Время смешливых нимф, семенящих навстречу с пустыми мехами,
минуло без возврата.
Орфей, разбивая свою пустоту стихами,
выходит из ада.
Он не знает, почему плавится соль у него в глазах, не помнит, зачем он ходил
этой тропой,
но табун скачущих сквозь ковыли сатиров
кричит ему: «Пой!».
И Орфей ищет в котомке... эту... Танатос её возьми!.. такая, со струнами... лиру?
Но никак не может найти, и бежит что есть сил –
то прямей, то кривей, то левей, то правей,
не видя: к аду ли, к раю,
поскольку, в общем-то, разницы нет, да и Харон с усмешкою буркнул: «Знаешь, а выбор не выбирают».
Но здесь Орфей говорит себе: «стоп»!
Замирает, молчит, потирает лоб,
видит бродящих берегом аргонавтов,
горланящих: «Эй, певец, поехали к амазонкам!».
Орфей кивает и машет рукой, но не торопится им вдогонку.
Он шевелит губами, сочиняет гимн,
странный гимн о неведомом кочегаре,
который не в силах нести больше вахту...
Арго, качаясь, уходит в закатный дым,
спит, нахохлившись, злобный Олимп.
И какого ж Аида он спит? «Кифару же мне! - восклицает Орфей.- Кифару!».