Аул Кожа, где я родился, затерялся в лесах Омской области. Жители его, за редким исключением, из рода, давшего название селу. Не нужно было в своей родословной добираться до седьмого колена, чтобы понять, что все мы в ауле родственники и составляем одну большую семью. Война прошлась по этой семье, дереву жизни внезапным смерчем, ломая одни ветви, опаляя другие, проверяя на прочность третьи.
"МЯСОРУБКА"
До сих пор храню солдатские письма-треугольники с фронта. Вот одно из них - от моего дяди - Заира, написанное 29 апреля 1942: "…Ходим по колено в воде. Дважды ходили в разведку, в тыл к немцам. В первый раз на двое суток, во второй - на четверо. От воды опухли руки и ноги. Потерял много товарищей. Пища когда есть, когда нет. Шлю весточку, что жив…"
Погиб Заир-ага там же, у деревни Трегубово Новгородской области. Через 45 лет вместе с семьей ездил туда искать могилу своего родича. Вдоль дороги Новгород-Чудово несколько братских могил с именами: "Иванов, Петров, Сидоров и другие". А вокруг гиблые болота с незахороненными останками бойцов. Здесь весной 42-го шли ожесточенные бои по спасению 2-й ударной армии генерала Власова. Нужно было расширить узкое горлышко шириной 2-3 км., по которому прорывались из окружения наши войска. Порой горлышко сужалось до нескольких сот метров и насквозь простреливалось. Люди пробирались по трупам других. Это страшное место получило название "мясорубки".
ЧТО НАША ЖИЗНЬ? СПИЧКА!
С неразгибающейся как у Сталина левой рукой Есман-ага был человек простой, общительный. Он прошел всю войну от начала до конца, бывал во многих переделках.
- Как же ты уцелел? - удивляюсь я.
- Несколько раз по чистой случайности, - отвечал он. - Раз сидели мы в укрытии, недалеко от речки. На другом берегу - немцы. Они вели методичный артобстрел наших позиций. К тому же действовали немецкие снайперы. Кончилась вода, и бросили мы жребий - кому ползти за водой. Счастье отвернулось от меня - помеченную спичку вытащил я! Как не хотелось мне покидать безопасное место с риском попасть под хищный охотничий прищур снайпера или взрывы снарядов! Но делать нечего, извиваясь ящерицей пополз к речке, набрал воды, пробираюсь назад, а вместо укрытия - огромная воронка…
СТЕРВА
На своей груди Абуке-ага постоянно носил почему-то только орден Красной Звезды, хотя у него были и другие ордена, медали. Войну он закончил в Берлине. Естественное мальчишеское любопытство толкало меня расспрашивать его:
- В наших фильмах и книгах показывают, как геройски защищали свою родину советские люди. Но, наверно, и немцы отчаянно дрались за свою землю?
- Да-а-а… Помню, брали мы один немецкий городок. На площади стояла высокая кирха, а наверху засел пулеметчик. Сколько он нам крови попортил, сколько людей положил! Все-таки взяли мы кирху, взлетели наверх, а там - немка! Такая злость была, что на эту стерву даже патронов не стали тратить - сбросили ее оттуда на мостовую.
МАРАФОН
Каждое письмо, весточка с фронта - великая радость для родных и близких. А тут телеграмма: "Наш эшелон остановится на станции "Называевская" такого-то числа. Встречайте. Газиз." До железнодорожной станции километров сорок. Время военное, порядки сталинские, и на все про все бабушке дали только сутки. Транспорта нет. И двинулась она пешком, тогда уже немолодая женщина, в путь ночью, напрямик через леса, чтобы успеть к подходу воинского эшелона. Добралась до станции, а эшелон уже сутки как прошел. Оказывается, телеграфистка на эти сутки перепутала дату.
С глазами полными слез рассказывала бабушка нам эту историю. Место встречи изменить нельзя, а время, оказалось, можно. Чья-то халатность, безответственность развели мать и сына, лишив их подаренной судьбой возможности в последний раз увидеть, обнять друг друга. Воевал Газиз связистом. И каждый день на передовой, под огнем противника, пробегал, проползал он свою марафонскую дистанцию, налаживая связь. Погиб в заснеженных полях Подмосковья.
"ЖДИ МЕНЯ, И Я ВЕРНУСЬ…"
На двоих сыновей бабушка получила похоронки, а третий, Латып, пропал без вести. Не хотела она верить, что потеряла еще одного сына, все ждала. Ведь возвращаются же даже те, по ком уже поминки справили. Но с каждым годом таяли последние надежды. И словно догорающая спичка, ярко вспыхивающая в последний раз, надежда увидеть Латыпа живым вновь забрезжила для нас в "холодное лето 53-го". Поползли слухи, что после амнистии возвращаются те, кто был в плену, в лагерях. Рассказывали, что у кого-то ночью постучались в окно. Открывают и глазам не верят - вернулся тот, кого давно уже перестали ждать!
Теперь и мы стали ждать, надеяться, что к нам может также постучаться и Латып. Я заранее забирался в постель к бабушке (на это уютное место претендовали и сестра, и братишка) и ждал наступления ночи. Ложилась бабушка, и вместе мы чутко прислушивались к шагам, движениям за окнами. Стучались, приходили и уходили знакомые и незнакомые люди, а Латыпа все не было и не было…