…А мы с тобой, мой ангел, в этот мир
случайно заглянули по пути,
и видим — дальше некуда идти.
Ни хлеба нам не надо, ни вина,
на нас лежит великая вина,
которую нам бог простит, любя.
Когда б душа могла простить себя…
Жил один добрый человек. Трудно жил, но честно. Работал на поле с восхода до заката, чтоб прокормить свою большую семью, едва сводя концы с концами. И тут непогода, неурожай, пришлось в долги влезать. А таких лет подряд было несколько, наросли проценты, и отдать долг уже не имелось возможности.
Имущество описали, чтобы забрать и продать, а должника увести в тюрьму. Семье оставалось только идти по миру побираться.
Пал на колени несчастный, моля Небеса о чуде. Жил праведно, никому не желал зла, разве что ростовщикам. Не завидовал, не подличал, не роптал. Он не корил Небеса, а смиренно ждал своей судьбы.
На Небесах подумали и решили: а ведь прав человек. Нужно помочь, благо, праведник.
И шепнули ему, что будет, как он пожелает.
Бедняга сначала не поверил в такую милость. Слишком это было хорошо, чтобы быть правдой.
- А ты проверь, - услышал.
Обвёл слегка изменившимся взглядом тащивших из его дома нажитое скудное добро, и зло блеснули его глаза.
И ударила молния с Неба, и убила их.
Вся деревня ходила смотреть на оставшийся от них пепел. Сначала с ужасом дивились, а потом стали поговаривать, что если уж сами Небеса… то, видать, заслужили эти живодёры такую смерть.
На Небесах остались этим недовольны. Праведник, а такое…устроил. Не оправдал доверия. И одним праведником меньше стало, а их и так немного. Только начинаешь испытывать их праведность, и что получаешь? Пшик. Куда его теперь определять после смерти? Ухудшение отчётности опять же. Как сие наверху объяснять? Да и самих осудить могут, сказав, что попустительство или провокация праведника… Не досмотрели, не провидели. Хотя и была, по большому счёту, у Самого похожая история с Иовом… Скажете, тот стерпел все потери? А почему тогда укорял в конце? Да и не было искуса-возможности у Иова отомстить Сатане, а только пожаловаться на страдания незаслуженные.
Чтобы выпутаться из этой истории, решено было узнать, что сам преступник думает об этом.
Подослан к нему был якобы странник в летах, чтобы выведать.
Страннику обрадовались, потому что ждали кого куда худшего за случившееся. Извинились, что особенно угостить нечем, бедствуем. Старик отказался, сославшись, что сыт и даже ночлега не просит, а притомился немного и поговорить хотел, ибо слышал об удивительном, свершившимся здесь.
В разговоре и выяснилось, что бывший праведник не жалеет о случившемся, что было совсем плохо. Раскаялся бы хоть, тогда можно протащить его по статье: оступившийся, но кающийся грешник, а так… Главное, было затушевать в донесении это «будет, как пожелаешь» и «а ты проверь», что было искусом-провокацией как-никак. Решение наверху ведь всегда готовится на основании поданных сведений. Как подашь, такое и решение получишь. Переводить его на Небеса сейчас не стоило – скажет, как было, представ перед судом. Здесь не врут. Следовало ему голову заморочить, новых событий напроизвести, чтобы всё оказалось иным.
И обратили там взор на пославших солдат за недоимками к бывшему праведнику-страдальцу. Тем явно пора было вспомнить о не вернувшихся. И там вспомнили…
В итоге ему и его семье не поверили, что посланцев испепелила молния, и нашего страдальца обвинили в убийстве. Что (положа руку на сердце) было недалеко от истины.
(Хотя кто б поступил иначе на месте праведника, имей такую возможность? Иова этим не искушали).
То-то, не спешите осуждать.
Взяли его, скрутили и привели в острог.
«Сжёг тела-то, - рассуждали начальники солдат, - ясное дело. Под пыткой расскажет».
На Небесах обеспокоились: под пытками и не такое на себя наговаривали. Если не выдержит и признается в поддержке Свыше… Палачи-то ему не поверят, решат: свихнулся, но Наверх донесение слать придётся с объяснениями. А это чревато.
Поэтому внушили несчастному молчать, мол, тогда его и семью не оставят и всем рай уготован.
А умрёт под пытками – станет мучеником, как бы искупив страданиями свой грех, и тогда можно будет ходатайствовать о милосердии бедняге и сиротам его.
Отличный план, - решили там, - Главное, чтоб продержался до конца. Своего, понятно. Ну, будет мученик вместо праведника. Тоже неплохо. Отчётность не сильно ухудшит.
Так бы и вышло шито-крыто, да перед смертью контролирующая их служба подослала за исповедью предсмертной своего в сутане, чтоб отпустить грехи. И узнала, как было дело.
Теперь можно было вменить прегрешение – искус собратьям, показав свою бдительность или договориться с теми об услуге… На многих уже были материалы у службы, но не всё пускалось в ход.
Ибо разрешался процентик прощения. Если с лучшими намерениями делалось, а получилось не то, чего ожидали. Иначе любую инициативу можно было погубить. Как и на земле одна справедливость тут же бы привела к Концу Света и Страшному Суду, где без милосердия осуждёнными стали бы все. Кто ж без греха?
А тому же контролю надо было делиться с коллегами, что надзирали за ними. Тем тоже требовалось показывать рвение и квалификацию, доказывая свою нужность. В этот процентик и должно было укладываться узнанное, чтобы все остались довольны, и никому ничего не было. Наверху ведь, как известно, не опаздывают – там задерживаются, и не ошибаются, а проверяют. Что с праведником бывшим, по сути, и сделано было.
Так что не переживайте, службы договорились, найдя общий язык. Чай свои, не первый раз.
На том эта история и была закрыта.
Что? Как с беднягой и его семьёй вышло? То одному Богу известно, конечно. Однако, раз был им рай обещан, то наверное получили.
Или нет.
Это, смотря на то, верите вы в рай потом или считаете, что потом, как любил говорить мой папа, может быть только хороший человек и потому здесь получить предпочитаете.
Но эта история ещё и для тех, кто верит в Самого, но не в его клевретов. А таких хватает. Даже среди поэтов. Настоящих, слышащих слова с Небес, полагая, что их не обманывают.
Я не вру, потому как вот эти строчки-обращение к другому поэту, видимо, разделявшему мнение, о котором сказано чуть выше:
«Но когда, идя на муку,
я войду в шикарный ад,
я скажу Вам: «Дайте руку,
дайте руку, как я рад, —
Вы умели, веря в Бога
так правдиво и легко,
ненавидеть так жестоко
белых ангелов его…»
(И в эпиграфе, и здесь – стихи гениального поэта Бориса Рыжего)