Помолись обо мне, мой милый,
Чтобы к сердцу от сердца — нить.
Мне самой не хватает силы
У небес за себя просить.
В старом храме затепли свечку -
Пусть заплачет горячий воск,
Сразу станет намного легче
От его неприкрытых слёз.
Встань тихонько у аналоя.
Слушай небо... И не дыши.
Разгорится в твоих ладонях
Огонёчек моей души...
Помолись обо мне, мой милый,
Чтобы к сердцу от сердца нить.
Мне самой не хватает силы
У небес за себя просить.
(Стихи неизвестного мне автора)
Пела Наташка. Голос звучал проникновенно и необычайно сильно, что удивило и поразило Саню:
-Неужели это легковесная Наташка? Взбалмошная и смешливая... Даже не верится... Как, оказывается, легко ошибиться в человеке...
Общая палата, как бокал шампанским, наполнена звуком её голоса, сиянием её глаз. Только взгляды раненых: заинтересованные, удивлённые, восхищённые, и нежный голос девушки. Саня тихонько стала у двери, внимая песне, чтобы не потревожить удивительное состояние восхищения и преклонения перед музыкой и простыми словами, идущими от самого сердца.
Когда смолк последний аккорд, раздались дружные рукоплескания и восхищённые возгласы:
-Ну, Наталка, ты даёшь!... Сама сочинила?!... Браво, сестричка! Браво!...
-Нет, - ответила Наташка честно, - песня не моя... Услышала как-то... И запала вот в душу.
Наконец, она увидала Саню и неторопливой, слегка вальяжной походкой подошла к ней.
-Что стала, как сиротка, у двери? - поинтересовалась с лёгким вызовом.
-Да вот слушала песню. Не знала, что ты так поёшь! - с восхищением ответила Александра.
-Ты ещё много обо мне не знаешь! - парировала Наташа. - Вот, например, то, что и мы не лыком шиты! Не тебе же одной в любимчиках у начальства ходить!
Саня с удивлением посмотрела на подругу, не понимая намёков.
-К чему ты это, Наташа?
-Не Наташа! - уже с явным вызовом ответила подруга. - Наталья Владимировна! Меня сегодня старшей медсестрой назначили!
-Вот это да! - обрадовалась Александра. -Здорово! Наконец-то, правда восторжествовала... Как я за тебя рада.
-Рада? - удивилась Наталья. - Вот уж не думала, что ты обрадуешься!
-Почему? - спросила Саня, во все глаза глядя в лицо подруги. Смотрела и удивлялась:
-Как она может вот так?... Только что... такая песня!... И тут же этот тон?... Взгляд полный превосходства... Где она настоящая?!...
Наталья не ответила — только пожала плечами, а Саня не стала настаивать.
-Я тут кое-что заберу, - сказала она. - Меня а реанимационную палату перевели... Это теперь целиком твоя епархия.
-Моя епархия, как ты изволила выразиться, теперь везде! - парировала Наталья с таким видом, словно прямо сейчас собирается устроить скандал.
Саня поняла, что её не стоит трогать: подруга вошла в раж и очень хочет поставить себя выше «какой-то там операционной сестры».
-Значит верно то, что передала мне сестра хозяйка? - подумала Саня. - Какая-то там операционная сестра!... Неужели и правда, как сказала Юлия Петровна, Наташка завидует мне?... Чему?... Как глупо...
Александра забрала из стола небольшой свёрток, завёрнутый в полиэтиленовый пакет, и молча вышла из палаты, понимая, что на этом их дружба, пожалуй, закончена. Она и раньше ловила на себе настороженные взгляды Натальи, но не придавала этому значению, а вот теперь всё тайное, наконец, стало явным.
-Даже здесь, на самом острие войны, - думала она, - люди интригуют, мелочатся, завидуют? Зачем?... Почему?... Не понимаю...
На душе у девушки был горький осадок, но она постаралась не акцентировать на этом внимание: забот и хлопот хватало и без этого. Операции - по несколько в день, больные реанимационной палаты, требующие не только внимания, но и сил — и физических, и моральных.
Чаще всего её можно было увидеть рядом с обожжённым парнем, с которого началась её работа в операционной. Он всё ещё находился без сознания, бредил. Как Саня не прислушивалась к его словам — понять ничего не могла. Казалось, что они были совершенно не связаны друг с другом. Но однажды ей показалось, что он сказал: - Шурка!
Девушка даже вздрогнула, напрягая всё своё внимание, но ничего больше не услышала, и тогда решила, что это ей показалось. Просто очень хотелось услышать почти забытое имя: Шурка — вот и примерещилось. Хотя сердечко при виде только этого раненого начинало колотиться быстрее, и краска заливала щёки.
-Ой, девонька! - как-то заметила её напарница. - Смотри у меня: не влюбись!... Он же можно сказать: безнадёжный.
-Да ну вас, Ниночка Ивановна! - отмахнулась Саня. - Скажете тоже! Как можно влюбиться в того, у кого даже лица нет?
-У мужчины главное не лицо! - засмеялась в ответ старшая подруга. - А совсем иное...
-О чём это вы? - взвилась Саня.
-Я это о голове, - улыбнулась в ответ Нина. - А ты о чём подумала?
-Да ну вас! - снова отмахнулась Александра. - Вечно вы меня в краску вгоняете!
Наконец, на вертолёте доставили нужную группу крови, и Саня первым же делом поставила флакон в капельную систему, прописавшуюся у постели обожжённого парня. Теперь, она была уверена в этом - он пойдёт на поправку. И действительно: на четвёртый день раненый, наконец, пришёл в себя. И сразу же начал протестовать.
-Где я?! Почему так темно?! Выпустите меня!
Парень попытался сорвать с глаз повязку, но Саня успела перехватить его руку.
-Кто это?! Где я?! - хриплый голос требовал немедленного ответа.
-Тихо-тихо... - мягким голосом попросила Саня - Вы в госпитале. Три дня назад Вам сделали операцию...
-Кто Вы? - настаивал раненый. - Как я сюда попал?
-Вас подобрали на развалинах дома двое солдат и принесли к нам в госпиталь...
-Кто Вы?! - не успокаивался парень, делая попытку подняться.
Саня удержала его мягким движением и сказала:
-Вам нельзя ещё вставать: раны могут открыться.
И добавила тихо:
-Я ваша медицинская сестра.
Раненый поднял руку и лёгким движением провёл ей по щеке, на секунду задерживаясь на еле заметном шрамике.
-Шурка? - произнёс он удивлённо. - Это ты, Шурка?
У Сани словно оборвалось сердце. Она молча приложила дрожащие пальцы к его губам, требуя молчания.
-Вы ошиблись, раненый. Я Александра Викторовна — Ваша медицинская сестра.
Раненый хотел назвать себя, но Саня вновь остановила его.
-Вы Сергей Уваров! - сказала она тихим, но твёрдым голосом, не терпящим возражения. - У меня ваши документы... Вам 18 лет. Родились 8 августа здесь, в Грозном. Родители и сестра погибли. Вы попали под обстрел и были ранены... Это всё, что вам пока нужно знать... Не забудьте: Сергей Николаевич Уваров... Понятно?
-Да, - тихо ответил тот. - Понятно.
-Запомнили? - переспросила Саня, стараясь говорить тихо и спокойно.
-Да, - коротко ответил новоявленный Сергей.
-Ну, вот и хорошо! - громко сказала Александра. - Теперь, Сергей, вы пойдёте на поправку... Главное сейчас лежать смирно и набираться сил, а уж мы постараемся вас лечить, как следует!
Из палаты Александра шла на подкашивающихся ногах, опасаясь, что именно сейчас попадётся на глаза кому-нибудь, особенно, если это будут глаза её бывшей подруги Натальи. Александра оказалась права: дружба меж ними закончилась именно в тот день, когда Наталью поставили старшей медсестрой. А, возможно, ещё тогда, когда Саню перевели в операционные сестры.
Откуда что взялось? Наталья словно в одночасье подросла: ходила гордо выпрямив спину и высоко подняв голову. Говорила твёрдо, роняя слова веско и требовательно. Александра старалась избегать бывшую подругу. Когда же их дороги пересекались, Саня всегда приветливо здоровалась первой, а Наталья отвечала холодно и свысока. Хотя это у неё плохо получалось, ведь Саня выше неё на целую голову. Выглядело это уморительно: как ни пыжилась Наталья, но напыщенность её казалась смешной и нелепой.
Больше всего сейчас Саня боялась, что раненый выдаст сам себя, и это станет его концом. Саня давно уже поняла, что Ромка — её добрый друг детства, неспроста оказался в Грозном.
Что он не из Российской Армии, а с противной стороны - это она поняла сразу, как только узнала его, потому как знала об этом парне намного больше всех остальных. Главное, чтобы этого больше не узнал никто.
Она так обрадовалась, когда два дня назад в карманах тяжелораненого мальчишки нашла российский паспорт на имя Уварова Сергея. Раненый умер, не приходя в сознание, и был похоронен санитарами во дворе дома. Саня тогда никому не сказала о найденном документе, а потом просто забыла о нём. И вот сейчас он оказался, как нельзя кстати.
А с другом творилось что-то непонятное: часами он лежал неподвижно, молча. Порой девушке казалось, что он или без сознания, или уже умер. Саня подходила к его кровати и тихо прикасалась к запястью левой руки, которая не была обожжена, стараясь нащупать пульс. Лишь тогда раненый вздрагивал и приходил в себя.
Как ни старалась Александра растормошить его - ничего не получалось. Создавалось впечатление, что он где-то совсем в ином то ли времени, то ли пространстве, и не желает возвращаться в реальность. На вопросы отвечает нехотя, односложно, порой невпопад.
Саня уже догадалась, что не всё так просто в жизни её друга: чтобы стать таким нужно было пережить что-то ужасное, что не просто выбило из привычной колеи - выбило из нормальной человеческой жизни.
Перед самой отправкой «на большую землю» Саня выбрала момент, чтобы поговорить с другом по душам. Она присела рядышком на стул и нежно взяла его руку.
-Ну, что, больной? - бодрым голосом поинтересовалась она, стараясь не разреветься. - Будем жить?!
-Зачем? - хриплым голосом запротестовал тот. - Кому я такой нужен?...
В душе Сани волной поднялся протест: эти слова ударили ей по сердцу. Если бы она могла, то отхлестала по щекам этого противного мальчишку. Но раненого бить не полагается, поэтому она просто сказала:
-Помнится пять лет назад один непоседливый мальчишка, уезжая из дома, сказал своей соседке: - «Александра! Смотри сдуру без меня замуж не выскочи!»
И девчонка тогда ответила ему: - «Вот ещё?! Я вообще замуж не выйду!»... Знаешь, что сказал ей тогда мальчишка?
-Знаю - тихо ответил раненый. - За меня выйдешь...
-Попробуй только дезертировать! - строго сказала Александра. - Я перестану тебя уважать. И любить — перестану... Живи, солдат! Живи... И возвращайся на Родину. Там тебя будет ждать девчонка Шурка... Возвращайся не теперешним, а тем Ромкой Литвиновым, которого она любила... И любит до сих пор.
Три года спустя по пыльной сельской дороге шёл человек. Он слегка прихрамывал, но походка выдавала в нём военного. Пожалуй, он был молод: это ощущалось в его энергичных движениях, в лёгком повороте головы, в стройной фигуре. Но в глазах молодого человека было столько печали, а виски густо запорошены сединой, что несоответствие сразу бросалось в глаза. Ещё обращало на себя внимание его лицо, особенно левая его половин: она было испещрено мелкими шрамами розоватого цвета, словно не до конца ещё зажившими.
Человек шёл уверенной поступью, и было понятно, что здесь он не впервые. Иногда он останавливался, внимательно всматривался в какое-нибудь строение, словно припоминая что-то, и лёгкая улыбка трогала его губы. Наконец, он подошёл к небольшому домику в два окна, с палисадником и скамеечкой возле забора, снял с плеча рюкзак и сказал кому-то невидимому:
-Ну, вот я и на Родине! Как ты сказала, Шурка... Вот я и дома.... Я - Роман Дмитриевич Литвинов.