Наверное, это был 1964 или 1965 год. Мы тогда уже жили в Кишиневе. Я был еще мелким, мог запросто заблудиться на лестничной площадке, не попав в собственную квартиру, поскольку ранее мы жили в доме на земле, а этажи для меня были страшнее леса дремучего. Папа тогда работал начальником стоковой станции Гидигичского водохранилища. Это около 10 км от Кишинева. Само Кишиневское море протяженностью около 12-13 км и шириной, наверное, до двух км в устье. Земляная плотина, укрытая бетонными плитами, несбыточная мечта рыбака-любителя. А надо сказать, что отец любителем был, что и говорить, до мозга костей. До самоотдачи и самоотречения. Чеховская Душечка говорила, что у рыбаков глаза, как у покойников, а папа говорил, что время, проведенное на рыбалке, в зачет жизни не идет.
Дамба водохранилища — объект охраны, вход и въезд на нее только для персонала. Есть ворота и ограда, рыбная ловля запрещена по закону об охраняемых объектах и распоряжению руководства стоковой станции. Массовая рыбная ловля. К тем, кто исполняет обязанности, естественно, это не относится. По закону неписанному. Как обычно, прикормив мамалыгой еще с вечера, папа по утренней зорьке уже сидел удочками, заброшенными веером, а по дамбе отслеживались сторожки закидушек, лениво качавшие колокольчиками в такт слабому волнению поверхности водоема. Если поклевки нет, то рыбаку не грех подзакунять в лучах восходящего солнца, что придает рыбалке еще некоторый высокий смысл: все-равно время в зачет жизни не идет.
Так папа и смотрел на поплавки, пока… Поклевка! Колокольчик, на ближайшей донке! А мне это чувство тоже знакомо! Какой сон?! Сдуло! Внутренняя пружина жизни возвращает мгновенно в явь, и ты уже у удилища, у грузила, у колокольчика. Папу подбросило, в одно дыхание его рука (вместе с остальным организмом) оказалась у плавно ходящего вверх-вниз, но не звонящего колокольчика ближайшей донки. Рыбаки знают, что там, где кормится карп, дно подобно гладкому бетону. Этот вид пропускает ил через себя, губами его захватывая, через жабры выбрасывая, оставляя только съедобное. Если донка «зазвонила», значит, карп заглотнул наживку, но еще может выплюнуть или отпустить. Подсекать нельзя! Надо ждать, пока он ее надежно захватит. Какое-то время карп ее «смакует», решает глотать или нет, а поплавок удочки, или колокольчик донки плавно колеблется, шевелится, как бы нервы рыбака на прочность испытывает. Выдержка, терпение и выдержка. И концентрация внимания.
Константин Иванович сосредоточенно ждет момента подсечки. Мир вокруг перестал существовать. И в этот момент за спиной раздается: «Ну, что, земляк, клюет?» Не отвлекаясь от донки, папа произносит совершенно нейтрально, не оборачиваясь в сторону любопытного, не задумываясь, как тот оказался в запретной зоне (момент истины, потом, все потом!): «Ха! Земляк! По одной земле что ли ходим, земляк?» Оно и понятно: где мой папа, где его земляки! С другой стороны, черноморскому моряку — весь мир — землячество.
В этот момент карп хватанул-таки наживку и решил сокрыться в пучине. Ага! Не сейчас! Константин Иванович его подсек и потянул к берегу. Какое-то время рыбина в шоке, не ожидает от мелкого червя такой прыти, но быстро справляется с обалдением и начинает «тянуть», уходя то вправо, то влево. Задача рыбака — подвести добычу на мелководье, (правда, там чешуйчатому «бревну» легче всего сорваться) и с помощью устройства «подсак» уровнять шансы. Но подсак… Подсак остался около веера удочек… Что бы сделали вы? Правильно, позвали бы на помощь. Тем более, что помощь как раз за спиной.
— Подсак! Подсак! Земляк, подсак! — И папа свободной рукой несколько раз махнул в сторону удочек.
Мужик скатился по дамбе к воде, подхватил подсак и мастерски его подвел под коропа, которого папа в натяг швартовал к берегу. Потом бросил леску, благо рыбина на берегу, перехватил чешуйчатого за жабры и мастерски извлек заглоченную тем снасть из губошлепного рта. Килограмм пять — самое малое!
— Ну, ты молодца! Ай, молодца! Сам рыбак, что ли?
Пока он это произносит, начинает возвращаться в действительность и понимает, что перед ним стоит с коропом в руке, показывая улов своему сопровождению, восхищенно суетящемуся на дамбе, сам… Юрий… Алексеевич… Гагарин!
Космонавта номер один пригласили на молдавскую свадьбу в село Кожушна, поворот на которое находится совсем рядом с поворотом на гидигичскую дамбу. Надо сказать, что Юрий Алексеевич действительно рыбак был заядлый: что тут говорить, — волжанин. Он попросил остановить картеж у водохранилища, увидав бегущего по дамбе рыбака, мгновенно поняв — это поклевка. Охранник у ворот так и застыл, отдавая честь и потеряв двигательный рефлекс, при виде такого количества погон и партийного руководства в сопровождении самого Гагарина. А Гагарин, попросив личную охрану и прочих официальных лиц «не спугнуть поклевку», в одиночестве подошел к Константину Ивановичу с традиционным вопросом: «Клюет, земляк?»
Надо знать моего отца и его реакцию, одно слово — «одессит». Пока Гагарин показывал молдавской верхушке (кстати, тоже позабывшими, что они сановники, и захваченными событиями микропутины), папа понял кто именно перед ним. Но не растерялся. Порода не та!
— Юрий Алексеевич! Им-то Вы чего показываете, Вы Сашке Судольскому расскажите, а то он мне не верит!
Тут, конечно, Гагарин обалдел не меньше папы. Сашке… Судольскому…
Как рыбачок из глухого молдавского села Гидигич может знать о существовании Александра Судольского?! Дядя Саша Судольский — папин однокурсник, член отряда космонавтов, ученый-океанограф. Когда папа все это разъяснил, Гагарин еще долго приговаривал, вставляя в рыбацкие байки:
— Земляк, говоришь? По одной Земле ходим! А Земля-то круглая, сам видел!
Очень хотел Юрий Алексеевич порыбачить. Обещал подъехать. Не получилось, конечно. Время расписано. Протокол пребывания и тому подобное.