Реки Накъяры часть вторая глава тринадцатая

Алекс Чернявский
Последний раз Гакур видел море, когда был совсем маленький. Тогда оно его не впечатлило. То ли из-за того, что стоявшие вплотную прибрежные валуны закрывали собой воду, то ли из-за того, что дед обучая какой-то очередной кронсовой хитрости, не скупился на подзатыльники. Теперь же Гакур стоял почти у самого обрыва, а впереди мерцала безграничная гладь. Поначалу море казалось темным, но время от времени синева поблескивала лазурью. Как сапфир. Хотелось смотреть не отрываясь. Катившееся к закату солнце окрасило тучи багровым, отчего те стали похожи на огромные тлевшие лоскуты. Сзади что-то ударилось оземь. Гакур выхватил кинжал и развернулся лицом к кривой осине. В пяти шагах от него был человек. Высокий . Похоже спрыгнул с дерева. Шрам полумесяцем соединял одну бровь с уголком рта а темно синий камзол блестел надраенными пуговицами. Тот самый человек, который в порыве ярости спалил хижину отшельника. Ветер.

— Господин морской офицер ищет порт? — спросил Гакур, не опуская кинжала, — это недалеко, нужно прыгнуть еще раз, вон туда, — лезвие передвинулось в сторону моря. Необходимо было, вести себя так, чтобы Ветер не догадался, что Гакур его уже видел.

Офицер ухмыльнулся.
Вдруг, горло обожгло и сдавило, будто на шее затянули жгучую петлю. Кинжал выпал, и Гакур обеими руками попытался освободится от невидимой удавки. В глазах потемнело, непослушные ноги сучили на месте, разворачивая тело то в одну, то в другую сторону, и уже было не ясно где находился обрыв. Пересилив желание избавиться от удушья, Гакур упал на четвереньки, чтобы ощупать руками землю и если нужно, отползти от кромки. Свет брызнул в глаза, и боль исчезла так же внезапно, как явилась.

— Все-таки не зря я тебя выбрал, — послышался над головой голос. — Не зря. Сообразительный ты. Любой другой уже давно бы рыбаков собрал внизу, подивиться на свою разбитую о камни голову.
— Это ты, Ветер, — не поднимая глаз, сказал Гакур. Слова давались с трудом, казалось, что в горле застрял рыбий хребет и при каждом вздохе пронзал костьми глубже.
— Не может быть, как ты догадался? — спросил Ветер.
— Сообразительный я, сам сказал, — ответил Гакур.
— А ты всегда был таким шутником, или кровь молодого господина взыграла?
— Откуда мне было знать, что это ты. Извини.
 — Великое дело — раскаяние. Прощаю. — Ветер провел рукой вдоль шеи Гакура, словно ребром ладони отрезая голову. Кости в горле растворились. Гакур с облегчением вздохнул и поднялся.
— Как тебе, нравится, а? — Ветер обвел руками камзол. — А это? — он дотронулся до шрама на лице. — Я думаю остаться в этом теле подольше.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Гакур.
— Не растрачивай любопытство, пригодится после свадьбы. Ну, и когда торжество?
— Она исчезла…
— Что?
Гакур рассказал о своих приключениях в деревне и о разговоре с родителями Миранды . Умолчал лишь о хижине колдуна. Рассказывая, он вдруг понял, что лучше убедить Ветра в том, что девчонку действительно забрал фрегат. Не пошлет же он за ней вплавь? Без невесты не будет свадьбы, и, следовательно, пользы от Гакура никакой.
Ветер слушал, изредка потирал шрам на щеке и барабанил пальцами по подбородку.
— Ты узнал цвет ее волос? — спросил он.
— Родители сказали, что обыкновенный.
Ветер подошел вплотную и, схватив Гакура за ворот, прошипел:
— Рыжие у нее волосы или нет?
Гакур промолчал. Ветер отпустил руки, затем сорвал колосок сухой травы и вставил себе в уголок рта:
— Как ты думаешь, кронс, где она?
Гакур не ответил. В голосе Ветра не было настойчивости и возбуждения, с которыми он спрашивал о волосах Миранды. Ясно, что мнение Гакура стоило не больше подрагивавшей во рту колдуна травинки.
Ветер сел на землю и, хотел было скрестить ноги, как вдруг вскрикнул.
— Дьявол, — сказал он потирая колено, — похоже и впрямь покалечено. Садись.
Гакур сел рядом.
— А почему ты не вылечишь себя? — спросил он.
— Этот фрегат я знаю. Через месяц-полтора он бросит якорь в Нагорре, ты там бывал?

Гакур отрицательно мотнул головой. О Нагорре он знал только, что это был свободный город, не подчинявшийся Восточному Королевству. Ветер продолжил:
— Доберешься до Арсавура и устроишься на корвет «Ринея». Он дойдет до Нагорры за две недели. Там и фрегат подоспеет. Девчонка на нем, я уверен. Заберешь и пристроишь, где-нибудь, как-нибудь. Говори ей, что хочешь, но пальцем не трогай. Неизвестно, что за это время произошло. А главное, глаз с нее не спускай. Каждое утро, с восходом, приходи в порт, там и встретимся. Понял?
Гакур кивнул.
— Радует, что не спрашиваешь, как пробраться на корвет и как с него сойти. Я бы на твоем месте, — Ветер указал на свое больное колено, — проверил, умеешь ли ты плавать.
— Это все? — спросил Гакур.
— Конечно же нет. Возможно девчонка сойдет с провожатым. Как он выглядит, не спрашивай — не знаю. Если так, то близко к ним не подходи. Следи. Он будет делать то, о чем я тебя просил: охранять девчонку. Решат из города исчезнуть — отправляйся за ними. По пути делай свои кронсовы дела, да позаметнее, я тебя по ним и найду.

Ветер замолчал. Если раньше он хотя бы делал вид, что просил, то сказанное сейчас было приказом хозяина. Безоговорочным. Гакур вновь утвердительно кивнул, и, чтобы избавится от сверлящего взгляда колдуна, посмотрел в сторону. От осины теперь падала длинная тень, с отсеченной обрывом кроной. Спокойное море поблескивало и медленно сливалось с темнеющим небом.
— Надеюсь, что это она и есть, и волосы у нее рыжие, — сказал Гакур.
—Надежда, кронс, что вода: трава без нее усохнет, а камню она ни к чему, — Колдун подошел к сосне, ухватился за нижний сук и, подтянувшись, исчез в густой кроне.

Гакур поспешил в порт. Ветер сказал, что на следующее утро из порта в Арсавур поедет сборщик княжеских налогов. Завладеть повозкой писаря было бы не сложно, но еще лучше войти в доверие и напросится в попутчики. Грамотей наверняка устал от общения с местными, которые и время-то измерять толком не могли. Гакур бы представился столичным купцом, благо купеческих историй за свою жизнь он понаслушался от заказчиков не мало. Расскажет вдоволь, а вид молодого господина уж подкрасит брехню в правду. Гакур стал перебирать в голове подходящие истории. Вспомнил одного торгаша, который заказал напустить рыжего мукоеда в амбар своего брата, тоже знатного купца. Подробности истории стали выплывать из памяти, как вдруг Гакур остановился. Что он делает? Ветер стращал, что превратит в калийского раба, но ведь Гакур уже раб… Неужели не понятно, что конца этим «просьбам» колдуна не будет. Зачем искать другой колодец, если в этом вода не иссякла? Чем больше Гакур повиновался, тем больше Ветер его использовал. Закончится дело с девчонкой, найдется другое. Надо бежать, скрыться. Выиграть время, чтобы узнать, как расквитаться с Ветром. У него должно быть слабое место, и книга его подскажет. Нужно только ее перевести. Если хорошо скрыться и не делать кронсовых проделок, то быть может Ветер поищет какое-то время, а там, если повезет, забудет совсем. Сделает себе другого, более податливого раба. И впрямь, не все ли равно, какого кронса посылать к этой девчонке, будь она неладна?

С этими мыслями, Гакур спустился к порту. Среди одинаковых рыбацких лодок, выделялась посудина чуть покрупнее. На левом борту выделялось выведенное белой краской название. Тот, кто его писал, на хлеб этим ремеслом точно не зарабатывал: кривые, разномерные буквы скорее походили на череду закрашенных трещин, чем на слово . «Вперед» так назывался корабль. Подойдя поближе, Гакур увидел, что буквы вывели поверх старых, сорванных жестяных букв, оставивших после себя лишь тени. На палубе копошился матрос.
Гакур его окликнул:
— Эй, куда идет этот корабль?
— Шхуна это, господин. Мы только причалили. А так, в Талукан пойдем.
— Хозяин рядом? Позови. — сказал Гакур как можно строже.
 Матрос скрылся в глубине шхуны, и скоро на палубу вышли два белобрысых толстяка. Близнецы.
— Что желает господин? — спросил один из них.
— Когда уходит шхуна?
— Завтра утром, — ответил другой.
— Шхуна уходит сейчас, — сказал Гакур.
— Шхуна уходит завтра утром, — повторил слова толстяк.
Гакур отвязал от пояса мешочек с монетами, отсыпал половину в карман и бросил остальное на палубу.
Братья подняли мешочек и проверили содержимое.
— Добро пожаловать на борт, — крикнули они в один голос.
На корабле закипела работа. Звучали команды, больше похожие на лай, бегали люди, скрипел такелаж. Гакур ухватил за рукав тащившего канаты матроса:
— Как называется ваша шхуна? Я не разобрал.
— «Вперед», — буркнул тот.

Наблюдая за слаженной работой команды, Гакур подумал, как интересно устроен мир.
Едва он подумал о побеге, как тут же явилась возможность. Нет, не так. Он не думал, он решил и тем самым эту возможность создал. Сам. Быть может он слабее Ветра в колдовских чарах, но в решительности он не уступит.
Качнуло.

Загудели поставленные паруса, и, немного завалившись на бок, шхуна медленно заскользила, подчиняясь своему небрежно выведенному имени. Не привычное к живой морской поверхности тело засеменило ногами, пытаясь удержаться на месте. На всякий случай Гакур ухватился за протянутый от борта к мачте канат. Уголком глаза он заметил, как на вершине обрыва что-то полыхнуло.
— Глянь, звезда упала, — крикнул один матрос.
— Дурень, то ж молния, — вторил другой.
— Сам дурень, какая молния при чистом небе…
Гакур вышел к корме, где ругались матросы, и откуда лучше виднелась причина спора: на утесе горела кривая осина. Та самая, у которой он расстался с Ветром. Над объятой пламенем кроной вихрем кружился столбик белого дыма. Столбик резко вытянулся вверх и растворился в облако. Светло-зеленого цвета оно мерцало и переливалось, а через несколько мгновений исчезло. Этих мгновений хватило Гакуру, чтобы сосчитать внутри дивного облака три мерцающие точки, образующие треугольник. Точь в точь, как нарисованный в книге.

Берег удалялся, и тревога таяла. Что произошло на утесе и над ним знал лишь Ветер. Гакур потрогал спрятанную за пазуху книгу. Скоро узнает и он.