Так могло бы выглядеть начало романа в самой первой редакции.
<...>Канаев открыл глаза. Посмотрел вверх — и увидел устрашающее кроваво-красное месиво. Он еще не привык к цвету здешнего неба. Оно пугало его.
Посмотрел вниз — и увидел слабо колыхающуюся темновато-желтую жидкость.
Вот уже три дня он плыл по этой мути, плыл, скрестив руки на животе и лежа на этом проклятом пятнистом шкафе, который так и норовил перевернуться. Шкаф неумолимо пропитывался водой, и от него несло сыростью, как из подвала, отчего у Егора начинала кружиться голова. Раз двадцать за день он ощущал подкатывавший к горлу комок тошноты. А голод мучил его постоянно.
Один раз ему удалось изловить голыми руками одну из тех блестящих, трепещущих рыбок, которые, судя по всему, водятся здесь повсеместно. Егор съел ее целиком, с костями и с плавниками, а после его вырвало. Рыба была соленовата, с терпким и липким привкусом желчи. После недолгого пребывания этой самой рыбки в желудке Егора судороги голода ощущались еще явственней. Егор стиснул зубы и решил терпеть.
И его поистине героическое терпение вскоре было вознаграждено. Правда, сам Егор не дождался этого прекрасного момента, так как потерял сознание от голода. Его обнаружили местные рыбаки. Едва завидев странный предмет, который плыл прямо в расставленные сети, они криком перебудили всех своих товарищей, дремавших в аккурат под табличками «Купание и охота запрещены», и совместными усилиями вытянули на берег шкаф с покоившимся на нем бездыханным телом. Осмотрев нашего героя со всех сторон, рыболовы с облегчением убедились, что опасности он никакой не представляет. И тогда между ними завязался спор: тащить его к Наркару или не тащить. Молодые во весь голос кричали, что тащить, а умудренные жизнью старики высказывались за помилование и не желали предоставлять несчастного иноземца пред грозные очи Наркара.
Пока они спорили, коварно подкравшиеся волны подхватили лежащий недалеко от кромки воды шкаф и хотели было утянуть его с собой, но тут норовистые рыбаки побросали удочки и дружно отобрали у океана его добычу. Было решено: за попытку к бегству шкаф с прилагавшимся к нему живым грузом немедленно доставить в резиденцию Наркара и его сторонников.
Шкаф с Егором был установлен в приемном зале Министерии, у парадной лестницы. Стоило Канаеву открыть глаза, как его ослепил чересчур яркий свет роскошной люстры под потолком и оглушил шум и говор толпы, собравшейся вокруг него к этому времени. Ничего не понимающий, еще сонный, ослабевший после долгого, изматывающего путешествия, он вперил туманный взор в разношерстную толпу. Сообразительность подсказала Егору, что все, кто окружил его — по-видимому, люди непростые. И то, что сии почтенные господа придирчиво рассматривают его сквозь лорнеты и пенсне, точно забавную обезьянку в цирке, его отнюдь не устраивало. Однако он от слабости не мог даже пошевелиться, а потому чему оставалось только лежать и злобным глазом зыркать на обступивших его вельмож.
Внезапно толпа засуетилась; по ней прокатился беспокойный ропот. Передние ряды отхлынули, а задние, пятясь, уступили свои места передним. И тут же любые звуки прекратились — будто бы всем присутствующим сдавило горло, и воцарилась такая тишина, какой еще не слыхивали человеческие уши. Егор в недоумении водил глазами в разные стороны, щурился, но ничего особенного заметить не сумел.
Откуда-то сверху донесся четкий, ритмичный стук. Передние ряды ахнули:
- Идет!!!
И чуть ли не пали ниц. Егор втихую злился: чего они трясутся, как умалишенные? Куда он попал?
«Надеюсь, не в сумасшедший дом». - с нарастающим раздражением подумал он, изо всех сил вглядываясь в маленькую точку на парадной лестнице. Стук стал громче, точка постепенно росла, пока в ней не начала угадываться человеческая фигура.
Миновав последние сорок ступеней, перед министерским составом и малость удивленным Егором предстал премьер-министр, или, как его чаще называли в народе, Наркар, то есть — Народный Каратель.
Из тьмы неизвестности выступил — о нет, вовсе не титан! - низкорослый человечек в элегантном темно-сером френче и высоких сапогах. Именно каблуки сапог издавали тот щелкающий, грозный стук, который повергал сердца министров в невыразимый трепет, и одновременно поднимали своего хозяина по крайней мере сантиметров на восемь от земли. Крепкостью телосложения он не отличался: кожаный поясок, обвивавший узкую талию, подтверждал это. Однако на том же поясе болтался пистолет и висела пара кривых кинжалов. Один их вид внушал ощутимое сомнение по поводу внешней обманчивой хрупкости Наркара.
Увидев Егора, который лежал на шкафе в промокшей, разорванной кое-где одежде, Наркар несколько изменил тактику и стал осторожно, беззвучными шагами подбираться к объекту своего внимания. Когда он подошел вплотную к шкафу и, задрав голову вверх, посмотрел прямо в глаза Егору, тот мысленно вздрогнул.
Блестящие, черные как смоль, тугие кудри обрамляли поразительно безобразное лицо. Причем эта безобразность крылась не столько в физическом уродстве, сколько в выражении самого лица. Молодое на первый взгляд, оно хранило отпечатки брезгливой недоверчивости и тайной жестокости. Широкий лоб Наркара пересекали три изломанные морщины, неглубокие, но жесткие. У него были грязно-карие глаза с нездоровой желтизной; капризно припухшие губы, подозрительно яркие для мужчины; очень мощные челюсти; надменно вздернутый нос с крупными ноздрями; изогнутые аркой темные, будто бы жирно подведенные брови.
У Егора мгновенно возникло чувство омерзения к этому субъекту, особенно когда он услышал манерный голосок, напоминающий визг какой-нибудь престарелой сплетницы:
- Добро пожаловать, милейший. Вы прибыли в самую демократичную и гуманную страну в мире. Здесь все люди разговаривают друг с другом на равных. А посему — попрошу слезть.
От достигшей своего пика ненависти Егор аж дернулся — и свалился на отполированный до блеска дубовый паркет. Спасенный распластался на нем, прикрыв глаза, и подумал: теперь его наверняка оставят в покое. Но не тут-то было! После настойчивого щелканья каблуков к нему приблизился Наркар, и пронзительный до противности голос уничтожил последние надежды Егора на здравомыслие данной личности:
- Встаньте. Это приказ.
- Да не могу я встать! - рявкнул наконец Егор с такой яростью, что не только Наркар, но и все министры кругом вздрогнули. - Я в вашей паршивой стране ничего не ем уже четвертый день!
После минуты всеобщего молчания Наркар повернулся к министрам с каменным лицом. Властным, звенящим от напряжения голосом он бросил в толпу:
- Кто? Я спрашиваю, кто привел сюда этого человека?!
Вперед дружно вытолкнули побледневшего от волнения и страха Льятто Такарло. Такарло совсем недавно занимал видное место в кругу приближенных премьер-министра, однако из-за безобидной, по его мнению, шутки был навсегда вычеркнут из списка людей, которым можно доверять. Остальные министры справедливо решили, что раз Льятто в опале, то опасаться ему уже нечего.
Министры ошибались.
Льятто Такарло била крупная дрожь, он едва не рухнул в обморок посреди зала, подражая примеру Егора. Лицо у него было белое, как мел, а отвислые губы в панике шептали:
- П-п-подождите, умоляю вас… Выслушайте меня!
На лице Наркара не дрогнул ни единый мускул. Он спокойно проговорил:
- Уведите его.
И обмякшего от ужаса Такарло сочувственно увела кучка людей в серой форме, с нашивками в виде черных ромбов на груди.
«Ага, личный карательный отряд». - лениво подумал Егор. Один глаз у него перестал открываться — от слабости, второй еще каким-то чудом держался и вполне сносно обозревал все, что творилось вокруг.
Внезапно к нему наклонился Наркар. От него исходил запах протухшей рыбы, причудливо смешавшийся со жгучим ароматом дорогого одеколона.
- Пойдемте, - своим привычным вкрадчивым тоном предложил Наркар, подавая Егору маленькую ручку в болотного цвета перчатке. - Я покажу вам мои владения.<...>