Сереже Борисову, майору МВД, в годовщину его свадьбы, посвящается
Он был мой одноклассник.
— Вызову-ка я Соловьеву, — устало щурясь, говорила учительница. — Пусть Борисов хоть на доску посмотрит.
После окончания уроков я нарочно тянула время. Ему приходилось делать вид, что он занят другими делами — и ждать, пока я соберу тетради, застегну сумку, найду в раздевалке пальто, зашнурую ботинки. Я вечно забывала то учебники, то перчатки, и поэтому уходила из школы последняя.
Он шел следом, насвистывая, а когда я оглядывалась, отворачивался и переходил на другую сторону улицы.
В десятом классе я сидела на подоконнике и качала ногой, а он стоял, подпирая стену.
— Сергей, а тебе из девочек в классе кто-нибудь нравится? — жестоко улыбаясь, спрашивала я.
— Нравится, — отвечал он.
— И кто же? — продолжала пытать я, накручивая на палец волосы.
— Соловьева, Лебедева, Михайлова, — честно отвечал он.
— А кто из них, — не унималась я, — больше всех?
— Соловьева, — отвечал он, и уши его краснели. — Соловьева.
Сережа Борисов был на голову выше меня, но всегда смотрел снизу вверх, встряхивая кудлатой головой и глупо улыбаясь.
Когда он меня первый раз поцеловал, у него было очень смешное лицо. Я с интересом наблюдала, как он закрывает глаза, точь-в-точь кукла Маша, когда ее переворачивают на спинку. У него перехватило дыхание, словно перед прыжком в прорубь, это было так нелепо, я едва сдерживала смех.
После школы я завалила в институт. Мне пришлось поступить на вечернее отделение и устроиться на работу. Он встречал меня после занятий, провожал до гостей, караулил у подъезда. Его жизнь не складывалась, точнее, складывалась как-то странно: он нигде не учился, держал несколько точек на рынке, торговал то кожаными куртками, то телефонами, но не очень успешно.
— Я уезжаю в Москву, — наврала я как-то раз, чтобы избавиться от него на выходные.
— Когда вернешься? — быстро спросил он.
— На следующей неделе, не раньше, — ответила я.
В понедельник утром он уже звонил мне на работу.
— Ты приехала? — спросил он. — Как ты проскочила мимо меня? Я все поезда с пяти утра встречаю на Московском вокзале...
— Э-э-э, — я начала соображать, что придумать в свое оправдание.
— У меня цветы, — сказал он. — Я занесу? А то завянут...
— Приноси, — вздыхала я.
— Я люблю тебя, — говорил он. — Давай отношения строить.
— Не-а, — говорила я. — Не хочу.
— Я все для тебя сделаю, ты же знаешь, — обещал он.
— Нет, — отвечала я улыбаясь. Я всегда улыбалась, разговаривая с ним. — Нет.
Потом он ушел на войну. Он воевал в Дагестане по контракту около года. Каждый день он писал мне. Все письма, кроме первого, начинались с вопроса, почему я не отвечаю.
«Почему ты молчишь», — писал он. — «Неужели так трудно черкнуть хотя бы пару строк? Я бы берег их как реликвию. Может, мои письма не доходят? Наши бойцы, которые ездят в Махачкалу, клянутся, что все письма опустили в ящик. Адрес я пишу правильно! Почему ты не отвечаешь? Почему?»
Сергей рассказывал, что сожгли их БТР, а из прибывшего пополнения осталось только трое. На полях он рисовал нестрашные пузатые танки, как их изображают дети, бегущих человечков с автоматами и розы на длинных стеблях (а к ним стрелочка и подпись «Это тебе»).
Я сохранила эти письма: бегущие кверху строчки, трогательные ошибки, жи-ши через «ы» и подписи, подписи... «Любящий тебя Сергей», «С любовью, Сергей», «Вечно любящий тебя Сергей»...
Последнее его письмо заканчивается так: «Я узнал от знакомых, что ты опять собралась в Москву... Я был бы рад поехать с тобой, но ты, наверное, меня не возьмешь, зачем я тебе там нужен».
Слово «наверное» в этой фразе старательно перечеркнуто.
Сергей вернулся, живой и невредимый, бросил с усмешкой, что пуля его не берет, и вновь принялся за свою торговлю, куртки и телефоны. Грянул кризис, оставив его без копейки, но надо отдать должное его смелости — он сделал мне предложение.
— Выходи за меня замуж, — сказал он.
Мы встретились на детской площадке, я сидела на качелях, поддевая камешки носком туфли.
— Ты с ума сошел, — ласково сказала я. — Посмотри на себя.
— А что мне на себя смотреть? — ощетинился он. — Я в милицию устроился.
Он сел на корточки, прижался лицом к моим коленям.
— У нас все будет. Выходи за меня. Я люблю тебя.
— Ха-ха-ха, — опять не к месту расхохоталась я.
— Я все что-то неправильно говорю, — он потер лоб. — Понимаешь, я дома обдумываю, что сказать, а когда вижу тебя, у меня все вылетает из головы.
Я молчала.
— Выходи за меня замуж. Выходи, — он крепко, до боли сжал мне руки.
— Не сходи с ума, — я отстранилась. — Какое замуж, какое за тебя, о чем ты говоришь! В милицию он пойдет работать! Я и мент — смешнее не придумаешь! Чтобы я вышла замуж за милиционера?
— А за кого тебе выходить? За принца датского, что ли? — зло сощурился он.
— Может быть, — ответила я. — Очень может быть, что и за принца.
Сергей резко встал и ушел, так сильно толкнув качели, что я взлетела над землей и изо всей силы вцепилась в поручни, чтобы не упасть.
Он пошел служить в милицию, поступил на юридический и льготы, положенные сотрудникам МВД, использовал вполне. Ему улыбнулась и карьерная фортуна, так что все звания он получал досрочно.
Вышла замуж и я, не за принца, не за датского, через два года у меня родился ребенок.
Потом мы случайно встретились и зашли в кафе-мороженицу, ту самую, где часто сидели, прогуливая уроки.
— Помнишь, я заказала шоколадное мороженое и коктейль, а ты мне принес огромную столовую ложку, сказав, что чайные закончились, — хихикнула я.
— Выходи за меня замуж, — с тупым упрямством повторил он. — Я тебя с ребенком возьму, я его любить буду, как своего.
— Сережа, — напомнила я. — Я замужем и разводиться не собираюсь.
— Ты мужа не любишь, — сказал он убежденно.
— Тебя я тоже не люблю, — пожала плечами я.
— Ты упрямая просто, — уверенно говорил он. — Работа у меня есть. Квартира будет. Машину купим. Что еще? Бросай мужа, все бросай. Начнем сначала. Родишь мне сына. Или дочку.
— Хватит! — я встала и ушла, не доев мороженое.
Он звонил мне дважды в год: на мой день рождения и Восьмое марта. Коротко и однообразно поздравлял, желал счастья. Про свои дела говорил, что все нормально. Получил очередное повышение. Поменял машину. Строит дачу. Много работы.
— Рада, что у тебя все хорошо, — кивала я.
— Может, увидимся? Как насчет завтра? — однажды предложил он.
Мы встретились, он был на служебной машине, но я захотела пройтись пешком. Мы гуляли по Невскому, он шел рядом, подстраиваясь под мой шаг, я как обычно смеялась над собственными шутками, искоса поглядывая на него. Сергей изменился, став тяжелым широкоплечим мужчиной со злыми глазами.
Он говорил, что работа отнимает все силы, он днями и ночами торчит в управлении, где вечная круговерть — то допросы, то задержания, то выезд опергруппы.
— А женщины есть у тебя? Много? — спрашивала я.
— Были, — отвечал он, криво улыбаясь.
— Были? Или есть? — переспрашивала я, заглядывая ему в лицо. — Признавайся, ты мне изменяешь?
— Слушай, — он остановился и обнял меня за плечи. — Я тебя люблю. Я никого так в жизни не любил. Если ты думаешь, что нам не хватит денег...
— Прекрати, — воскликнула я.
— Если ты думаешь, что я мало зарабатываю, — повторил он, удерживая меня. — Я морду всю разобью в кровь, слышишь, но у нас будет все, что захочешь. У тебя, у меня и у наших детей.
— Отпусти меня, — я вырвалась, и улыбка впервые сошла с моего лица. — Не говори ерунду. Ты хочешь, как не бывает. Я не смогу жить с тобой. Мы оба это прекрасно знаем. Начнем с того, что ты мент...
— А ты королева, — хмыкнул он.
— Мы просто очень разные, — начала я, но замолчала на полуслове, когда он отвернулся.
В прошлом году он женился. Я была приглашена на свадьбу. С мужем, конечно.
Украшенный шарами и фонариками теплоход, невеста на восьмом месяце в белом атласе и кружевах, кремовый свадебный торт-небоскреб. Пьяный отец жениха полез купаться, свидетельница поймала букет невесты, а я съела самую вкусную, самую сочную вишенку на верхушке торта — чтобы дотянуться до нее, мне пришлось встать на цыпочки.
Вечером, когда теплоход причалил, и гости начали расходиться, я стояла на палубе, в наброшенном на вечернее платье пиджаке мужа.
Сергей молча подошел, закурил. Невеста с цветами в руках, похожая на лошадь в праздничной упряжи, искала его взглядом. У нас было несколько минут.
— Чертова работа, — сказал он. — Все силы забирает, до дна. Я света белого не вижу. День выпадет отсыпной — валюсь как мертвый. Ничего не помогает — ни бабы, ни водка.
— Я тебе очень сочувствую, — вздохнула я. — Грустно слышать.
— Я двадцать лет бегал за тобой, Настя, — вдруг сказал он. — Двадцать лет. Во дурак был.
— Выходит, что так, — я довольно кивнула.
— А сейчас отпустило. Сам удивился. Как рукой сняло. То ли работа достала. То ли постарел. А может, время пришло. Веришь?
— Верю, — обиженно согласилась я.
— Хорошо, что мы не поженились, — он вздохнул скорее с облегчением, чем с сожалением.
— Уверен? — переспросила я.
К нам, подобрав подол свадебного платья, торопливо шла невеста. Ее прическа растрепалась, фата сползла на затылок, тугой живот колыхался при каждом шаге.
Но она напрасно переживала.
— Да, — ответил он, не глядя на меня. — Да.