Утро выдалось на славу. Солнце уже успело позолотить не только верхушки деревьев, но и воду озера. Двуногие все еще спали и Квак удивлялся, как долго им приходилось восстанавливать свои силы. Ему для подобного хватало намного меньше времени.
В желудке у Квака уже давно урчало и его маленькие жители крохи, проявляя недюжинное упорство и, даже, как понимал Квак, нахальство, пинали внутренние стенки желудка со всех сторон. Особо старался предводитель крохов, старик Бра, с которым частенько не мирился Квак.
«Погоди, старое отродье, я с тобой расправлюсь», — не раз грозил предводителю крохов Квак, но старик упрямо гнул свою палку. Угрозу же свою, Квак как ни старался, исполнить не мог. Предводитель крохов был до того хитер и изворотлив, что даже заглоченные Кваком булыжники Бра и его соплеменникам не повредили, а наоборот позволили разнообразить житье. При помощи соплеменников изворотливый Бра соорудил себе из этих камней в укромном месте желудка Квака хоромы и жил там безбедно. Он специально не высовывался и не лез, когда этого не требовала ситуация на рожон. Для подобного у него были исполнители — пешки. Поэтому и дожил Бра до преклонных лет. Питался Бра только свежатиной, и не позволял себе даже на минуту другую отойти от заведенного еще в юности режима дня. Вовремя уходил в свое жилище на покой, вовремя выходил из него посвежевший и выспавшийся и детей наплодили ему его жены немало...
Сегодня же Квак распалил Бра до предела. Мало того, что Квак не снабдил их вкусной и питательной пищей, он вообще посадил крохов на голодный паек.
Собрав всех бездельников на короткую внеплановую сходку Бра тут же поручил опорному пункту идти на штурм горловины желудка Квака, а, придется, пробраться и дальше, чтобы заставить этого обормота пошевелить не только своими куриными мозгами, но и языком да зубами.
В оружейном арсенале, который был с незапамятных времен сооружен в левом крыле желудка Квака по настоянию того же Бра, крохи получили оружие и привычным раскладом решительно двинулись в сторону горловины желудка Квака.
Зная, что подобная вылазка вновь испеченных воинов сможет только чуть-чуть расшевелить Квака, Бра, как только последний штурмовик скрылся за шестым мышечным мускулом Квака, вызвал по спецсвязи два отборных отряда профессионалов.
Они прибыли при полном раскладе вооружения и были настроены сверх решительно. Зная, что именно от них будет зависеть, как скоро все войдет в привычное русло, вышколенные командиры слушали последнее наставление старика:
— Наш носитель совсем оборзел. Быдло уже где-то на подходе к выходу из горловины желудка Квака, — решительно произнес Бра. — Они малость покрутятся там, уколят по болевым точкам, может эта ленивая уродина после этого соизволит прекратить свои имперские замашки и решит хоть чего-то пожрать. Но это не все. Ему давно пора преподать урок, поскольку Квак стал совершенно неуправляем. Выступаете по моему приказу.
Когда командиры ушли к своим подчиненным, Бра, чувствуя, что и его начинает поташнивать и желудок взывает к трапезе, решил подкрепиться запасами, которые заблаговременно доставили в хранилища, стоящие сразу же за хоромами, рабы Бра. Никто кроме них не знал об этих стратегических запасах. Даже спецназовцы.
Осторожно обойдя оба все время двигающихся огромных, как горы, мускула нижней стенки желудка Квака Бра подошел к первому хранилищу. Там была почти что свежатина. Ее умело законсервировали рабы четыре дня назад, и Бра оставалось лишь взять оттуда нужную часть и насытиться.
Каково же было изумление Бра, когда вместо провианта, в хранилище он увидел почти что пустоту. Это привело Бра в ярость. Невзирая на угрожающе сокращающиеся «желваки» нижних мускулов желудка Квака, Бра бросился ко второму хранилищу. И оно было кем-то тоже нахально выпотрошено.
Вне себя от ярости, едва не лишившись рассудка, Бра, вновь проскочив оба сокращающихся мускула задней стенки желудка Квака, буквально через пару минут был у своих хоромов. Еще через миг перед ним, разъяренным, предстали командиры обеих групп спецназа.
Голодную ярость старик вылил на них и приказал немедленно выступать ...
* * *
Зная, что даже легкое его движение выведет из сна этих интересных мыслящих двуногих, Квак послал упрямым крохам успокоительную команду и попросил немного повременить с завтраком. Они же в свою очередь выставили ему категоричный ультиматум: добыть только качественную плотоядную пищу.
«Знали бы вы, рядом с кем нахожусь сейчас я, и что это для вас самая изысканнейшая пища, вы бы сами повыскакивали из моего желудка, — весело подумал Квак и на душе у монстра потеплело. — Но нет, на этот раз я не отдам вам на растерзание эти божьи создания. Они милы, разумны и доверчивы как травы вокруг моего озера», — подумал Квак и чуть скосил глаза на еще спящих двуногих, которые доверились ему.
Не обращая внимания на то, что крохи почти что бунтовали, а приспешники старика Бра добрались уже до горловины желудка и упрямо лезли вверх, к пищеводу, чтобы затем, как уже было пару раз, выбраться через глотку наружу, Квак пару раз сглотнул, сбросив необузданных и нетерпеливых крохов снова в желудок. Затем, наплевав на их категорическое предупреждение, улетел воспоминаниями в далекое детство и юношество...
Он редко позволял себе подобное, но сейчас, при виде нежных крохотных созданий...
...Тогда озеро было намного глубже и шире, или, это маленькому, только что появившемуся на свет Кваку, так казалось. И живности в озере было много больше... Мать, оставила его одного буквально на третий день после рождения. В день совершеннолетия к нему должна была присоединиться его подруга, но она так и не появилась. То ли дорогу ей не смогли старшие к этому озеру указать, то ли по иным причинам...
Квак долго не решался покинуть свое озеро, которое поило и всласть кормило его. Но пришло время. Зов продолжения рода все настойчивее показывал молодому Кваку свой норов.
Пищи и раздолья хватило бы с лихвой не только для него и будущей подруги, но и для младенца. Даже для нескольких младенцев...
Квак устал ждать. Каждое утро, выходя на берег и зазывно трубя, он звал замешкавшуюся и видно забывшую карту маршрута подругу, но ее не было.
Понимая, что годы уходят, и в дороге может случиться все, и, возможно ему продолжительное время придется обходиться без пищи, Квак усиленно готовился к предстоящему походу. Он обязан был найти свою подругу!
Крохи в желудке, который Квак набивал, что называется по завязку и без разбору, почти что взбунтовались. Они отказывались принимать новые и новые порции поступающей пищи.
Даже всегда прожорливый и распорядительный, еще молодой Бра, высказывал недовольство — ему некуда было складывать провиант, но Квак не обращал на это замечание внимания, продолжая наращивать жир.
Когда в очередной раз Бра сообщил Носителю Кваку о готовящемся бунте вконец измотанных крохов, Носитель, наконец, внял его просьбам и уговорам. Это в свою очередь подняло Бра в глазах всех.
Основательно «сфотографировав» местность, Квак вышел из озера.
Пологие берега поросли высокими, щедрыми травами и деревьями, которые, порой намного превосходили рост Квака, но это не испугало его, а, наоборот, придало сил. Шкура у него была толстая и Квак не опасался, что поранится в пути.
Ломая, как спички почти что вековые деревья, прожигая тоннели в горах, выбрасывая со своих шипов и бородавок белесую жидкость, которая в избытке поступала в них через протоки, Квак, полный оптимизма, шагал и шагал вперед. Даже тогда он не прекратил своего марша, когда Бра впервые напомнил о себе, мол, подавай в свой реактор горючку, кладовые почти что пусты...
Квак должен был найти свою суженую. Но ни в первом озере, которое было меньше его собственного, ни во втором, огромном, где могли безбедно существовать, не принося никому неудобств по крайней мере пятнадцать или даже двадцать пар его собратьев, Квак никого не нашел. Не было даже намека на то, что они когда-то жили здесь.
Квак собрался продолжить свой неопределенный маршрут еще дальше, но взбунтовавшиеся в его нутре крохи со всей решимостью полезли вверх и были уже практически во рту. Теперь их бунт никак не был похож на тот, когда он только помышлял начать свое авантюрное путешествие. Конечно, крохи были наполовину дебилами, это Квак прекрасно осознавал, но он знал и другое — от недалеких голодных придурков можно было ожидать всего.
Поняв, что искать свою половину далее бессмысленно, Квак, вняв не приказу и не уговорам крохов, а собственному разуму и интеллекту и уже по знакомому, проторенному пути, пошел назад.
И было первое озеро, где он остановился ненадолго, чтобы «заморить червячка», и второе. Но они не понравились ему. Не потому, что здесь было меньше живности. Здесь ее было даже больше чем достаточно, но он любил свое озеро. Любил. Он в нем родился и вырос...
Родная лагуна встретила Квака, как показалось ему, с радостью, но в то же время и с сожалением. Меланхолия, навалившаяся на Квака после похода в никуда и возвращения несолоно хлебавши, не проходила. Квак, несмотря на строгие придирки со стороны крохов, питался нехотя и без разбору, лишь бы набить желудок и избавиться от назойливого Бра и его такой же неудержимо-назойливой, нахальной команды.
Лежа на берегу, Квак лишь изредка позволял себе купание в озере. Да, он был еще молод и полон сил, но в то же время без подруги, он чувствовал себя покинутым, никому не нужным стариком. Разве что необходим он был этому букашке Бра, которого давно надо было бы придавить на месте, но тот был изворотлив и хитер донельзя.
Квак знал, что подобное долго продолжаться не может и он, выйдет из оцепенелого состояния, обязан выйти и снова отправится на поиски благоверной — на это его толкал древний инстинкт самосохранения, который Квак видел в продолжении своего рода. И так будет продолжаться до тех пор, пока он не найдет ее, либо пока не состарится и не умрет вместе со всегда нетерпеливыми и нахально-требовательными крохами... Хотя нет, крохи покинут свое удобное логово и переместятся в другое место раньше...