Помню. Рассказ

Ирина Миляновская
                «Помню, Господи, прости,
                Как давно всё было…».                Демьян Бедный
 
               
Вот и я, как известный пролетарский поэт, разглядываю своё прошлое. Господи, чего там только не было! Кто же у нас был в генсеках тогда? В то морозное декабрьское утро в начале 80-х годов прошлого века. Брежнева Леонида Ильича уже тогда не было, а Горбачёва Михаила Сергеевича точно ещё не было. Да, не было. Он появился тогда, когда я вышла на работу после полуторагодичного отпуска по уходу за ребёнком, и моя жизнь превратилась в ад: работа, детский садик, очереди в магазинах, болезни сына, недовольное начальство, автобусные давки, раздражительность мужа, а потом ещё и перестройка. Я очутилась в центре этой круговерти, готовая послать всех и всё куда подальше. Всех и все, кроме своего единственного дорогого сыночка. Итак, я вышла на работу спустя не менее года после того декабрьского морозного утра, которое врезалось мне в память, и которое я никогда не забуду.
В то утро я, завернув своего сыночка в тёплые пелёнки и шерстяное, свёрнутое вдвое одеяло, вышла на улицу. Надо было прогуляться с ребёнком по морозцу. Утро было тихое, спокойное, воздух сохранял ещё рассветную синеву. Многодневный иней толстым слоем покрывал всё, что только можно было покрыть: ветви деревьев, решётки оград, провода, сосульки, свисающие с крыш домов, крыши, подъездные карнизы, ресницы прохожих. Тихое очарование, покой и безмятежность таило в себе это утро. Машины лишь изредка нарушали благолепие зарождающегося дня. Дом, в котором я проживала вместе со своим сыночком, находится на окраине города. Город продвинулся бы и дальше, да мешала горная гряда, которая протянулась на запад и на восток Бог знает, куда и не давала воли никому: ни частному, ни общественному предпринимательству. У самой крайней черты города возвышалась пятиэтажка, небольшую часть первого этажа занимал молочный магазин. Я уже наведалась в магазин рано утром. Мы, окрестные жители, занимали очередь в шесть или даже в пять утра, и ждали открытия магазина в семь часов. Потом толпа очередников, с трудом сохраняя спокойствие и порядок, протискивалась в открывшуюся дверь, и устанавливалась вдоль прилавка. Так вот, я уже побывала там. Но об этом стоит поговорить отдельно. Я прибежала к магазину где-то около шести часов утра. Темень и мороз сковали город намертво. Возле запертой двери магазина топтался какой-то пожилой гражданин. Увидев меня, он повеселел лицом и тотчас же завёл со мной беседу.
– Не спится? – спросил он.
– До сна ли тут, – ответила я. – Молоко нужно, сметана…  Этим и существуем.
 – Так-так, – подтвердил пожилой гражданин, перескакивая с ноги на ногу. – А что же ты пришла? Мужика у тебя нет разве? Почему он не пришёл?
– Вы имеете в виду мужа? – ответила я. – Муж есть, только он уже уехал на работу.  У него смена начинается в семь утра.
– Та-ак, – протянул мужчина, – А дети у тебя есть?
– Есть. Сын. Он ещё маленький, в августе родился. Он один дома. Спит ещё.
– Вон оно как…, – Мужчина замолчал и задумался. – Иди-ка ты домой. Застудишься ещё, не дай Бог. А к семи часам приходи сюда. Я очередь поберегу. Иди.
Я побежала домой. К семи часам я была у магазина. Возле двери толпился народ. Я хотела протиснуться к двери, но толпа не пускала меня. Тогда от двери отделился давешний гражданин. Он разжал очередь, схватил меня за руку и притянул к себе. Послышались возмущённые крики женщин. Всем казалось, что я поступаю незаконно, против всяких правил, что я вообще дрянь и эгоистка. На это мой заступник ответил, что я в очереди первая, что он занял очередь за мной тогда, когда они все ещё дрыхли у себя дома.
– Я боялся, что ты не придёшь, – шепнул он мне уже в магазине.
Итак, я запаслась несколькими бутылками молока, кефира и сметаны. Было десять часов утра. Торопиться мне больше было некуда и незачем. Я потихоньку двинулась к магазину, держа в своих объятиях моё маленькое сокровище. Можно было бы, конечно, катить его в коляске. Но я предпочитала нести его на руках. Мне казалось, что мороз может проникнуть через какие-нибудь щелочки к младенцу, и я не буду знать об этом. А так всё под контролем, я ощущаю его проблемы всем своим телом. И если что не так, тут же поверну домой.
Возле магазина стояла крытая грузовая машина. А возле неё чернела густая толпа народу. Продавали сливочное масло. Я подошла к краю очереди и заняла её. Мне передали номер 565.  Масло давали по полкилограмма в одни руки. Мне бы с сыночком дали целый килограмм! О, это масло! Сейчас его хоть завались, хоть.… Не буду продолжать, что с ним можно было бы делать сейчас – оно такое гадкое, в рот не лезет, а тогда.… При одном воспоминании о нём хотелось жить, творить и развиваться. Но как получить его, то чудесное масло? Мой номер 565. Можно было бы попытаться пролезть и без очереди. Ребёнку нет ещё года. Мне полагалось брать всё без очереди. Без очереди.… Нет уж, лезть в эту шевелящуюся свалку, где моего сына могут придавить, ни за что на свете.… Дождусь ли я своей очереди через несколько часов – вот в чём вопрос. Посмотрела я на очередь. Подумала, дождалась крайнего, передала ему номер 566 и пошла домой, стараясь сохранить в своём сердце крохотки оптимизма. День проходил в трудах и заботах в так называемой бытовухе, которую презирают люди с возвышенной поэтической душой. О масле я уже не вспоминала. Сынок мой, радость моя, крутился в своей кроватке, наблюдая за мной большими чёрными глазками. Пока я ещё находилась в комнате, и он мог видеть меня, всё было нормально, но стоило мне пойти на кухню, как он поднимал крик, требуя, чтобы я вернулась обратно. Что было делать? Приходилось подчиняться его воле. В то время я научилась многое делать одной рукой, потому что другой держала сына на коленях. Я стирала, чистила картошку, варила и жарила – все одной рукой. А сынок внимательно смотрел на всё это.
Начало смеркаться. День угасал стремительно и бесповоротно. Вдруг раздался дверной звонок. Я открыла дверь. За порогом стояла худенькая пожилая женщина. Лицо её показалось мне знакомым. Где-то я уже её видела. Возможно, она даже живёт со мной в одном доме. Она протянула мне два кусочка сливочного масла.
– Вот, Ира, – сказала она. – Мы уговорили продавщицу, и она продала нам масло на тебя.
Я поблагодарила женщину, отдала ей деньги, и она ушла.
Прошло много лет. Всё в жизни поменялось. Сменилось целое поколение людей. Страна изменилась до неузнаваемости. Только сердце моё не изменилось. В нём навсегда утвердилось чувство благодарности и уважения к людям, способным видеть и угадывать проблемы ближнего, приходить к нему на помощь тогда, когда его даже не просят об этом. Как хорошо, что есть на свете такие люди! Они держат страну, всех нас на плаву и не дают никому скатиться в бездну отчаяния и порока. Можно сказать, я живу, пока помню об этом.