Моя позиция в пространстве - это стоять и безмолвно смотреть на иллюзорный образ той единственной, о которой все мои вменяемые произведения. В физическом измерении - это безусловная мука. А в релевантном духовном - это бесспорная свобода. В кондиции описанной позы видно, какие духи тьмы гнобили тебя все это время. От созерцания их противно. Но сейчас испытываю от них каникулы. Страстям некомфортно находиться в мучимом теле.
Любовь моя по-прежнему убегает от меня. И перебежав на чужую территорию под протекцией иных сынов человеческих и граждан этого мира, оттуда тычет на меня неразумным пальцем, намекая, что я нерадив и создал реальность наивного типа.
Окружение Вжигоря испытывает разделенность мнений. Первым, которые говорят "не верь, сдайся" и которые смотрят с жалостью, я скажу: "Несчастные вы мои, променяли подлинное чувство на бытовое удобство. Вы бедны, а я богат полнотой чувства." Вторым - единицам - которые, глядя во плоти на мой выбор, которые смотрят с нелицемерной болью и молчат: "продолжай верить", которые и сами осмелятся на верность, я дам благословение на такой же тяжелый труд и на такой же подвиг, за который идет немыслимая награда. А еще отвечу: и вас спасу, когда Господь меня пожалеет.
В доказательство разумности своей позы я бы привел облачный крест над Москвой. С неба столицы он обнял однажды именно нас: меня и ее, вышедших из храма Христа-Спасителя. Это было чудо неоспоримого толка. Одновременно в него одели душу, а она - может уже и сняла наполовину. В таком случае, я взываю: одень до конца - простынешь.
Зачем Всевышний даровал мне такое жуткое испытание любовной муки? Почему после многолетнего привыкания к человеку, идет разрыв и такая же длительная пытка? Чтобы окружающие увидели и сделали для себя выводы. Одни - в навыке верности. Другие - в навыке сострадания Вжигорю. Третьи - молодые пары - в навыке бережливости формирующихся отношений. И тут мое ристалище уникально и показательно.
Все эти годы я трясусь в одиночестве и с трепетом гляжу в прошлое, где гуляет в джинсиках по тротуару и улыбается мне одна леди, верная мне от косички до каблуков. Но если прежде обладатель джинсиков и не мыслил никого кроме вас, глядел на вас с упованием, и вы вторили ему тем же; теперь, опустившись энергетически на блудное поприще, душа настолько получила повреждения, что можно сказать, это иная душа. Присоски пороков уже настолько сильны, что подлинника почти не наблюдается.
От пребывания в ужасе этого осознания меня тошнит. Психика не знает, как справляться, не видит решений, кроме социального самоубийства. Вжиговой душенке не удается жить в полноте сознания. Но все же, когда я собираюсь с духом, подвиг моей верности опять становится Божьим служением. Каждый день перечитываю наши смс, каждый вечер редактирую о ней книги, ставшие почти проповедью. Я держу перед собой образ. Я верю, что усилием над собой, могу вернуть ушедшей ее тонкую душу. Я пишу истощенно "новый сезон" мастера и маргариты. Ведь моя стойкость направлена на то, чтобы мы с дамой совокупно исполнили Его Волю по просвещению масс.
Страстные люди - пожирают социальное пространство вокруг себя. Вы замечали, когда мы падаем, и душа через распущенность растрачивает энергию любви, питаться чем-то она не прекращает. Но для этого питания запускает новые механизмы - призыва ревности в бывшем\бывшей. То есть садистические эманации и к себе и к нему. Кто из нас не приступал к этой кухне омерзительного выпотрашивания изгоя, которого мы отвергли?
Я совсем не ангел. И мне порой кажется таким естественным уйти на низкую частоту. Так заманчиво предать то, что любил, и начать жить заново.
И все же я не планирую этого. Познав однажды высоту вибрации, я должен ее сохранять. Я намерен держаться и не опускать сознание на низменность. Мы созданы только для роста. Кто-то из нас двоих должен оставаться в себе. (Эту мысль подчеркивал гражданин Кафка в рассказе "Ночью".) И если ушедшая ютится в чужих объятьях, в недоосознанном гнете, в допущенном нами двумя затмении ощущения реальности, которое алчет, лишь бы ничего настоящего в ясности не осязать, то я буду пребывать в молитвенной позе, буду хранить фотон максимальной частоты, который нам подарили высшие силы.
На фотографиях, которые есть мое вечернее утешение, моя зазнобушка совсем другая, чистая, беззащитная, без стерво-ноток. Увы, я должен признать, я спровоцировал ее падение. Соприкосновение с моим внутренним началом оказалось для нее разрушительным. Ведь я был омраченным человеком. Зло касалось меня, а я смеялся, не видя его. Может, теперь я слегка отряхнулся от шелухи духовного распада. Тогда мне остается одно. Тянуть к леди руку и ждать, когда зацепится.
Уединяясь в тихую, затемненную глубину храмов, целуя ноги святых, я вздыхаю и понимаю, реальность Вжигоря правильна. Она проламывает конструкции иллюзий, которые выстроены всеми, кто предпочитает истине удобство. Она так ошеломительна ко всему обману, который как сорняк нарастает и выглядит отшлифованным и упакованным, каким любит казаться всякая неправда.
Чтобы не сойти с ума от расставания и от односторонности чувств, психика приняла решение абстрагироваться в болезнь и в работу. Но в редкие моменты, когда от меня отхлынивает это гнобление, я в муках закрываю глаза и осязаю, как терзается душа, как ментально она по-прежнему с ушедшей дамой сердца, как какое-то тонкое тело дамы дышит синхронно с моим сознанием, и как мучением своим дама эта покорила мое сердце. Теперь я страдаю, как когда-то эона, от грубости человеческого окружения, от моей... и осознания людского зла... в эти часы я понимаю, вся моя задача пребывать с ушедшей женщиной.. и созерцать ее... как следствие, будут рождаться и книги, всякое искусство, обустраиваться жизнь под ее мнимое присутствие... хотя следствия не важны. Части тела точно сбрасывают гнет и пропитываются каким-то страдальческим добром... Это что-то вроде свободы. За это чувство много можно отдать. А я отдаю немного. Годы сменяются. Так на ложку капает расплавленный металл. Время ничего не лечит. Оно скорее проявляет суть. Суть моя - надежда. Люди, благословленные на единство, все-равно встретятся. Когда?.. Когда-то встретятся. Рамки земного диапазона лет ставить не стоит. Основная картинка - мука в ее взгляде на меня. Мука, но и терпение, но и принятие - какое-то милосердное триединство - изменило меня, выело во мне многую гниль и в образовавшейся пустоте проросло святыми корнями. Платить ожиданием ее нелогичного возвращения - меньшее, что от меня требуется.
Моя позиция в пространстве - это стоять и безмолвно смотреть. Состояние это добровольное, по флаеру божественному получаемое. Ты смиренно опускаешь голову и входишь в кастрюлю с углями. Букет мук составной. Основная мука - сопереживания за товарища. За то, что леди не осознает свободы, по особой милости выданной нам на двоих, и уходит в несвободу отношений иного сорта.