На рассвете, лишь сумрак развеется,
Возле глади жемчужных вод
Два грифона с острыми крыльями
Снова будут стремиться в полет!
А потом по каскадам лестничным
Солнца луч осветит старый замок.
И из окон, готически стрельчатых,
Время взглянет на новый порядок...
Буйный лес, что когда-то был парком,
Укрывает церковь в ограде.
Но одна лишь душа безутешная
Ищет в вечном забвении отраду!
Образ схимника, траченый временем,
Примостился на белой плите.
За свой грех заплатил бесконечностью:
Цепью жутких страданий на нашей земле!
А когда-то Борис Голицын молодого Петра растил,
Был героем в новой столице
И имение это купил...
Здесь мужали-росли его дети,
Улыбалась голубка-жена...
Но беда же с коварной ухмылкой
Рокового часа ждала.
Жил в усадьбе большой архитектор,
Он любимцем помещика старого был.
Тот к нему относился как сыну
И в Париж на учебу возил.
В благодарность зодчий построил
Рождества Богородицы храм.
Тот так здорово был устроен,
Что дал фору известным дворцам!
Но предела нет совершенству:
Зодчий новых пропорций искал -
Испросил разрешения хозяйки переделать один портал.
В это время Борис Голицын с ассамблеи приехал пьян,
Всю дорогу он очень сердился - чем обязан английским послам!
У ворот его встретил Тришка - архитектора оговорил...
Мол, когда хозяин уехал, он бесчинства везде творил!
И помещик в пьяном угаре прямо к церкви, минуя дворец,
Поскакал посмотреть, что там сделал "этот наглый дворовый подлец"!
В измененном вином сознании архитектора князь запорол:
И великий, ужасно страдая, прямо там в иной мир отошел...
И с тех пор не знала покоя тех Голицыных грешных семья.
Знать, за зодчего вдруг заступился самый главный в мире судья.
Погибают супруга, дети, лишь один сын остался жив -
С этим горем князь старость встретил,
Принял постриг - отправился в скит.
Но душа все равно в смятении :
Не пускает на небо грех...
Вот сидит он теперь у церкви,
Умоляя о помощи всех...
Посвящаю эти стихи моей любимой маме Чистовой Светлане Петровне.