Летний вечерок выдался дивный. Закатная зорька, утопая в раскидистом дальнем ивняке, раскрасила безоблачный горизонт алым пожаром. Под неумолкаемый и разноголосый птичий щебет жаркое, красно-рыжее огневище постепенно гасло, стекая всё ниже и ниже по небесному своду акварельными разливами и таяло в тёмных водах речки, превращаясь в густой белёсый туман.
Дед Чугрей, прозванный так за свой недалёкий ум, которого он в свои семьдесят так и не нажил, показно прихрамывая на левую ногу, пришёл из соседней деревушки, что за ручьём, и уселся на лавочку у реки в ожидании собеседника. На своё прозвище, прилепившееся к нему еще в молодости, Чугрей не обижался, скорее, настолько уже привык к нему, что порой долго недоумевал, когда кто-то звал его по имени.
Оглядевшись по сторонам Чугрей воткнул в берег свою палку, снял с лохматой нестриженой головы старую синюю кепку, провёл широкой заскорузлой ладонью по седой своей гриве, попутно вынимая из-за уха припасённую заранее папироску. Он покрутил её в руках, разминая слежавшийся табак и полез было в карман тужурки за спичками, как заметил приближающегося соседа.
— О, здорово, Володя! — Чугрей спрятал папиросу за ухо и протянул руку в знак приветствия высокому и сухому мужику в застиранной серой футболке и спортивных штанах с растянутыми коленками.
— Здорово, Чугрей! — Володя, поздоровавшись, присел рядом, поддернув зачем -то при этом штаны вверх, и не дожидаясь от соседа предложения сигареты, протянул ему открытую пачку " Арктики " .— Покурим?
Чугрей суетливо выудил из голубой глянцевой коробочки две сигареты, одну из которых тут же спрятал за вторым ухом, а другую поднёс, прикрывая ладонью от ветра, к протянутой Володей зажигалке.
— Слышь, Володя, чего мой племяшик-то недавно учудил ? — Чугрей любил поговорить, про таких и выражение есть— " язык без костей ". Порой его невозможно было остановить или дослушать до конца очередную байку, так ловко Чугрей умел приврать да закрутить сюжет, что не у всех хватало терпения да и желания слушать глупого словоохотливого старика.
— А что, Толяня? Нет, не слыхал. — Володя безразлично уставился на речку, ожидая длинную надуманную историю, каких он слышал от Чугрея великое множество.
— А то! Причаливает ко мне неделю назад, на лодке, будто бы на рыбалку. Всё при нём: снасти, камуфляж, бродни, рюкзак с водкой. Ну, как принято, день пьём, второй пьём. Как всегда. Я уж тоже компанию поддерживаю, но по чуть-чуть, здоровье нынче не то, чтоб водку сутками пить. А Толяня и пьёт и пьёт. Поспит часик-другой и снова на стакан! Слава Богу, через три дня водка у него закончилась, последнюю бутылку с собой взяли и поплыли на его моторке в Вакулово, в магазин. Пока плыли и бутылочку уговорили, а закуси не взяли, поэтому оба отемнали быстро. Причалили, значит. А магазин как раз на угоре, рукой подать. В угор еле вышли, сам знаешь, Володя, какие в Вакулово угоры. А мы еще распьянёшеньки! С меня семь потов сошло, аж отрезвел, пока добрался до магазина. Смотрю, а Толяня рохлый совсем, ноги подкашиваются, язык заплетается. Стыдоба такого в магазин отправлять. Пошёл сам, а его на крылечке оставил, говорю, посиди, я скоро. А в магазине очередища до дверей: товару завезли, продавчиха бегает, руками машет, не успевает всех до закрытия отоварить. Я пока в очереди стоял, уж время много прошло, целый час. Купил водки, выхожу на крыльцо, а Толяни-то и нет! Ну, думаю, может в лодке дожидается. На берег выскочил, а и лодки нет! Ой, Володя, как я матерился! — Чугрей вытер вспотевший лоб, затушил бычок о землю, притоптал сапогом и продолжил:
— Ну, а что делать? До дома по дороге на округ километров десять выйдет, по реке-то, видишь, ближе. Пришлось к Валерику Сазонову идти да уговаривать его подкинуть меня на машине. А Валерик, сам знаешь, тот еще чертяка, половину водки затребовал за извоз, пришлось отдать. Ладно, значит, довёз меня Валера до дома, свой куш взял и умчался обратно. Я домой -то захожу, а Толяня там! Калачом на диване свернулся и спит. Меня чуть от злости не затряхнуло! Хотел разбудить да насовестить, но не стал. Выпил стакан водки, вроде отпустило, думаю — пусть спит. Водку на столе оставил, а сам бутылочку початую за пазуху и к Анисье Черемхиной, соседушке моей.
Уж и не помню, долго ли у Анисьи сидел, но домой вернулся, темнеть стало. Смотрю, двери нараспах, ни Толяни, ни водки нет. Рукой махнул да спать завалился. Через два часа звонок! Я спросонья и понять ничего не могу, Толяня дома уж, говорит, недавно приехал, найти меня не мог, психанул , мотор завёл, вот тебе и вся рыбалка!
Чугрей раскраснелся, видно крепко его задел поступок племянника. Дрожащей рукой он вытащил сигаретку из-за уха, тем самым прося огонька у соседа, как повелось у курильщиков, давно и безоговорочно. Володя пару раз чиркнул красной зажигалкой, и сизый едкий дым окутал Чугрея невесомым облаком. Они посидели еще немного, молча о своём, и разошлись, отмахиваясь от назойливых вечерних комаров.
****
Через пару дней после этого разговора, Володя, спускаясь к реке за водой, заметил на косе рыбачащего Толяню. Парень резво закидывал спиннинг, насвистывая себе под нос неизвестную мелодию. Вспомнив про рассказ Чугрея, Володя, зачерпнув ведра, окликнул паренька , приглашая покурить.
— Что, дядь Володь, составить тебе компанию? — Анатолий закатал бродни и присел на скамью, вынимая пачку сигарет.
— Угощайся! — парень радушным жестом протянул курево.
— Как жизнь молодая, Толяня? — поинтересовался Володя, прикуривая.
— Так что жизнь, дядь Володь, жизнь — только держись! — парень глубоко затянулся и закашлял.
— Давно деда-то своего навещал? — Володя прищурился, по крохам пытаясь выудить факты, подтверждающие правдивость недавнего рассказа Чугрея.
— Так недавно был, пару дней назад на рыбалку приезжал. — Толик загадочно улыбнулся, будто с неловкостью вспоминая короткие обрывки врезавшихся в память моментов, докурил сигарету и продолжил :
— Приехал, значит, честь по чести. Говорю, дед, мол, давай выпьем! Выпили. Потом ещё и ещё. А он не пьянеет вовсе, зато меня здорово накрыло. Очнулся у магазина в Вакулово, на крылечке. Помню, что на лодке ехал. Встал еле-еле, ноги ватные, спустился к реке, лодка моя стоит, мотор завёл и к деду. По дороге вспоминаю, что я в Вакулово-то делал, ничего на ум не идёт. Причалил к дедову плотику, зашёл в дом. Его нет. Ну, я спать и лёг, надо же проспаться да на рыбалку чалить. Уж не помню, сколько я спал, только когда проснулся, увидел, что на столе бутылка стоит. Выпил чуток, собрал снасти, бутылку недопитую и уехал, хрен ли его, старого, ждать! Из посёлка только позвонил, что дома уже, а то на реке ведь связи нет. Вот такая рыбалка получилась!
Володя рассмеялся по-доброму, поправил усы и засобирался домой, думая про себя, что слава Богу, он так пить не умеет, а то в беспамятстве можно таких дел наворотить, что потом ни смеха, ни стыда не оберёшься!