Десять лет назад я ничего не знал о волшебных снах. То есть, слышал, конечно, но не придавал значения рассказам других. Не видел никакого смысла задумываться о том, что казалось совершенно нереальным.
Потом я дал себе слово всегда спать в обеденный перерыв. И вскоре случился тот незабываемый первый сон. Там было много всего, но запомнились только очень странные вареные страусиные яйца. Их было два и лежали они в блестящей эмалированной миске, что неведомым образом попала ко мне в руки.
Эти яйца мне сразу не понравились. Скорлупу с них кто-то уже заботливо удалил, и было видно многочисленные вкрапления ржавчины на белой поверхности. Не бывает такого, подумал я, брезгливо потрогав содержимое миски. Да и посуды такой не должно быть, хотя она мне как раз чем-то нравится. Напоминает детство.
Я проснулся, видимо, от отвращения. С мыслью вроде "уберите эту гадость". На следующее утро командир выдал нам металлическую посуду со словами "ну, теперь совсем как в армии". Где они такую откопали, я не ведаю. Страусиных яиц не предложили - и на том спасибо.
Я почти сразу осознал связь между своим сном и его последствиями: как просил - "гадость" убрали, а миска осталась. Но времени думать не было, обед кончился. Нужно было добраться домой, а машина с полной цистерной шла тяжело, что делало ее уязвимой.
Дорога обратно была самой рискованной частью нашей работы.
Во-первых, упомянутая проблема со скоростью нашего "комара", вдоволь "напившегося" океанской влаги. Мощности двигателя вполне хватало, но дорога шла все время в гору, и он мог перегреться. Во-вторых, было уже светло, туман к этому времени рассеивался, поэтому нас было издали видно невооруженным глазом. Да и наше недавнее пребывание на берегу было трудно не заметить.
Но кроме заметности и скорости была наша усталость. Наш самый опасный враг. Из-за нее все экипажи ненадолго останавливались в относительно безопасных местах на отдых. Этот перерыв делил наш рабочий день примерно пополам, поскольку путь домой занимал по времени почти столько же, сколько спуск к берегу вместе с работой там.
По будням, каждое утро, когда нормальные люди еще спят, я уже проверяю двигатель. Оператор осматривает "крылья" - это одна из тех деталей, за наличие которых нашу машину называют комаром. Командир экипажа в это время изучает прогноз погоды и прочие сводки, о которых мы не особо задумываемся - на то он и главный.
Потом мы резво катимся вниз. В отличии от обратного пути, тут нам почти нечего бояться. Шины низкого давления и прочие мелкие хитрости спасают от старых мин, что прячутся в почве. Более современным минам не догнать пустого "комара", поэтому они и не пытаются. Они умные. Они подождут, пока мы поедем обратно.
Еще есть дикари, которые никак не желают вымирать. Удивительным образом появляются, когда кажется, что исчезли. Отбиваться от них почти нечем. Из оружия есть гранаты и три карабина с инициалами наших прапрадедов на прикладах. Времена изменились, карабины остались.
Однако дикари не глупее мин. У них тоже есть веские причины не нападать на нас, пока наши цистерны пусты. Они тоже подождут, пока мы соберем свой урожай.
Опасности на спуске все же есть - перевернуться или сломать передние "ноги". Колеса вынесены вперед, чтобы защитить всё остальное, если угораздит-таки подорваться на мине. Двигатель, баки и бронированная кабина экипажа, похожая на комариную голову, находятся довольно далеко от места возможного взрыва. За такую конструкцию носовой части, а не только за "крылья", "насекомое" и получило свое имя.
На рассвете, доведя машину до цели, я могу позволить себе чуть вздремнуть. Постоянное торможение на спуске утомляет. Утомляло и полтора десятилетия назад, когда я только начинал. Тогда нехватало опыта, теперь, наверное, возраст сказывается. Так или иначе, отдых нужен.
Коллеги не против, что я дремлю. Командир спал по дороге вниз, наводчик поспит на обратном пути. Каждому свой черед трудиться.
Сейчас оператор занят больше других. Он поднимает сети, чтобы ловить ими туман, который стекает драгоценной водой в цистерну. Старший в это время следит за радаром, миноискателями и горизонтом. Я сплю чутко и просыпаюсь, как правило, раньше, чем надо. Когда приходит время менять позицию или срочно отступать, я обычно уже готов к таким маневрам.
Очистив от тумана свою зону ответственности, мы вместе с другими экипажами забираемся на удобный холм. Например, Кольцевой или Двугорбый. Четыре дежурных машины занимают свои места на внешних склонах, а остальные отдыхают на внутренних. Проверенное место и суммарное количество наших стволов практически гарантируют нашу безопасность. Любой дикарь или ползучая мина будут неминуемо уничтожены на дальней дистанции.
Почти пять лет опыта потребовалось мне, чтобы понять, что в эти минуты нужно спать. И смотреть цветные яркие сны. Не просто сны. Не просто смотреть. Мир медленно менялся в лучшую сторону благодаря им.
Вот был, например, сон про электростанцию. В нем было темно сначала, а потом взошло солнце. Но огромная башня, где должен был концентрироваться солнечный свет, осталась стоять без дела. Дело в фокусировке, решил я и стал исправлять свой сон. Вскоре зеркала повернулись как надо, и верхняя часть башни вспыхнула ослепительным огнем.
На следующий день, ближе к концу перерыва мы увидели над морем яркий свет. Он жег глаза не хуже, чем солнце. Оказалось, что электростанция на самом берегу океана снова заработала. Такие вот сны.
К сожалению, опреснительная установка при упомянутой станции не вернулась в строй столь же волшебным образом. Поскольку была практически полностью разрушена. С тех пор я ждал сна о ней, чтобы исправить, но его не было. Выбор темы не был возможен. К тому же, в таких сложных случаях управление сном и связанной с ним реальностью похоже на заплыв против течения. Так что я не уверен, что смог бы починить такую махину. Сизифов труд. Или скорее даже печень Прометея.
Жаль, потому что мне хотелось, чтобы пресную воду снова добывали прямо из океана, а не по каплям, как мы. Тогда ее снова было бы вдоволь. Конечно, мне в таком случае пришлось бы сменить работу. Но я уверен, что водители "комаров" без дела бы все равно не остались. Сначала возили бы воду со станции в город, а потом охраняли бы водоповод. Хотя его вряд ли стали бы восстанавливать - для оставшегося населения могло хватить и "комариной доставки".
По неизвестной причине дикари не трогали электростанцию ни до ее чудесного восстановления, ни после. Возможно, она была для них объектом поклонения. Если предположить, что они помнили, как еще на нашей памяти эта штука поддерживала в городе жизнь. Совсем не такую жизнь как сейчас. Возможно, впрочем, что причина отсутствия интереса со стороны дикарей была куда прозаичнее. Например, исправная автоматика охраны периметра станции.
Мы не горели желанием выяснять этот вопрос. Слишком близко к берегу были сплошные руины, частично затопленные, местами сожженные. Мест для засады там было предостаточно, да и просто увязнуть по самую кабину было не сложно. Трудно поверить, что такой вот "жилой массив" для дикарей образовался из-за действий людей, называвших себя цивилизованными.
Кстати, опреснительную установку разрушили тоже вовсе не дикари. По крайней мере, я никогда не слышал о дикарях, наносящих точечные удары с воздуха...
"Гусь!" крикнул вдруг командир, и я понял, что мы влипли. Называть эту штуку миной было длинно и не совсем точно. Мины они в земле живут. Рождаются под землей, ползают там потихоньку и умирают там же по разным причинам. От старости, как правило, или при разминировании. Изредка даже от наезда на них.
"Гусь" - это совсем другая птица. Гусеничная мина. Она не всегда зарывается в почву, чаще просто прячется в складках местности. Похожа на древних мотособак или еще более древние управляемые самоходные мины. Однако отличается от них высокой автоматизацией всех процессов.
Оба типа убийц были созданы нами. Цивилизованными людьми. Поэтому мы хорошо знали их устройство. Включая слабые стороны. Вот, например, та штука, что поздновато заметили наш старший с наводчиком. Гусеница у нее одна, а для поворота используются выдвижные упоры по бокам. Она может поворачивать довольно резко, но здорово теряет скорость при маневрах.
Даже с полной цистерной воды я имею некоторые шансы ее перехитрить. Теоретически. Но на деле я понимаю, что по спине у меня течет холодный пот. Я отчетливо вижу, как "гусь" подтормаживает то одним, то другим упором. Очень отчетливо. Это значит, он очень близко. Он в последний раз корректирует свой курс перед взрывом.
Не моя вина, успокаиваю я себя. Я не мог заметить, я был занят управлнием машиной. Да, и мыслями о судьбах мира, конечно. Но не важно, в любом случае, не я ее прозевал.
Стрелять по "гусю" поздно. Оператор пытается закидать его гранатами. Краем глаза я вижу открывшуюся пасть этой штуки. Всё, сейчас всё кончится. Сейчас внутри нее сдетонирует заряд и нам в борт отправится ее оболочка, скомканная взрывом и летящая на гиперзвуковой скорости. Одна надежда, что граната попадет прямо в пасть...
Взрыва я не увидел. И не услышал. Вместо этого раздался голос командира и сразу за ним - тяжелый удар сверху-слева. Это хлопнула крышка люка наводчика. Он смотрел прямо на мину, поэтому смысл сказанного до него дошел куда быстрее, чем до меня. "П-противопехотная!"
Они внешне довольно похожи, но различия хорошо видно в боевом положении. Противопехотный "гусь" - это не мина вовсе, а огнемет. Срабатывая, он не погибает, как его противотанковые собратья. Поэтому, как правило, он опытнее и умнее их. Например, может догадаться, что лучший способ нас убить - это выплюнуть всю огнесмесь прямо в наводчика, высунувщегося наружу с гранатой.
-Если бы это мина была, пришлось бы нам ей объяснять, что мы гражданские, - нервно пошутил наш молчаливый наводчик. Никто, однако, не засмеялся.
Нас спасло то, что он успел закрыть люк. Если бы внутрь попало, всех бы сожгло, а броня и не такое выдержит. "Гусь" на секунду замер, ослепленный вспышкой собственного выстрела. Это дало нам возможность оторваться, найдя ровную поверхность, где удалось увеличить до предела скорость. На тот случай, если эта штука выплюнула не весь свой запас липкой горящей смерти.
Однако робот, по всей видимости, сделал именно это. Было видно, как он начал разворачиваться. Прямо-таки с человеческой нерешительностью, медленно. Затем резко ускорился и покатил к морю, чтобы наполнить свои баки морской водой, а затем греться на солнышке. До тех пор, пока вода не превратится в густой раскаленный расплав соли, который будет бережно храниться в объемистом термосе.
На самом деле, эта технология была чем-то похожа на ту, что применялась и на солнечных электростанциях, и в двигателе нашего "комара". Который, кстати, начал перегреваться. Отвратительно запахло горячим металлом. Пришлось немного сбросить обороты, поскольку система охлаждения не справлялась с потоком теплоносителя. К счастью, в этот момент на горизонте уже показался город.
Первое, что говорило о его близости - огни сразу нескольких электростанций. Энергии нам хватало с лихвой, как и других материальных благ. За исключением воды, которой всегда нехватало. Колодцы и скважины давно пересохли, опреснительные установки не пощадила война, а о дожде молодое поколение землян только слышало.
За последние пять - десять, даже пятнадцать лет мало что изменилось. Кроме нас самих, конечно. Еще пять лет назад, скажем, я не любил соевый сыр. Скучал по настоящим молочным продуктам. Теперь привык. Привык так же, как к минам и дикарям. И к тому, что даже в городе надо быть начеку. Цивилизованные люди тоже могли убить за воду.
Когда мы приехали на свою базу на окраине города, очереди еще не было. Просто потому, что мы опередили коллег, удирая от огнемета. Даже поняв, что опасность миновала, я гнал машину, не жалея двигатель.
Нет худа без добра, раньше буду дома, подумал я, вытаскивая карабин через люк. И действительно, пришел домой раньше. И понял, что есть время подумать, пока дома все спят. Попытаться запрограммировать сновидения, рассматривая в зеркале седые волоски в бороде. Раньше я их выщипывал тайком от жены, но давно перестал.
Бороду, кстати, я раньше тоже не носил, но теперь приходится без воды бриться, поэтому проще не делать этого вовсе. Хотя многие другие проблемы после войны и с наступлением засухи решились сами собой. Например, дорожные пробки и нехватка жилья. В наполовину опустевших городах всем хватает и дорог, и места для проживания. По крайней мере, в нашем регионе, где ситуацию не пустили на самотек.
Мы привыкли. Привыкли ко всему. Я смотрю из окна на пустую улицу. Фонари еще горят, несмотря на то, что солнце уже давно выползло из-за горизонта. Вопреки солнечному свету и благодаря ему. Нет смысла экономить, энергии вдоволь.
Мы привыкли потому, что всё происходило медленно и незаметно. До поры незаметно. Потом было несколько ярких моментов. Заметных. Первый обстрел, последний дождь.
Про обстрел я подумал тогда: жаль, что увидел только дым вдалеке, а сами взрывы прозевал. Сейчас, наверное, мысли были бы другие. Но нас больше не обстреливают, мы приняли меры.
Про последний дождь я подумал: только пыль по стеклам размазало.
Что ж, я пришел рано, надо провести время с пользой. Надо сразу лечь спать. Надо постараться думать в правильном направлении, чтоб приснились опреснительные установки. Чтоб я мог их исправить.
Конечно, можно было попытаться исправить всю планету. Но похоже, что мне это было не по силам. Я не мог исправить даже поклятый этот кошмар про зеленые луга. Он снился мне уже несколько месяцев. Не каждый день, но часто.
Сначала там появлялись разноцветные комбайны в полях и люди, идущие по дороге среди высокой зеленой травы. Почти по грудь. Густой такой, нереальной, торчащей из земли широкими ростками. Такой, наверное, траву видят мыши.
Потом всё меняется. Зеленое на красное, а разноцветное на хаки. Комбайны исчезают, появляются танки. За нами едет нечто нереальное, пугающее мир пятью огромными стволами. Этакий сухопутный невиданный линкор.
Я пытаюсь перекрасить этот сон. Но цвет войны упорно лезет обратно. Не остается сил гнать хаки прочь, и я просыпаюсь.
Этот сон я обычно смотрел дома, а не на работе. Видимо, подсознание поднимало тему защиты близких. Впрочем, не важно где. Не так уж важно почему. Важно, что у меня не получалось.
Я проснулся от странного шума. Столь же странного, как слабый сумеречный свет. Уже вечер? Неужели проспал? Посмотрел на часы - нет, можно даже еще поспать. Наверное, сильная пыльная буря. Но что это за звук? Капли воды по стеклу? Дождь?
Может, темно из-за облаков? Я помнил, что раньше они делали небо темнее...
-Дети никогда не видели... - услышал я голос жены, которая не решалась сказать это слово: - Хотела им показать, но это не... - Она стояла и смотрела, как в окно бьются тучи мелкой саранчи. Словно капли по пыльному стеклу.
Что я мог ответить? Мы привыкли экономить слова, а тут не получалось кратко. Может, за насекомыми придет дождь? Или они бегут от еще более страшной засухи? Я задумался на секунду, и тут вернулась мысль, с которой я проснулся. Мысль, которая могла изменить решительно всё.
Десять лет назад я вообще не верил в волшебные сны, когда слышал от других. Но проснувшись этим вечером от шума дождя, которого не было, я понял, наконец, самое главное. Не я один вижу эти сны. Другие ведь тоже. Нас много.
Мы можем не только исправить сон про зеленые луга.
Мы можем вспороть высохшие небеса и вернуть дождь.
Мы даже можем, наверное, сделать людей добрее.
Одним усилием воли.
Если, конечно, еще не поздно.
----------
Текст написан специально для конкурса К2
http://www.proza.ru/avtor/konkursk2
Архив конкурса:
http://www.proza.ru/avtor/archivk2