Сверчок. Коллежский секретарь. Гл. 30. Брут и Пери

               
                Сверчок
                Часть 2
                Коллежский секретарь
                30
                Брут и Перикл

     Но в Петербургский период моей молодости, вдруг дорогу мне осветил светлый  луч дружбы с Чаадаевым. Он  был философ до мозга костей. В его уме бродили и по уши заполняли серое вещество немцы Кант, Фихте, Шеллинг, и пребраживал этот ум философ, писатель и мистик Юнг – Штиллинг.
 
       Из моих сансарических кругов жизни я вывел следующее о Чаадаеве.
 
     Когда мы впервые встретились у Карамзина в Царском Селе, Чаадаеву было года 22, а мне – 17: я еще учился в Лицее. Дружба наша началась несколько позже, по окончании мною Лицея, и оборвалась с моей высылкой из Петербурга в 1820 г. Мы тогда были, еще очень молоды.

     Ничто на земле не проходит бесследно,
     И юность ушедшая тоже бессмертна,
     Как молоды мы были, как молоды мы были,
     Как искренне любили, как верили в себя.

     Ночью я кутил, обычно просыпался поздно, час – другой, полулежа в постели, писал свою поэму о Руслане, потом одевался небрежно-щегольски, выходил на Невский, и заходил к Чаадаеву.  Да, я всегда заходил  к Чаадаеву, а он ко мне – нет!
                Мы  стали  закадычные друзья.
                И как странно!
                Между нами, казалось бы, не должно быть ничего общего.

      Чаадаев – аристократ, блестящий гвардейский офицер, и вместе с тем, ученый и мыслитель. Ему всего 24 года, но он уже занимает прекрасное положение в свете:
       он с успехом проделал французскую кампанию и теперь состоит адъютантом при командире гвардейского корпуса, князе Васильчикове; он хорош собой, его знает двор,
       он свой человек в аристократических гостиных Петербурга.
       он богат и независим.

       Его спокойная уверенность в обращении с людьми – вызывает у меня зависть. Он импонирует сдержанной любезностью и в этом его сила. Его кабинет – сочетание элегантности и учености. Чаадаев – домосед и аккуратен до щепетильности. Если хорошенько присмотреться, на обстановке, как и на самом хозяине, лежит отпечаток педантизма, а я номинирую в олицетворении  буйной шалости и беспорядка.
      Ох, время, время, времечко… такое уж оно было, что многие культурничали и философствовали. В то время строгость правил и политическая экономия были в моде.
      Офицеры являлись на балы, не снимая шпаг и подчеркивали, что им неприлично было танцевать, а что до дам…, то дамы для них существовали  мимоходом, и  особо некогда ими было заниматься. По образованности и широте взгляда Чаадаев, конечно, превосходил большинство своих сверстников; но, в общем, он делил их интересы; и для него на первом плане стояли тогда строгое отношение к себе и желание свободы для России. То и другое соединялось в сознании своего общественного долга. Когда я в самом разгаре этой дружбы захотел одной чертой определить Чаадаева, мне пришлось сказать:
 
 Он вышней волею небес
 Рожден в оковах службы царской;
 Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес,
 А здесь он - офицер гусарской.

       Да, Чаадаев ненавидел абсолютизм императора – отсюда Брут, и верил в демократию – отсюда Перикл.

Почему Брут?
Да потому…
потому что он заговорщик и один из убивцев Цезаря,
потому что в его душе было осуждение высокомерия диктатора,
потому что он поддерживал народную ненависть,
потому что он осуждал восседание Цезаря в сенате и суде в золотом кресле,
потому что он видел, что  статуи Цезаря ставились среди изваяния богов,
потому что именем Цезаря был назван седьмой месяц года июль,
потому что Цезарь раздавал государственные должности по своему усмотрению,
потому что Цезарь раздавал должности на годы вперед,
потому что  сенаторов Юлий цезарь встречал сидя.

                Вот – основа для заговора Брута.

    Неудивительно, что среди глубоко оскорбленных сенаторов стал зреть заговор против Цезаря. Неудивительно и то, что заговорщики, ища лидера, взор свой обратили на Марка Брута, в прошлом сторонника Помпея, ныне обласканного Цезарем и пользовавшегося большим его доверием.

А теперь об убийстве Юлия Цезаря.

При появлении Цезаря сенаторы поднялись с мест, приветствуя его. Заговорщики же разделились: часть из них встала позади кресла Цезаря, часть окружила его, вместе в Тиллием Цимбром прося за его изгнанного брата. Цезарь отказал, отмахнувшись, и тогда Цимбр схватил его за тогу выше локтя, тем самым подав заговорщикам знак. Тогда сзади Каска ударил Цезаря мечом в затылок: рана эта оказалась несерьезна, словно Каска не мог вполне решиться на святотатство. Не знавшие о заговоре сенаторы оцепенели от ужаса, Цезарь же перехватил руку Каски, но видя, что кинжалы смотрят на него со всех сторон, накинул тогу на голову и распустил ее складки ниже колен, чтобы, упав мертвым, выглядеть пристойнее. Говорят, он встретил смерть молча, а замахнувшемуся на него Марку Бруту он шепнул с укоризной: «И ты, дитя мое?» Двадцать три удара пронзили тело Цезаря, и кровь его забрызгала цоколь пышной статуи Помпея, стоявшей в курии, словно сам Помпей явился отмстить давнему врагу. Многие из заговорщиков тоже оказались ранены — друг другом, так как орудовали кинжалами в тесноте и давке и каждый желал дотянуться до Цезаря. Тело его заговорщики хотели сбросить в Тибр, но не решились, и оно было торжественно предано огню на Марсовом поле.
 
И слово о Перикле.

Он жил пять веков назад.
Он сделал Афины богатыми и могущественными.
Он принадлежал к аристократическому роду.
Он был прекрасно образован (брал уроки у великих философов).
Он, был неподкупен и бескорыстен.
Он обладал отличной выдержкой.
Он обладал  силой убеждения.
Он производил на людей сильное впечатление.
Он жил скромно.
Он старался не показывать своё богатство.
Он главным развлечением считал философские дебаты.
Он наполнил свой дом мыслителями, художниками и поэтами.

    Афины при Перикле становятся крупнейшим политическим, экономическим и культурным центром Древнего мира. Он поднимает морскую державу, приглашает великих архитекторов для восстановления Акрополя (до этого храмы на Акрополе были разрушены персами). В это время были воздвигнуты Пропелеи - парадный вход в Акрополь, Парфенон - главный храм города, посвящённый Богине Афине.
В это время окончательно складывается демократия, во главе с Народным собранием. В «Собрание» входили все граждане Афин, гражданином назывался горожанин - мужчина у которого мать и отец были родом из Афин и достигшие возраста 20 лет. Путём голосования они выбирали на один год высшее должностное лицо и другие должностные лица. В обязанности высшего должностного лица входило: принятие законов, объявление войны, распоряжение казной, принятие мирных договоров.

Демократия туды её…  в качель!
Тирания туды её…  из качели!
Зато без всякого либерализма!