Недавно мой хороший товарищ Эдуард Майданюк прислал замечательную книжку с интригующим названием «Есть ли в Томске медведи». В ней он рассказывает об одном уникальном коллективе, который организовался в Томском политехническом институте в пятидесятых годах прошлого века. Ещё не было КВН, Эдита Пьеха только начинала певческую карьеру, эстрадные оркестры Лундстрема и Рознера с трудом пробивали себе путь, а смешили людей довольно надоевшие пары: Миров и Новицкий, Тарапунька и Штепсель, Миронова и Минакер…
В это время произошел взрыв эмоциональной и интеллектуальной энергии в студенческой среде. Именно ВУЗы стали проводниками и родниками новой нарождающейся культуры, параллельно, а, порой, вопреки официальной культуре, зажатой в рамках партийной идеологии. В Томском политехническом институте был создан Клуб эстрадной музыки, который быстро превратился в пропагандиста и агитатора студенческой культуры не только в Сибири, но и в центре страны. Участники коллектива прекрасно владели музыкальными инструментами, пели свои собственные песни, показывали сочиненные ими театральные миниатюры. Студенты ездили с концертами не только по колхозам и совхозам, но и по городам всего Союза, Встречали их с восторгом так же, как сейчас приветствуют «Уральские пельмени». Студенты несли в своих выступлениях такой заряд оптимизма и показали такой профессионализм, что их пригласили на зарубежное турне, что в те времена было почти невозможно даже для больших театров.
Томичи-политехи приезжали и к нам в Новосибирск. Тогда ещё не было Академгородка, и они выступали в строительном институте. А потом их пригласили в наш институт инженеров водного транспорта. Я помню, с каким трудом мне удалось достать входной билет на концерт томичей. От их выступления я был в таком восторге, что сразу же, придя в общагу, стал сочинять песни.
Это было время, когда в каждом институте были коллективы художественной самодеятельности, и ежегодно проводились студенческие концертные фестивали внутри ВУЗов. Свежесть и искренность выступлений, ещё не затуманенная денежными отношениями, была особенностью тех концертов. Не было ни продюсеров, ни промоутеров; как правило, всем этим процессом управляла самодеятельная группа талантливых студентов-единомышленников.
Когда появлялось объявление о концертном вечере, ритм студенческой жизни начинал давать сбои, как во время экзаменов. Суматошно проходили последние репетиции, готовились артисты, костюмы и сцена. Пригласительных билетов на всех не хватало, и они распределялись комитетом комсомола: младшим курсам - поменьше, старшим - побольше. Все обладатели таких билетов тоже готовились, чтобы себя показать. Кто-то одалживал у друзей нейлоновую рубашку (последний писк моды), кто-то доставал заморский галстук яркой расцветки, у кого такого галстука не было, тот довольствовался красной или синей бечевкой с металлическим зажимом-брошкой. В моде были бело-серо-коричневые в крапинку пиджаки из твида с накладными плечами. Хозяин такого пиджака сам себе казался могучим и элегантным. Портрет дополняли либо слишком широкие клёши, либо узкие, тщательно отглаженные брюки, слегка напомаженная бриолином головная прическа и остроконечные туфли-корочки. Кстати, когда в Китае началась культурная революция, то хунвейбины начали с того, что стали отрубать острые носы у буржуазных туфель. Иногда вместе с пальцами.
У девчонок тоже был особый стиль: юбки колоколом, тонкие нейлоновые кофточки и прически “а ля Бабетта идет на войну”.
Все вечера проходили под знаком конкуренции между факультетами, и их организаторы постоянно что-то выдумывали, чтобы утереть нос соперникам. Однажды, например, наши гидротехники соорудили на сцене актового зала, где проходили концерты, настоящий фонтан с цветовой подсветкой. В ответ на это механики осуществили запуск в зале космической ракеты, которая по проволоке, натянутой между сценой и балконом, пронеслась над головами зрителей, обдавая их дымом сгоревшей кинопленки, использованной в качестве ракетного топлива. А чтобы окончательно убить конкурентов, они выставили ансамбль баянистов, состоящий из тридцати человек; основная сложность при этом была не в подборе музыкантов, а в поиске нужного количества инструментов.
Программы вечеров были интересными и разнообразными, постоянными в них были выступления институтского эстрадного оркестра и конферансье. Конферанс в нашем ВУЗе всегда вел Николай Самохин - тот самый Самохин, который впоследствии стал известным сибирским писателем и журналистом. Тогда еще не проводились КВНы, а были их прародители - студенческие театры миниатюр. Из такого вот театра и вышел большой литератор Николай Яковлевич Самохин, написавший много смешных и грустных рассказов.
У нас был замечательный эстрадный оркестр, которым руководил Лев Крашенинников. Из того, первого состава, Станислав Калашников и Геннадий Ноздренко стали профессорами, Владимир Кожевников - деканом заочного факультета НИИВТа, а сам маэстро - парторгом большого новосибирского завода.
Когда открывался занавес и появлялся великолепный Лев в малиновом пиджаке и со сверкающим саксофоном в руках, зал взрывался. А потом начинался джаз - очень хороший и вполне профессиональный. Оркестр водного института имел в городе настолько большую популярность, что в такие вечера к Дворцу труда (наш институт до сего времени размещается в этом здании) толпами стекались стиляги с “брода”.
Последний термин нынешней молодежи вряд ли о чем говорит, и я поясню, что “бродом” назывался центральный участок Красного проспекта от площади Ленина (где Оперный театр) до Сибревкома. Cамо название, видимо, произошло от трех слов: сброд, бродить, Бродвей. С наступлением вечера здесь прогуливались толпы молодых людей: бездельники убивали время, щеголи демонстрировали свои наряды, фарцовщики из-под полы предлагали разные тряпки, а представительницы древнейшей профессии - себя. Но большинство составляли те, кто приходил сюда из клеток студенческих и рабочих общежитий, чтобы отвлечься, поглазеть и поболтать с друзьями. Тогда наркотики ещё не проникли в наш город, и атмосфера “брода” была вполне пристойной.
Вся эта разношёрстная публика валила к нашему главному корпусу в надежде получить желанный пригласительный билет или прорваться силой на концерт и танцы. Но не тут-то было. Железные ворота внутреннего дворика, ведущие к чёрному входу, закрывались наглухо, а у парадного подъезда устанавливалась охрана, составленная из могучих представителей силовых спортивных секций. Я не помню, чтобы на факультетских концертах происходили какие-то нехорошие события.
После Льва Крашенинникова оркестром стал руководить Володя Григориади - веселый и общительный парень, у которого на первом, втором и последующих планах была только музыка, а учеба - на последнем месте. В его балетке (так называли сумку-чемоданчик) не находилось места для учебников, там были одни ноты. Студентом Володя был неважным, зато музыкантом – что надо…
Программы концертов были самыми разнообразными и непредсказуемыми. Кроме выступления эстрадного оркестра с солистами, могли быть номера художественного свиста, миниатюры из студенческой жизни, выступления гимнастов и клоунов, юморины с показом мод и многое другое. А завершались вечера, как во все исторические времена, конечно-же танцами…
Прошли годы, но те прекрасные мгновения непосредственности в общении и та аура атмосферы праздника, которые создавали эти выступления, до сих пор заставляют учащенно биться наши постаревшие и загрубевшие сердца.
Продолжение следует http://www.proza.ru/2018/08/27/1392