю: «Калифорния уповательно от Камчатки не в дальнем расстоянии найтись может, и потому много б способнее и безубыточнее российским мореплавателям до сих мест доходить возможно было против того, сколько ныне европейцы почти полкруга обходить принуждены».
Всё это не могло не послужить причиной особого внимания Соймонова к делам Камчатских экспедиций. Он не мог не видеть того, что Беринг под разными предлогами явно не желает исполнять поручения Петра в отношении Америки.
Мартын Шпанберг к этому времени вернулся из плавания в Японию. Его рапорт произвёл в Петербурге благоприятное впечатление, - наконец-то было достигнуто хоть что-то реальное, забрезжила возможность реализации давней мечты Сената - «с Америкой и Японией дружбу и на обе стороны коммерцию завести».
Для Фёдора Соймонова рапорт Шпанберга от 19 ноября 1739 г. оказался настоящей находкой, позволившей ему подготовить и утвердить в Сенате проект отстранения Беринга от руководства экспедицией с назначением Шпанберга в качестве её нового руководителя. В Охотск с соответствующими постановлениями правительства был направлен лейб-гвардии каптенармус Аврам Друкорт.
По требованию премьер-министра Шпанберга срочно вызвали в Петербург для получения дополнительных инструкций. Он выехал из Якутска в столицу в апреле 1740 г. Однако уже 8 июля в Киренске на берегу Лены его встретил Аврам Друкорт. Новым предписанием Мартыну велено было возвращаться назад в Охотск и снова плыть в Японию. Сам же каптенармус, не дожидаясь, пока опомнится Шпанберг, помчался дальше.
А. И. Чириков был убежден, что Америку и располагающиеся между нею и Камчаткой острова целесообразно искать между 50 и 65° северной широты, и что земля против Чукотского мыса па широте 64°, упоминавшаяся Петром Татариновым, Дмитрием Павлуцким и Михаилом Гвоздевым, и есть Америка. При обсуждении проекта Второй Камчатской экспедиции в Петербурге в 1732 году он писал: « … от Камчатского устья дойтить до Чукоцкой земли до 65 градуса и, взяв языка, на ост за малый остров, которой в первом походе видели, далее до Америки, потом следовать подле земли на зуйд до 50-ти градусов и возвратиться к Камчатке».
Это предложение имело преимущества, обещая относительно легкое достижение Америки через районы уже исследованные Первой Камчатской экспедицией. Значительная часть обратного пути проходила бы вблизи берегов Америки. Наблюдая, хотя бы и не очень точно, долготу во время плавания к югу, можно было легко установить, когда расстояние между расходящимися материками вызовет необходимость вернуться к берегам Азиатского материка.
Однако предложение Чирикова не было принято. Адмиралтейств-коллегия, делая уступку научному авторитету Жозефа Делиля, приняла решение, чтобы «шли по предложению и мнению профессора Делиля. Профессором здесь назван ехавший с экспедицией сводный брат Ж. Делиля — астроном Людовик Делиль Делакроер.
13 мая 1740 года, видя, что постройка пакетботов идет медленно, Алексей Чириков заявил Берингу о своей готовности отправиться на бригантине «Св. Михаил» для осмотра земли, лежащей против Чукотского носа, обещая к осени вернуться в Охотск. В случае принятия такого предложения можно было бы дойти до берегов северо-западной Америки уже в 1740 году. Однако Беринг отказал ему под формальным предлогом, что предложение Чирикова не согласуется с инструкцией Адмиралтейств-коллегии.
Ну как было объяснить Берингу, что это плавание было для Чирикова больше, чем просто плавание! Что без него бессмысленной становилась вся его жизнь! Никто не понимает, не задумывается даже, что удачливый, успешно делающий карьеру капитан, которого безоговорочно ценят все большие и малые начальники, никогда ещё не командовал самостоятельно кораблём, - всю жизнь провёл в помощниках.
Теперь наконец-то представился случай. Кому могло помешать это плавание? Никаких затрат не требовалось. А сколько могло бы быть сделано для экспедиции. И как это важно для самого Чирикова!
Но мечта вновь безжалостно и равнодушно растоптана Берингом. Если раньше Чириков только не любил Беринга, если презирал его за нерешительность и мягкотелость, то сейчас ничего не осталось в душе. Всё выжгла смертельная ненависть....
*
В Охотске каптенармус Дукорт появился 24 августа 1740 г. Он привез Берингу срочные официальные бумаги, не говоря уже о ворохе столичных новостей и разного рода придворных сплетен.
Указом Сената от 7 марта 1740 года Берингу предписывалось, сдав команду над Камчатской экспедицией капитану Шпанбергу, немедленно ехать в Петербург. Кроме того, указом недавно созданного Верховного Тайного Кабинета ему вменялось в обязанность без задержки составить «обстоятельную ведомость» о деятельности экспедиции, дав ответ на каждый пункт инструкций Сената и Адмиралтейств-коллегии.
В инструкции же Шпанбергу предписывалось летом 1741 года обеспечить отправку к берегам Америки двух судов под командованием Алексея Чирикова и Ивана Евреинова, - того самого, что ещё в 1719-21 годах по поручению Петра I совместно с Ф. Лужиным участвовал в секретной экспедиции к берегам Чукотки, а потом исследовал Камчатку и острова Курильской гряды. Правда, с кандидатурой Ивана Евреинова неизвестно по какой причине получилась промашка. Дело в том, что к этому времени его уже не было в живых, - он умер ещё в 1724 году.
*
Нужно ли говорить о том, что известия из столицы были для четы Берингов, как гром среди ясного неба. Анна всё это время была рядом с мужем. Из окна командорского дома в Охотске она могла созерцать строительство экспедиционных судов, предназначенных для плавания в Америку, отсюда наблюдала триумфальное возвращение в Охотск Мартина Шпанберга после успешного открытия им морского пути в Японию.
После получения тревожных вестей из столицы Анна не стала испытывать судьбу, вместе с детьми выехала из Охотска на запад, при этом для нее специально был сооружен паланкин, так как дорог и колесного транспорта в тех краях просто не было. Ей надлежало вывезти к дому все имущество, нажитое Берингами за годы Второй Камчатской экспедиции.
Надо сказать, что Анна была осторожна и не торопилась с возвращением. Большую часть, если не весь 1741 год, она провела в каком-то восточно-сибирских городе. Где именно – неизвестно, но вероятнее всего в Иркутске, в качестве гостьи вице-губернатора Лоренца Ланга. Задержалась, видимо, потому, что в столице в это время происходили события, способные отразиться, как на её собственной судьбе, так и судьбе всего её родственного окружения.
Умирающая императрица Анна Иоановна провозгласила своим наследником Иоанна Антоновича - новорожденного сына своей племянницы Анны Леопольдовны. В октябре 1740 года императрица скончалась, а 9-го ноября на русский престол взошёл новый правитель, - Иоанн Антонович, регентом которого до его совершеннолетия умирающая Анна Иоановна назначила Бирона. Для большинства русских царедворцев эта новость была удручающей, но такова была воля почившей императрицы.
Можно представить себе, насколько привезённые Друкортом новости обескуражили самого Витуса Беринга. Он почувствовал себя в западне. Чем грозил ему Указ Сената, которым ему предписывалось, сдав команду над экспедицией Шпанбергу, немедленно ехать в Петербург. Не смертным ли приговором?
Невольно всплыли в памяти упрёки в его адрес, что он не выполнил задачу, поставленную ему императором Петром Великим во время Первой Камчатской экспедиции, хотя и мог бы.
Вспомнил, как перед отправлением на Камчатку в апреле 1733 года Беринг нанес визит голландскому послу в Петербурге барону Эварту и пере-дал ему копию русской карты восточного побережья Азии, составленной во время Первой Камчатской экспедиции, с условием пользоваться ею «осторожно». Неужели всё это получило огласку?
Не мог не вспомнить Беринг и о своём письме тётушке, отправленном в Хорсенс после Первой Камчатской экспедиции, в котором он прямо писал, что продолжает служить датскому королю. Если и об этом стало известно Сенату, то не миновать ему застенков Тайной канцелярии.
Нет, ехать в Петербург ни в коем случае нельзя. Спасение в одном – как можно быстрей отплыть в Америку. Там его никто не сыщет. Но и для этого нужно было время.
Под надзором Друкорта Беринг составил краткий отчёт о делах экспедиции. Полный же обещал прислать с Камчатки, объяснив Друкорту, что поскольку Евреинова нет, то плыть в Америку вторым пакетботом придётся ему. Откладывать же отплытие никак нельзя, поскольку, если задержаться ещё на месяц, то придётся отложить плавание к Америке ещё на год. Возьмёт ли господин лейб-гвардии каптенармус Друкорт на себя ответственность за такую задержку?
Лейб-гвардии каптенармус такой ответственности на себя взять не ре-шился и 8 сентября Беринг с Чириковым отплыли на Камчатку.
*
Находившемуся «денно и нощно» в непрерывных хлопотах и заботах по подготовке дальнего плавания, Берингу суждено было ещё раз в полной мере испить до дна чашу огорчений и неприятностей. Зиму он провел в чрезвычайном напряжении, ожидая и страшась новых известий из столицы. Уже перед самым отплытием прибывшая для пополнения экипажа команда солдат сообщила, что в Петербурге казнён премьер-министр Артемий Волынский. Казнён варварски, - по приговору надлежало посадить его живым на кол, предварительно вырезав язык. Однако императрица смилостивилась, - приказала, вырезав язык, его принародно четвертовать.
Не остался безнаказанным и его единомышленник Фёдор Соймонов. Обвинённый в том, что слыша от Волынского злодейские рассуждения и непристойные разговоры, видя его злоумышленные письменные сочинения и прочие злодейские поступки, не токмо где должно не объявил, но и в сообщение к нему пристал», Фёдор Соймонов должен был разделить участь Волынского.
7 июля 1740 г. он был лишён всех чинов и прав, приговорён к смерт-ной казни, которую императрица своим манифестом заменила наказанием кнутом и ссылкою его в Сибирь.
Слыша обо всём этом Беринг, наверное, не один раз проклял тот день, когда он, поддавшись уговорам Корнелия Крюйса, завербовался в Российский флот, перебрался в эту варварскую страну, где и ему самому теперь грозит смерть.
4 мая 1741 г., чуть только началось в океане таяние льдов, Беринг собрал совещание, чтобы уточнить путь следования экспедиции. По рекомендации Сената она должна была пользоваться картой, составленной в 1733 году Жозефом Делилем, на которой в соответствии с бытовавшими тогда в мире представлениями восточнее Камчатки была нанесена таинственная «Земля да Гамы», якобы обладавшая несметными природными богатствами.
Поводом для морских экспедиций в эти районы послужили возникшие в конце XVI в. слухи о том, что какой-то корабль, занесенный бурей к востоку от Японии, видел там между 37 и 38° северной широты «золотые и серебряные острова». Неудачные попытки отыскать эти острова предпринимались с начала XVII века. В 1649 году к «землям» в этом районе прибавилась еще и земля Хуана да Гамы, виденная якобы португальскими мореплавателями.
Ж. Делиль разделял заблуждения современной ему географической науки. На его карте были показаны берега Азии, Америки и острова между ними. Наряду с верными данными Первой Камчатской экспедиции о восточном побережье Азиатского материка и западноевропейских путешественников об Америке в районе Калифорнии и острова Хонсю, Делиль нанес на карту все упомянутые «земли», хотя, по его же собственному признанию, источник сведений о них он так и не мог отыскать.
4 июня 1741 года, чуть только разогнало ветрами льды, пакетботы «Святой Павел» и «Святой Петр» под командованием Беринга и Чирикова вышли в плавание к берегам Америки.