Не удержалась от смеха и сама Глафира.
- Как вы милы, когда улыбаетесь, - вдруг тихо произнес он. – Смех очень вам к лицу. Но, увы, за все это время я так редко видел вашу улыбку. Так редко, что сам готов сотню лет прыгать возле вас шутом, лишь бы только вы вот также рассмеялись.
Глаша снова смутилась
- Эти праведники в шутовских рясах решили поиграть в Святую инквизицию, - вдруг нахмурился он. – Я им ее устрою. Каждый из них попадет в тот век, о котором грезил в этой комнате, и пройдет все прелести правосудия католической церкви.
Глаша во все глаза смотрела на демона.
- Ваши веки опухли от слез…
- Да, я плакала.
- Каждая ваша слеза – это мой поединок с творцом. В ней заключена химическая формула, которая состоит из равных пропорций порока и святости. И, тем не менее, я готов убить всякого, кто даст упасть хоть одной капле из ваших прекрасных фиалковых глаз.
Он протянул ей розу.
- Кстати, эти розы, что я вам дарю, я срезаю в собственном саду. И сорт этот я назвал в честь вас – Глашенькой.
Глафира от смущения вновь опустила глаза и попыталась взять розу, но мешали наручники и цепи.
- Oh, je suis d;sol;, Глафира Сергеевна!
От одного взгляда демона наручники и цепи рассыпались на мелкие кусочки и со звоном опали на каменный пол. Глафира снова улыбнулась и взяла в руки розу. Она поднесла ее к губам и вдохнула волшебный аромат.
Демон протянул руку:
- Вы позволите?
Глаша кивнула и поднялась со злополучного кресла.
- Глафира Сергеевна, я хотел бы пригласить вас на небольшую прогулку.
- Но, как же? Я не могу покинуть это место. Это – моя работа, - пробормотала она.
– И потом Мари хватится меня.
- Я лишь прошу вас мне довериться, Глафира Сергеевна. Я не стану посвящать вас ныне в то, что до поры будет закрыто. Поверьте лишь на слово. А мое слово стоит довольно дорого. Сколько бы времени мы не провели с вами на прогулке, здесь пройдет лишь один миг.
- Но, как это возможно?
- Ни слова! – он приложил палец к губам.
Стоит ли говорить вам, дорогие читатели, о том, что наша героиня и не смогла бы отказать демону по имени Викто;р, ибо личности даже более крепкие, нежели наша хрупкая и доверчивая героиня, всегда шли без страха и рассуждений вслед за этим господином. Если только он этого хотел. Так что же говорить о Глаше? Она знала, что ее сомнений будет недостаточно, как и недостаточно сил и логики, чтобы решиться на отказ. Да и потом средневековая пыточная салона мадам Бонне была не тем местом, где хотелось бы задержаться хоть на минуту дольше.
Она и ахнуть не успела, как он подхватил ее на руки и укрыл невесть откуда взявшимся темным плащом.
- Закройте глаза, через несколько минут мы будем на месте.
Глафира сделала то, что он сказал. Ей показалось, что вот только они находились в душной комнате, как тут же, не выходя из здания, она ощутила необыкновенную свежесть. Она поняла, что каким-то образом этот рыжеволосый господин вынес ее на улицу. Но как? Они ведь не спускались по ступеням. Порыв холодного ветра откинул полу плаща, обжег голое тело. Она не послушалась Викто;ра и приоткрыла веки. О, боже! Вокруг она не увидела привычную улицу, простиравшуюся от доходного дома Сухомлиной до Тарасова переулка. Не было серого гранита и кирпича. Вокруг нее простиралось темное ночное небо и мерцающая дуга из мириад созвездий.
- Вы часто бываете так непослушны? - прошептал на ухо Викто;;р. – Так и быть, я замедлю наш полёт и сделаю небольшой круг над городом. Вы никогда не желали стать птицей?
- Может быть, - испуганно отвечала она и крепче прижалась к демону.
- Посмотрите вниз. Вы увидите свою северную Пальмиру, гранитный город на берегу Невы. Посмотрите на него сверху. Это – незабываемое зрелище. Я люблю летать над многими столицами мира. В этом городе есть нечто зловещее, но и восторгу в нем тоже хватает. Этот город сплошь кишит призраками. Каждая улица, каждый дом и подворотня полна ими. Идет вечная борьба между темной бездной, тянущей его в преисподнюю и святостью золотых куполов, рвущихся ввысь. И в этой борьбе он живет… этот странный и прекрасный город, основанный Петрушей.
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит…
Демон процитировал Пушкина, а Глаша, задыхаясь от потока воздуха, осмелилась посмотреть вниз. Они летели на том же уровне, что и летают птицы. Глафира увидела темные дома с редкими светящимися окнами, ровные линии проспектов и улиц, множество мостов и памятников.
Город спал. Стояла глубокая ночь. Конец марта. Снег почти растаял, началась весенняя распутица. Но именно этой ночью вдруг подморозило. Слякоть дорог, серые лужи и пегие талые сугробы припорошило белой крупой. От этого город казался чище. У Глаши захватило дух, и выступили от умиления слезы. Несмотря на похолодание, в воздухе уже отчетливо пахло весной. Свинцовой чернотой мелькали вскрывшиеся от ледяного панциря каналы и сама седая Нева. Близился ледоход. Белые куски льдин с легким, едва слышным шепотом готовились к бурному натиску вод, когда их шепот перейдет в стойкий шелестящий гул и грохот поспевшего за Невским, Ладожского ледохода. Будучи курсисткой, Глаша любила озерный ледоход с его белыми глыбами льда, выбившимися на стремнину, несущимися так быстро, что кружилась голова. Огромные льдины, сталкиваясь друг с другом и обдирая с хрустом бока, прижимались к берегу. И только после Ладожского льда, в городе всегда становилось теплее.
- Под нами Дворцовая набережная и Зимний.
Глафира увидела в Зимнем дворце, меж двухъярусной, ослепительно белой колоннадой, светящиеся в ночи окна. Может, там шли балы? Демон понес ее к полукруглому амфитеатру Дворцовой площади. Здесь тоже хватало ярких окон, зашторенных светлыми портьерами. Под ногами величаво плыл Александрийский столп. Глафире показалось, что демон заденет ногою ангела с крестом. Но все обошлось. В один миг они штопором взвились в холодное небо и полетели много выше Дворцовой площади.
Демон понес ее в сторону Невского. Здесь даже ночью горели газовые фонари, освещая редких ночных прохожих. Они миновали Гороховую, Вознесенский проспект и приблизились к золоченому куполу Исаакия.
- Каков исполин на болоте? – хмыкнул демон. – Напоминает мне Римского Святого Петра и Лондонского Святого Павла. О, как эти люди чтят своих святых.
Полюбовавшись Исаакием, демон вновь вернулся к зданию Адмиралтейства. Он завис рядом с золоченым корабликом, венчающим острый шпиль, и что есть силы, дунул на него. Кораблик завертелся, словно волчок. Снизу Глафире всегда казалось, что этот кораблик маленький и легкий, но теперь она видела, насколько он массивен. Они давно отлетели прочь от шпиля, а флюгер все крутился, словно заведенный. Глядя на эту шалость, глаза Глафиры горели от восторга.
- Видите, Глафира Сергеевна, я готов развлекать вас даже во время полета.
Газовые фонари освещали начало «Невского трезубца». Глаша засмотрелась на ровные ряды улиц, возведенных, подобно трем лучам, идущим от Адмиралтейства.
Они проплыли над голыми деревьями Адмиралтейского бульвара*, над спящими балаганами и шатрами.**
На прощание Викто;р помахал рукой Медному всаднику.
- Довольно на сегодня этого города. Пусть спит. А теперь, ma ch;rie, я попрошу-таки вас снова закрыть свои прекрасные глаза, ибо нам предстоит короткая дорога, по обочинам коей могут быть не столь приятные взору пейзажи.
Глаша зажмурилась и с осторожностью и невесть откуда взявшейся нежностью прижалась к широкой груди демона. Она не понимала, отчего этот господин, вначале так сильно напугавший ее, от которого она бегала по петербургским улицам, являющийся ей в болезненном бреду, отчего ныне так привлекает ее? Отчего ее так тянет к нему? Не от того ли, что его прекрасные черты так часто становились похожими на черты Владимира? Ей казалось, что она знает этого господина давно. Будто часть его всегда находилась с ее возлюбленным. Та часть, перед которой она замолкала в немом упоении и восторге. Именно этот гипнотический взгляд она видела всякий раз, когда разговаривала с Владимиром. Он проникал в нее и делал безвольной. Он горел в той комнате, где Владимир впервые лишил ее невинности, он приказывал ей в карете, где она страстно, с жаром, отдавалась кузену и его приказчику Игнату. Он призывал ее повиноваться в бане, и на оргии, он заставлял быть страстной и ненасытной всюду, куда манил и звал за собой. Но именно сейчас, смутно припоминая прошедшее, она понимала, каким сильным магнетизмом обладает этот взгляд. В нем заключался огнь, магнит, и… нежность, переполнявшая трепетную душу Глафиры. Она прижималась к широкой груди демона и слушала, как гулко стучит его огромное сердце. И гул этот был тождественен гулу земли, в нем слышались камнепады и землетрясения, в нем был двенадцатибальный шторм и тайфуны со смерчами. В нем был космос и танцы далеких планет. А еще в нем слышался голос нежнейшей скрипки. О, только бы он не оторвал ее от своей груди. Она снова плакала. Но, то были слезы упоения и счастья.
Они перелетели через Неву, к Васильевскому острову. Если бы Глаша открыла глаза, то смогла бы увидеть, как важные сфинксы на Большой набережной, задрав вполне человеческие, мудрые и спокойные лики, провожают взглядом полет демона с Глафирой.
--------------------------------------
* Адмиралте;йский бульвар (1819— июль 1872) — бульвар в Адмиралтейском районе Санкт-Петербурга. Находился в самом центре города, окружая Адмиралтейство. Сейчас на этом месте расположен Александровский сад.
** Территория за оградой бульвара стала использоваться как место для народных гуляний. Особенно масштабно праздники проводились здесь с 1840-х годов, преимущественно на Сырной, Масляной и Пасхальной неделях. По праздникам здесь, на Адмиралтейской площади, устраивали аттракционы. Зимой на ней заливали катки, устанавливали катальные горы. (Примеч. Автора.)