Эта была бетонная плита, совсем простая бетонная плита, закрывающая окно, через которое раньше видна была улица, на которой росли деревья, и зеленела по весне трава. Там летом на рассвете пели птицы, и всходило солнце, а потом начинался закат.
Но однажды закат и восход закончился, как и перестали петь по утрам птицы, вход в этот мир постоянства закрыла бетонная плита, ставшая глухой стеной, которая преградила путь в жизненное пространство.
Но напротив стены, внутри помещения на диване давно лежала умирающая вместе с восходящим и заходящим солнцем пожилая женщина. Угасающим взглядом своих, когда-то прекрасных глаз, она смотрела на серый бетон, который символизировал вход в иной мир, где продолжалась жизнь и думала о том, что эту стену, раз уж она прикрыла живое, ставшее мёртвым, хорошо бы чем-нибудь украсить, чем-то таким, что оживило бы мертво- бледную серость бетона и ей не было бы так грустно покидать этот мир, печально глядя на глухую бетонную стену.
Каждое утро, просыпаясь и с трудом открывая всё больше слабеющие веки и глядя помутневшим взором на один и тот же предмет, который она теперь только и могла видеть, она никак не могла придумать, чем же, как же его украсить. И однажды она всё же придумала, решив, что лучше всего на этой голой бетонной плите, неожиданно закрывшей перед ней жизнь, будут смотреться её настенные фарфоровые часы, стрелки которых, как и прежде, двигались сейчас вперёд и где-то у неё за спиной тихо отсчитывали её последние часы и минуты в этом мире.
Но не успела она подумать о таком и порадоваться тому, что, наконец- то придумала, чем можно украсить это мёртвое оконное пространство, как испустила дух.
Её тело еще некоторое время лежало в застывшей позе на диване, а закрытые глаза всё так же смотрели на бетонную стену, которую она так и не успела украсить.
Через какое-то время уже и тело женщины больше не продавливало старый матрац, а стена по- прежнему так и оставалась на месте, всё так же закрывая бетоном вход в тот мир, где всё так же продолжалась жизнь, цвели деревья и пахло весной и осенью с жухлой желто-красной листвой, а с наступившей зимой, когда вокруг всё побелело, превратившись в седую поверхность, укрытую белым снегом и укутанную снежными метелями, всё неожиданно изменилось.
Женщина, которая всё это время помнила, хоть и умерла уже, о том, что хотела повесить на стену часы из бело-голубого фарфора, вернулась обратно, просверлила в стене дырку, вставила в неё блестящий металлический шуруп и повесила на него часы, а обе стрелки циферблата, маленькую и большую поставила на цифру 12. И всё началось сначала, отсчёт времени пошел с начала, с того момента, как она сначала умерла, а потом вернулась, чтобы закончить начатое дело, когда придумала, наконец, как украсить бетонную стену, но не успела выполнить задуманное.
И вот уже снова наступила за окном с закрывающим живой мир мёртвым бетоном весна, снова запели птицы, приветствуя новую жизнь, всё снова продолжалось, как и прежде зеленели деревья, что росли и тогда на улице, и как и прежде, жила женщина, потому что часы в бесконечном тиканье снова отсчитывали часы и минуты, вися теперь на бетонной плите, что означало бесконечность бытия и вечность жизненного пространства.
30.06.2019 г
Марина Леванте