На «слепое» свидание я согласилась только из–за Ленки. Достала она меня. Знаете, есть такие женщины, запрограммированные на всю жизнь. Еще в сопливом детстве, пеленая пупсов, они походя вытрут весеннюю сопель соседского мальчишки и строго отправят его домой обедать. Сразу видно — хозяйка растет! Потом у них тоже все схвачено вплоть до подходящего парня, появляющегося из ниоткуда. Вроде бы и не встречалась ни с кем, а тут — оп! И они уже приглашения на свадьбу рассылают. И он тоже весь из себя такой семьянин хороший, гвоздики прибивает там, где надо и не надо и шуруповерт у него есть и перфоратор и работа тоже надежная и хлебная. Так и представляю их воскресенье: с утреца он отсыпается, она на рынок метнулась, мясца прикупила, поскандалила с торговцами чуть–чуть для куражу, борщечка сварганила, скатерть чистую постелила, детям подзатыльников и рублей на кино надавала и из дома выгнала, чтобы хозяин, значит, спокойно пообедал. Он ест борщ, а она его глазами, глазами так и ласкает всего и наглядеться на него не может. И все у них расписано вплоть до свадьбы правнуков и места на кладбище. Из волнений — смена мебели, квартиры, машины. И все. Скучно. Хотя… Есть в этом своя прелесть. Завидно иногда. Вот в такой редкий момент зависти, когда Ленка своих близнецов в школу одевала и я смотрела на их пухленькие доверчивые мордочки, что–то екнуло там, в районе души, то ли в сердце, то ли в пятках, то ли в башке, где ветер гуляет и бешеные белки воют, не знаю. А Ленка, хоть и курица, момент этот просекла и тут же у нее кавалер для меня нарисовался. Положительный, как положено. Разведенный правда, но где ж в мои то годы неженатого найдешь? Соглашайся на то, что есть. Согласилась. Встречу в своей любимой кофейне назначила. Пришла пораньше, настроиться надо было. Шутка ли, столько времени на свидания не ходить! Надо вспомнить, как это вообще делается. Думаю, погляжу на молодежь, благо парочек вокруг полно, вспомню ощущения давно ушедшей молодости, да пирожных поем, пока кавалер в рот не заглядывает и калории и рубли не считает. Откуда мне знать, может он вообще зожник какой, прости Господи. Или скупой, что практически одно и то же. Пришла, сижу, пью кофий с коньячком, ем пирожное, настраиваюсь. Под коньячок настрой хороший пошел. Легко все стало, весело, люди вокруг. Смеются, разговаривают. Хорошо. Пошла еще за веселящей жидкостью. Возвращаюсь и понимаю, что тихо ускользнуть из дома мне все–таки не удалось. «Хвоста» за собой, а вернее с собой, я все–таки привела.
1
Торчит из моей сумки кончик хвоста. Моя домашняя крыса по прозвищу «Крыса» залезла оказывается в сумку, пока я собиралась. Крыса у меня умная и красивая, по своим, крысиным меркам, конечно. Но вот как отнесется кавалер к ней? А время поджимает, домой я уже не успеваю, поэтому погладила подругу, сунула ей кусочек пирожного, чтобы не зря кафе посетила и стала ждать своего мужчину. Пришел он, да не один. Девчонка с ним — подросток, вся взъерошенная какая–то, худющая, смотрит недобро исподлобья и носом шмыгает. Вот совсем «замечательно» мне стало! Даже на кавалера толком не смотрю от расстройства, а только на девчушку эту. Странная она, как все подростки. Не знаешь, то ли она разрыдается, то ли в горло тебе вцепится. Как положено, здрасти, здрасти, я, мол, Виталий Петрович, а это дочка моя, совсем забыл, сегодня я с ней день провожу. Он еще и склеротиком вдобавок оказался! А так на вид, ничего. Спокойный, уверенный и надежный. Кого же мне Ленка еще могла порекомендовать. Она близнеца своего Кольки мне и нашла. Я сразу поняла, что ничего у нас с ним не получится. Не по мне эта скукота, когда каждый день одно и то же. А он меня так не стесняясь изучает. И видно, совсем не нравится ему то, что он видит. А видит он такую мадаму, которая на роль жены вряд ли сгодится: драные джинсы, майка черная с надписью: «Let me bid you farewell. Every man has to die», читает он это и морщится, а потом неожиданно так спрашивает:
— Любите Dire Straits или это Ваша жизненная позиция? Вот если бы остановился перед этим «или», то может быть я бы и подумала, а так… Зануда.
— Тебя как зовут? — не отвечая кавалеру, поворачиваюсь к девчонке. Та молчит несколько секунд, думает дерзить мне или не стоит.
— Валерия, — отвечает, решив поберечь яд для отца. А то, что он этим ядом будет облит с ног до головы понятно сразу.
Сидим, молчим, разговаривать не о чем. Вот котика бы мне сейчас в сумку! Какого–нибудь экзотического, и так вынуть его эффектно и обстановка разрядилась бы. Котиков все любят и все им рады, особенно когда лоток вонючий за них убирает кто–нибудь другой, а котики делают вид, что в лотке исключительно радуга концентрированная., красивая и душистая, а не вот это вот самое. Но есть только Крыса. Ее я эффектно и вытащила из сумки! Кто ж знал, что у этой бледной прыщавой Валерии крысобоязнь. Не знаю, как это по–научному называется. Дуреха завопила, подскочила и побежала на улицу. Нервы успокаивать, не иначе.
— Ну, знаете ли! — произнес ее папаша, встал, так торжественно застегнулся на все пуговицы и был таков. Хорошо, они заказать ничего не успели, а то чувствую, платить бы мне за них. Что–то тяжело мне на душе стало. И не ожидала ничего вроде бы, а все равно погано. Думаю, что было бы это кино, подбежал бы сейчас симпатичный официант или другой посетитель, тоже любитель крыс и слово за слово… Кино, мдааа. «Меньше мелодрам смотреть надо и книжек читать, а реалистично смотреть на вещи», сказала я про себя голосом своей мамы, поправила несуществующие очки, запихнула Крысу в сумку и пошла домой.
2
Торчит из моей сумки знакомая полосатая шапочка и сумка чуть–чуть подрагивает, пока он там устраивается. Эх, вылить бы на негодяя коньяку, да напиток жалко.
— Так, так, — говорю, открывая сумку. — И кто же это у нас здесь?
Молчит, зыркает злобным глазом, да думает, как вывернуться. А думать надо быстро.
— Принеси мне пирожное, не как у тебя, другое, с фруктами.
А вот это очень неожиданно. Вместо мольбы и просьбы приказ. Интересно и тревожно.
— Ты что себе позволяешь? — спрашиваю.
— А ничего. Пирожное неси, тогда поговорим.
Увидев, что я собираюсь сделать, он немного поутих и присмирел.
— Подожди, не делай этого! Или ты хочешь, чтобы семья узнала где ты?
Тааак. Пригрела лепрекона на своей груди. Да, это мерзкое, коварное и ненадежное создание — лепрекон. Притащился он за мной из моего дома. И самое ужасное, он может вернуться туда. Сам, без моей помощи. Здесь его держит свобода, вкусная еда и многочисленные ювелирные магазины, куда он ныряет каждый день, пробует изделия на зуб, ругается на низкое качество и пугает продавщиц. Просится в Антверпен, алмазный край, но без меня он не сможет туда попасть, а мне и здесь хорошо.
Вы помните то чувство, когда вы вырывались из отчего дома на каникулы или на учебу? Когда родители думают, на что вам жить, а вы просто живете. Помните это ощущение свободы? Вот я сейчас так свободна. Уже много лет. Лепрекон снабжает меня деньгами (знаю, откуда он их берет, но закрываю глаза), я ему готовлю и стираю его драгоценную шапочку и вместе нам здесь очень хорошо. По дому я не скучаю. Совсем. Там все по взрослому, чинно и тоскливо. То ли дело здесь, среди людей! За долгие годы у меня появились друзья и подруги, меня предавали и любили, я научилась плакать и смеяться, узнала, что такого особенного в весеннем ветре, почему все замирает перед грозой, узнала вкус поцелуя, свежепожаренного куска мяса, хлеба из печи и яблока с ветки. Я даже поняла зачем люди заводят детей, кошек и собак. Я почти стала человеком. И я не хочу возвращаться. Пока. Взяв сумку, я пошла в дамскую комнату.
— Вылезай, — скомандовала нахалу. Тот затаился в недрах сумки. Я подавила в себе недостойное желание вытряхнуть на пол. Ползай потом на четвереньках, собирай свое добро. Амулеты в сумке тревожно пели и перемигивались, как огоньки на елке. Лепрекон тихо пытался проковырять сумку и просочиться в канализацию. (А вы думали Стругацкие все выдумали? В гостях они у нас побывали, да повидали многое, хорошо потом в психушке не прописались)
— Вылезай, хуже будет, — блефовала я. Этот карлик знает что–то с чем, я скорее всего, не справлюсь, но пробовать надо всегда. Поэтому я просто вытащила его за шкирку. Болтая ножками в тяжелых подкованных сапогах, испачканный некстати открывшейся помадой, лепрекон тяжело смотрел на меня.
— Выкладывай, что это все значит!
— А то значит, что домой тебе пора, девочка, — прозвучал вдруг знакомый голос из закрытой кабинки.
— Тетя?
— Она самая. — сказала родственница, не делая попытки материализоваться.
А вот это уже очень серьезно. Мать я бы уговорила, отца обхитрила бы а вот тетка. Она шкворень нашего клана. Знаете, есть такие, на них все держится. Задача трудная. С теткой тягаться мне рановато. Но прежде всего надо проучить предателя.
— Значит пирожное тебе, с фруктами. — Лепрекон съеживается, понимая, что пощады не будет. Зря он меня предал. Тетка ему не поможет, это он и сам понимает. — Куда же тебя отправить? — делаю вид, что думаю. — Знаю! За то, что служил мне верно и преданно, работать тебе в ларьке самой дешевой и страшной бижутерии!
— Госпожа, — только и успел пискнуть подлец.
— А ты учишься, девочка, — теткин смех, как звон колокольчиков. Мы все так смеемся, отчасти за это нас и любят. Особенно музыканты. — Пора, собирайся, — в ее голосе уже не колокольчики, а расплавленная сталь, огненная и опасная, обманчиво красивая. — И даже не думай бежать, дед сторожит все выходы.
Старая карга читает мои мысли безо всякого труда. Влипла! Ах, как не хочется возвращаться. Дома, конечно, горы и реки, они совсем другие и не объяснишь, притворятся не надо и по еде я соскучилась, а все–таки здесь мне тоже нравится. Что же делать?
— Все, хватит, надоело. — тетка разозлилась, а это совсем плохо. То, что это не плохо а ужасно, я поняла мгновенно. Теплый вихрь поднял меня, рассеял человеческое тело в пыль и понес наружу. Я еще успела увидеть важного и наглаженного господина, пришедшего на свидание почему–то с дочкой, успела узнать о них все, в том числе то, что девчонка больше всего на свете боится крыс. А вот напугать ее мороком крысы мне уже не хватило времени.
3
— Теть Тань, прием! — вдруг раздалось из моей сумки. От неожиданности я пролила на себя коньяк.
— Да, чтоб вас всех!
Я совсем забыла про рацию и соседского Сашку. Десять лет пацану, рассказала ему как–то про Шерлока Холмса, сам читать не хочет, ленится, а вот в моем пересказе теперь нуждается, как дитя в манной каше. Договор у нас. Каждый день рассказываю ему по одной истории, а он за это по квартире не бегает и благим матом не орет. Живут они в аккурат надо мной, поэтому, когда мальчишка носится туда, сюда, у меня люстра падает. Ну, почти. Теперь пацан в сыщика играет и для этой цели выпросил у отца две рации, одну мне впихнул, со второй не расстается даже ночью, как его мать мне по секрету сказала. Рации слабенькие, далеко не достают, зато бесплатно. Вот мы так и переговариваемся с соседом. Говорим на самые разные и животрепещущие темы. Про отпечатки пальцев, замурованные трупы (надо будет ему еще и Алана По пересказать) и прочие загадки Вселенной. А раз рация заговорила Сашкиным голосом, то и сам он где–то рядом. Точно! Пытается спрятаться в очереди в кассу и оттуда уже долетают вопли: «Мальчик, тут очередь!»
— Ну–ка, лети ко мне, птица счастья, — говорю в рацию.
— Чо вы опять обзываетесь, — мычит чадо, подходя ко мне.
— Во–первых, не «чокай», а во–вторых, что ты здесь делаешь? Ты с родителями?
Молчит, сопит, принюхивается к пирожному на тарелке. Таак, понятно. Ну, как и следовало ожидать.
— Ты один и следил за мной от самого дома. — Это не вопрос. Это утверждение.
— Теть Тань, я такой голодный, — вздыхает дитя и смотрит на меня честнейшими глазами.
Ну что с ним делать? Домой одного не отправишь, далеко, придется свидание вслепую проводить втроем. Дала ему денег на бутерброды и пирожные и отправила самого стоять в очереди. Отменять свидание вроде бы поздновато. Будь, что будет. Недаром мне утром в кофейной пенке единорог привиделся. Я решила, что к чуду. Ну, вот оно, чудо мое, с обгрызанными ногтями и грязной физиономией. Надо его отправить умыться. Я полезла в сумку за салфетками и в это время… Вы верите в чудеса? Вот и я не верила, а они, оказываются, случаются. Редко, очень редко и не знаю, как их заслужить, но бывает. И мое чудо сейчас заговорило со мной знакомым голосом.
— Мир тесен, Танька, правда?
Передо мной стоял ОН. Тот, которого обожала, с которым могла бы в огонь и в воду, от взгляда которого кожа покрывалась мурашками, любила я его, короче. Больше всего на свете. А он испугался и метнулся в тихий спокойный брак с одной серенькой мышкой.
— Теть Тань, это Васькин папа. Васька, одноклассник мой, помните я вам рассказывал?
Да ничего я не помню сейчас. Стою и просто смотрю на Женьку, не веря, что это он.
— Теть Тань, — не унимается Сашка, — а дайте мне вашу рацию мы с Васькой поиграем.
— Только далеко не убегайте, — я даже смогла это сказать. Жизненный опыт, знаете ли, помогает иногда. Дети убежали и, как пишут в романах, повисло неловкое молчание. Перед моими глазами промелькнули картины прошлого, настоящего, которое есть, которого не было и которое могло бы быть. Что будет дальше со мной, с ним? Случайна ли эта встреча и будет ли продолжение? Вопросы, вопросы, вопросы. Будут ли ответы, я не знаю. Но знаю одно: мне абсолютно не хочется с кем–то знакомиться, пока рядом Женька. Потом может быть, а сейчас нет. Поэтому я встаю и предлагаю выйти и посмотреть куда побежали мальчишки.
— С тобой хоть на край света, — галантно говорит Женька. Черт бы побрал его галантность, меня инфаркт накрывает от таких слов.
Мы идем к выходу и в дверях я случайно задеваю локтем прыщавую девчонку.
— Женщина, смотрите куда идете, — подразумевая «смотри куда прешь» разражено блеет важный господин, сопровождающий девицу.
— Обязательно, — отвечаю я. — Теперь я всегда буду смотреть, куда иду.