Он с любовью смотрел на её загипсованное туловище, и подносил очередную ложку ко рту.
- Ты мой галчонок криворотенький, вот опять всё пролила, - говорил он, вытирая ей подбородок.
Она лежала на вытяжке, с головы до ног в гипсе. Нет,ничего серьезного, говорили врачи, ходить будет, и даже бегать, но зафиксировать позвоночник на время нужно.
Его номер телефона был первым в контактах, " Любимый", любимому врачи и позвонили. Пока ехал в больницу, думал с ума сойдёт, тысячи вариантов в голове, потерять её сейчас было равносильно смерти.
- Ты только живи, пожалуйста, только живи, - кричал он стоя в пробке, неистово сигналя.
Ей нельзя говорить, нельзя шевелиться, только лежать и моргать глазками.
Он стоял у её кровати, смотрел на этот любимый, до дрожи в коленях, кокон, и сердце замирало от счастья.
- Ешь, давай, глотай, знаю, что не вкусно. Что? Шашлычка хочешь? И пивка наверно, да, - приговаривал он, вливая в рот очередную ложку пюре образной смеси.
Она смотрела на него, послушно открывая рот, и слёзы счастья текли по щекам.
" Нет, всё-таки хорошо, что я с антресолью грохнулась. Ну и что, что вся поломанная теперь, зато вон как его напугала. Теперь точно на руках носить будет", - думала она.
- Молодой человек, да в своем ли вы уме? Какая может быть регистрация брака в больничной палате, - недоумевал главный врач.
- Нет, вы не понимаете, вы ничего не понимаете. Мы должны пожениться именно здесь и сейчас, - говорил он, и приводил убойные аргументы.
Фата на загипсованной голове смотрелась фантастически не к месту, но букет невесты торчавший из гипса руки оживлял композицию.
- Поздравляю, вы стали мужем и женой. Поцелуйтесь, - возгласила сотрудник ЗАГСа.
- Половинка ты моя, поломатая, - шептал он, осторожно целуя её в губы.