В замке Губанедура стояла кутерьма. Ждали гостей по поводу помолвки Монамура и Обаяны. Но хоть и ждали, а прибытие первого гостя, о котором доложила стража, всех удивило – до праздника было еще несколько дней. В открывшиеся ворота въехал одинокий всадник – невысокий мужчина немного за тридцать. Он остановился, спешился, осторожно огляделся. Он не ждал радушного приема.
В два прыжка Радигорд оказался на середине двора, схватил низкорослого гостя за грудки, приподнял над землей, встряхнул и прорычал:
- Я тебя предупреждал? Предупреждал?!
Полупридушенный гость молча болтался в его руках. Сзади раздался голос старого короля:
- Отпусти его, сынок.
Радигорд повернулся к отцу:
- Отпустить? Ты его простил? Ты простил ему…- он запнулся, не осмеливаясь, не желая озвучивать то, о чем они много лет не говорили.
- Отпусти. – спокойно сказал Губанедур. – Он ведь тоже мой сын…
Радигорд молча разжал пальцы, развернулся, не глядя больше на с трудом удержавшегося на ногах человека, и пошел прочь.
…Первенец Губанедура получил гордое имя Зривдаль. Он должен был со временем занять престол, на него возлагались большие надежды, и он с раннего детства был уверен, что оправдает их и что достоин многого. Ранние годы его прошли в атмосфере любви и удовлетворения. А потом стали подрастать младшие братья. Они не выказывали ни малейшего почтения к старшему брату и наследнику престола, они увлеченно коверкали его имя, заменяя по-разному первую букву, что в некоторых вариантах давало совершенно неприличное звучание. К двенадцати годам оба они догоняли его по росту и продолжали расти, тогда как сам он едва сравнялся ростом с матерью и остановился. Если он, выпив за ужином немного более обычного и допустимого, в тоске вопрошал мать – почему природа обделила меня ростом и статью? – то королева ласково отвечала: мал золотник, да дорог. Но непременно кто-нибудь из братьев ехидно хихикал: «мал клоп да вонюч» или «первый блин комом». Время шло, и Зривдаль достиг совершеннолетия, но не замечал за отцом стремления сложить с себя корону и передать сыну. А ведь он готовился к этому, усердно учился наукам и управлению и всей душой желал наконец вступить в свои права. На прямой вопрос отец, еще не достигший тогда сорокапятилетия, с улыбкой сказал: «Не торопи события, сын. Я еще не слишком одряхлел».
И в двадцать лет принц решил взять причитающееся самостоятельно. Он привлек на свою сторону половину гвардии и стражи, а так же нескольких окрестных баронов. И, дождавшись отъезда отца со свитой и частью стражи, собрал своих приспешников, окружил себя вооруженными гвардейцами и заявил свои претензии на трон. Всем было велено собраться в тронном зале для принесения присяги. Он рассчитывал, что по инерции большая часть гвардии, придворных и вассалов последует примеру его сторонников и все сведется к торжественным процедурам, и отцу и его приближенным по возвращении останется только принять свершившееся. Но не срослось.
Гвардия и часть присутствующей знати категорически отказалась признать иного короля, кроме Губанедура. Вчерашние братья по оружию обратили оружие друг против друга. «Дождись отца, сынок», - увещевала Зривдаля мать. «Я заждался, матушка», - учтиво, но твердо ответил сын, и пока военные и знать выясняли отношения между собой, отправился в Зал Совета со своей новой свитой – и издавать первые указы и писать письма вассалам. Во дворе, в коридорах, на лесницах кипели стычки. Служанки увели королеву в ее покои. Челядь с азартом ввязалась в сражение, потери несли обе стороны.
А потом в Зал Совета влетел Радигорд, с ревом шарахнул алебардой по столу красного дерева, развалив его надвое, и перепрыгнул через обломки, перехватив оружие поудобнее и направляясь к старшему брату. Крепкий семнадцатилетний парень не шутил – от следующего замаха алебарды едва увернулся новый начальник стражи, прикрывавший узурпатора. И то ли принц и правда оказался могуч и страшен в гневе, то ли его противники не решились всерьез навредить королевскому сыну – но после короткого сопротивления мятежников из зала как ветром сдуло.
Тринадцатилетний Монамур стоял на галерее, ведущей в покои матери. За его спиной суетились служанки – маме стало плохо, это он понял. Он стоял у внешнего ограждения с натянутым луком в дрожащих руках и думал – только бы не попасть в старшего брата…все-таки ни в одного из старших братьев…
Той же алебардой Радигорд гнал редеющую кучку мятежников до ворот. А там отшвырнул оружие, схватил Зривдаля за грудки, приподнял, швырнув спиной о стену, и, тяжело дыша, едва не плача от ярости и почти детской обиды, прорычал сквозь зубы:
- Уходи. Я отпускаю тебя. Уходи. Но если ты еще раз появишься…в пределах моей досягаемости…я тебе ноги вырву, обещаю...
Мятеж закончился. Когда все утихло, стало известно, что королева родила дочь. А к вечеру умерла от кровотечения. Новорожденная принцесса, которой слишком рано еще было появляться на свет, умерла тоже. Тогда Радигорд оседлал коня и вылетел за ворота. Вернулся только утром, взмыленный не меньше чем его конь. Разумеется, брата он не догнал. В тот же день вернулся отец. Он опоздал совсем чуть-чуть…
И сейчас, тринадцать лет спустя, брат снова был среди них. Там, во дворе, слегка отдышавшись, он сразу смиренно попросил прощения у отца:
- Мне, наверно, нет прощения. Но…ты ведь понимаешь, что я ни в коем случае не хотел этого. Я не мог предположить, что так получится. Я узнал позже и казнился все эти годы…
- Это не категория прощения или не прощения, - помолчав, тихо сказал Губанедур. Подумал и сформулировал: - Но я…не держу камня за пазухой. Угрозы для тебя здесь нет.
Зривдалю пока этого было достаточно. И вот он снова как ни в чем не бывало сидел за столом вместе со всей разросшейся семьей. Салагон и все три девушки о его существовании даже не знали, и старшие потихоньку в нескольких словах ввели их в курс дела. И конечно, вся семья украдкой к нему присматривалась. Держался он уверенно, говорил громко, но видно было, что костюм его знавал лучшие времена, руки – тяжелую работу, а лицо носило отпечаток неумеренного употребления некачественных хмельных напитков. Сейчас он гордо и громогласно рассказывал о своей семье и показывал миниатюры с портретами:
- Вот жена моя, Миморыла. Достойнейшая женщина! А вот детишки…мы, кстати, решили сломать наконец эти банальные шаблоны имясложения. И назвали их Януария, Априлий, Юний и Сентябрина…
- Наверно, по месяцам рождения? – в установившейся тишине предположила вежливая Обаяна.
- Нет! Родились они в марте, июле, августе и ноябре. Я ж говорю – мы решили сломать шаблоны.
- Сривдаль и Миморыла…да, жизнь удалась, - пробормотал себе под нос Радигорд.
После обеда Зривдаль приступил к налаживанию отношений с братьями. Монамур и Умапалата оживленно обсуждали какие-то детали предстоявшего торжества, и Зривдаль подошел к Радигорду, непринужденно встал рядом и сказал:
- Красивая у тебя жена. И смотри-ка, как она здорово находит общий язык с нашим братом. Я с обеда за ними наблюдаю. Обычно женщины не столь вольны в общении. Приятно посмотреть, когда между родственниками такие отношения…
- Ты это к чему? – мрачно протянул Радигорд, поигрывая внушительных размеров кинжалом у пояса.
- Ни к чему, - со вздохом отошел старший.
Следующая беседа состоялась у Зривдаля с Монамуром.
- Значит, это есть наш младшенький, - изрек Зривдаль, кивая издали на Салагона. – Сразу видно, что он нам…не совсем родной. И жену себе взял из низкого сословия, тоже видно. Эх, затянул ты с женитьбой. Вон какая очередь теперь будет перед твоими детьми.
Монамур, поначалу планировавший держаться дружелюбно, оторвался от конторской книги (все закупки к помолвке он контролировал лично), и удивленно спросил:
- Я не понял. Ты вину заглаживать приехал или в морду выпрашивать?
Салагон контролировал разгрузку бочек вина в погреб, то и дело бросаясь на помощь. За этим занятием и застал его свежеприобретенный старший сводный брат.
- А ты небось и не знал обо мне, - сказал тот. – Ну будем знакомы. Я тоже не знал. Нет, отец, конечно, благородно поступил, признав и приняв тебя. Непросто тебе, наверно. Братья небось свысока смотрят и никогда не будут относиться к тебе как к равному. И мать никогда не примут при дворе…
Салагон несколько секунд молчал, обдумывая ответ. Вообще-то его тянуло ответить не словами, но он не хотел показаться неотесанной деревенщиной. И он неторопливо ответил:
- Да, моя мать не живет при дворе. Но она жива. И младшая сестра жива тоже. А на твоем месте, - он замешкался, формулируя, - я бы удавился.
И наконец он приступил к главному - разговору с отцом. Разговор был щекотливый и касался наследства старого короля. Зривдаль робко и издалека заговорил о своей непростой жизни, о том, что ни в коем случае не собирается торопить события, но случайно не изменил ли отец мнения о распределении своего наследства между сыновьями?
- Ты ведь еще в юности зал о существовании листа наследия, - ответил отец. - Я ничего не менял в нем. Там четко оговорено - имущество будет разделено между тремя моими сыновьями. И это – Радигорд, Монамур и теперь Салагон.
- Но я ведь тоже твой сын, - напомнил Зривдаль.
- Ты мой сын, - кивнул Губанедур. – Именно поэтому ты жив. И вообще, и…до сих пор.
Старый король оказался на поверку не таким уж отстраненным и чудаковатым, как доносили слухи. И выдержать его первый за эти дни прямой взгляд глаза в глаза оказалось тяжело.
Через три дня Зривдаль попрощался с родственниками и уехал, не оставшись на праздник несмотря на приглашение. Братья провожали одинокого всадника взглядами.
- Он не просто так приезжал, - подозрительно хмурился Радигорд. – Ему что-то нужно.
- А я думаю, он больше не появится, - сказал Монамур. – Надо же…я помню, он мне казался умным, и все его таким считали. Неужели так поглупел за эти годы.
- А может, он не поглупел, - предположила Умапалата. – может, он хотел вас поссорить. Понял, что не получилось и ловить ему нечего. Расстроился и уехал.
- Может быть…а где батя?
Губанедур Великолепный с утра сидел в семейном склепе, у гробницы жены. Надумавшись, намолчавшись вслух, наговорившись про себя, он погладил выбитое на мраморной крышке изваяние женщины с младенцем на руках.
- Вот видишь, все у нас хорошо. И…у него тоже, видишь. Не беспокойся. Я за ними присматриваю.
Вздохнул и пошел наружу, на солнышко. Пора было встречать настоящих гостей.