2019 г. Дневниковые записи 30 Есть ли я, если нет Тебя?
продолжение
8 мая 2019 г. Умер в больнице сын моих друзей. Он был отчасти поэт. Говорила с другом, у которого умер сын. Я предположила, что Бог пожалел сына, который очень пил, пожалел его родителей и забрал сына. «Это глубокая мысль», - сказал друг. Я заметила: «Мы его не отмолили». Мы много лет просили за А. Родители чувствуют свою вину перед ушедшим.
«Хорошо, если бы его окунули в какой-то источник и этим погружением стёрлась бы его память о том, что на земле он был алкоголиком», - подумала я.
Вчера на салоне Ирочка В. рассказывала о Юлии Друниной, которая разочаровалась в жизни, в стране, за которую она воевала, завела мотор москвича и задохнулась выхлопными газами, это произошло в 1991 году. Её второй муж Алексей Каплер умер в 1979 г. Юлия в предсмертной записке просила похоронить её рядом с Каплером.
Алексей Каплер её очень любил. Узнав о его любви к Юлии, я подумала: «Если бы все мужчины так относились к женщинам».
С холмов
Издалека — зелёная река,
И берега — зелёные пока,
Над ними лёгкие струятся облака
Невидимо для глаз, едва-едва.
26 апреля 2019 г.
Говорили с Н. о стихах поэта. «Я знаю его кухню», - сказала Н. Она привела пример. «Это у творца строчек может быть — менять смыслы в стихах», - реагировала я.
Усталость души и тела. Состояние пустоты. Где же, Господи, где же Ты?
Состояние пустоты.
Где же, Господи, где же Ты?
Непонятны Твои дела.
Любишь Ты. Ну, а я — была…
Есть ли я, если нет Тебя?
Пребывала, Тебя любя
На земле. Стремилась к Тебе.
Ты был главным в моей судьбе?
Монастырь… Так мечталось мне.
Помоги мне жить на земле!
Странно всё. Я в миру жила,
Как монахиня. Жизнь прошла?
9 мая 2019 г.
Перед сном во мне звучит моя музыка на мои стихи:
Я русский человек,
Я русской полон боли.
Легко ли в страшный век
В родимой жить неволе?
К другим я берегам
Побег давно замыслил,
Как тот лукавый раб -
Свободный и лучистый.*
Здесь драмой дышит ночь.
Что там? Судьбы веленье -
Тоски не превозмочь -
Мне страшно промедленье.
И уж меня стремит
Потоком вожделенным,
Лазоревою пеной
Береговой гранит.
Но боль ещё болит,
Ещё преступна радость,
Там мой народ скорбит,
Здесь доживать останусь
Отпущенные дни.
Свобода где? Далече
Болотные огни
Российской пьяной речи…
1991 г. Россия-Швейцария
* А.С. Пушкин "Пора, мой друг, пора..."
Я тогда мечтала на год уехать из России. Но друзья не нашли мне работу. Два месяца прожила я в Германии и Швейцарии. Коллеги не могли мне этого простить, травили до того, что пришлось уходить с работы. А они хорошо заработали, уча моих учеников в моё отсутствие.
Читала стихи В.Ш. 1997 г., они драматичны вполне, они хватают за душу.
Придёт равнодушие к родственнице, постоянно гнавшей меня, к пятерым, обидевшим меня на занятиях, не защитившых от несправедливости, от травмы.
Утешают виртуальные друзья.
Нина Бескупская
Галине Ларской
Их бездна - нищих странников в ночи,
Кто ест свой хлеб, слезами омочив,
Кто крова хоть какого-то лишён,
Кто отсыпается на тротуаре днём.
Галина Ларская http://www.stihi.ru/2013/11/18/9791
как хочется тебя забрать,
другие страны показать...
где твой алмаз сверкнул, как меч...
там так нужна чужая речь...
широкая в степи река,
в мелодии - легка рука.
красива, с рыжей головой,
весталка - с милою Москвой.
где столько прожито и слов
записано, как чудных снов.
Я спросила Нину изумлённо: «Я — рыжая?»
+ добавить замечания
Это образ, яркая! Радостная! Красивая!
Нина Бескупская 27.03.2016
+ добавить замечания
Мрачная. Меланхоличная. Веселюсь только с детьми.
Галина Ларская 27.03.2016
+ добавить замечания
Я за городом, ничего не знала. Но всегда помню друзей.
Нина Бескупская 27.03.2016
Спасибо ещё раз, Нина. Это трогательно.
Галина Ларская 13.04.2016
На фейсбуке есть сайт, посвящённый отцу Александру Меню. Я беру оттуда сведения о чудесном человеке:
Священник Владимир Зелинский об отце Александре Мене. (Живёт и служит в Италии).
Это был самый счастливый человек, встреченный мною в жизни. Удивительно много было дано ему, и всё, что было ему дано – глубокая вера, «сердце милующее», о котором говорил святой Исаак Сирин, ум, воля, мужество, такт, многие таланты, необъятные знания, неиссякающее чувство юмора, Господи, и сколько всего ещё! – всё это находилось между собой в гармонии. И всё это вместе с красотой его духовного облика служило одному призванию – пастырскому. Казалось, он родился пастырем, был им с первого своего дня и до последнего часа.
На языке Библии, который был родным для отца Александра, войти в веру и жить ею называлось «заключить завет». Самым точным, подлинным образом христианства для него было – знак, печать или скрижаль Договора между Богом и человечеством, между Творцом Вселенной и теми, кто откликается Его Слову.
«У меня с Богом завет…», – сказал он однажды (и говорил, вероятно, не одному мне), как-то застенчиво улыбаясь, на вопрос, чем объяснить эту невероятную плодоносность его жизни. Суть этого завета – верность человека в ответ на ту, которая «выше облаков» – верность Божию.
Образ, который остался от него, если свести его к одной точке, одному мотиву, есть образ светлой энергии, изливающейся на всё вокруг, не только на друзей и прихожан, но и на суровых критиков (их и при жизни хватало), на допрашивателей, на доносчиков...
Да явись перед Вами прозелит мормонского или иного экзотического исповедания, или телемаг, или некто, притязающий быть самим воплощением Кришны, или, напротив, лицо, ушибленное сугубым патриотизмом, Вы бы и их не обделили Вашей дружеской улыбкой, немного, конечно, не без юмора...
«Конец мира может наступить сейчас, когда мы с вами беседуем, – говорил отец Александр, – но какой смысл строить свою жизнь на испуганных домыслах? Научиться жить в начале христианской эры куда разумнее и отважней».
Помню, как, стоя у окна в своём кабинете и обернувшись на перезвон лаврских колоколов, Вы сказали: «Видите, живу под покровом преподобного Сергия, всегда чувствую его близость».
В субботу 8 сентября 1990 года я был приглашён моим другом Ноэлем Копеном, в то время главным редактором «La Croix», на свадьбу его дочери. После венчания вдруг неожиданно подобралась ко мне тоска. Что-то недоброе и холодное как будто сдавило сердце. За ужином мне не пилось, не елось, не шутилось, я с трудом дождался его конца.
Кто-то подвёз меня из парижского предместья в город, я попросил высадить меня между Лувром и площадью Согласия, чтобы разогнать эту тяжесть ходьбой, и побрёл к Notre Dame; я жил тогда рядом.
Был третий час ночи, у Сены не было никого, ни прохожих, ни парочек, ни даже клошаров. В этой беззвёздной, странно притихшей ночи было что-то гнетущее и даже злое, враждебное, хотя за час дороги я не встретил ни души. Добравшись до дому, я рухнул на постель с ощущением какой-то давящей боли и непоправимости того, что где-то должно произойти. Это было за пятнадцать минут до Вашего выхода из дома.
Позвонив через несколько часов Ирине Алексеевне Иловайской-Альберти, услышал от неё: зарублен топором.
***
Мне отец Александр снился два раза или даже три. Он был добр. В последнем сне он сказал мне: "Я живу одновременно в прошлом, настоящем и будущем".
Я часто молюсь о нём и ему. Для меня он святой человек.