Капитан сам выслеживал добычу.
И договорился с девицей, что не служила в Органах, но помогала по призванию.
Еще бы не помогать – грозили выселить из квартиры.
Жила на набережной рядом с главным музеем.
Весь второй этаж этого исторического здания некогда занимали княжеские хоромы, теперь же там была коммунальная квартира.
Из пятидесятиметровой кухни по черному ходу можно было попасть во двор.
Часть кухни вместе с запасным выходом отгородили и поселили там ее родителей.
Они, дети блокады, не прожили долго.
Десятиклассница не затерялась, но выстояла.
Спонсор помог переоборудовать ее выгородку.
Получилась уютная квартирка.
Не сразу удалось ей отринуть докучливые его притязания.
К тому времени, как появился внук или правнук князя-изгнанника, приобрела некую популярность в этом районе.
Даже обзавелась печаткой, которой удостоверяла рукописный документ.
На пороге Эрмитажа…, сообщала она. Дальше шли непечатные выражения – о, как велик и прекрасен русский язык! – но мужчины не протестовали. Разве что некоторые настаивали на многократных свершениях.
Она не противилась.
Им не поздоровиться, если свидетельства обнаружат их благоверные.
С ними были не способны на малую толику этих подвигов.
Наследник грозился выкупить квартиру.
Нет, не выставить жильцов на улицу, но выселить на окраину.
Ее на окраину, постоянные клиенты не переживут этого.
И бесполезно собирать новую команду, где найдешь таких верных и преданных?
Конечно, можно обратиться к бандитам, но недолюбливала эту публику.
Никогда не знаешь, что от них ожидать, то ли озолотят после удачной операции, то ли отберут последнее.
Чаще всего отбирали.
Пришлось попросить знакомого особиста.
Нет, капитан не отличался пристрастием к случайным связям. Более того, мог козырнуть кое-какой книжной премудростью. Вычитал у классика, что не следует пить из стакана, захватанного десятками сальных губ.
Но работа обязывает.
Любые средства годятся завербовать осведомителей.
Раз в неделю она исправно осведомляла.
Пришло время более серьезных заданий.
Конечно, можно было использовать и штатную работницу, специально держали несколько якобы доступных девиц (все они – офицеры), но комиссар не позволил.
Ему уже сообщили, как встретили иностранца.
- Был обязан справиться в одиночку. Уничтожу твоего родственника! – не сдержался он.
Бесполезно оправдаться.
Капитан представил, как расправятся с племянником. Прежде чем приладить петлю, накинут на голову мешок. И не позовут священника. Палач вышибет из-под ног табуретку.
Веревка сдавила шею, почудилось капитану, поперхнулся и закашлялся.
Пришлось прибегнуть к помощи посторонних людей.
Иностранец, конечно, возжелает, желание гостя – закон для хозяина.
Еще бы, необходимо расслабиться после опасной вылазки.
Едва не раздавила взбесившаяся машина, он запрыгнул на тротуар.
Водитель выпростал руку и оттопырил средний палец.
Словно ствол пистолета, пришелец рванулся, торопясь убраться из сектора обстрела.
Выстрел не грянул, но зацепился за провод громоотвода, что свешивался с крыши.
Растянулся на асфальте и разбил колени.
С балкона отвалился кусок лепнины, шрапнелью ударили осколки.
Подняться помогли два мужичка.
Отравили помойным запахом.
С трудом удалось вырваться из цепких объятий.
Достаточно для одного дня. Даже не попытался проникнуть в лечебницу.
Не одолеть высокий забор, ворота на всякий случай обмотали колючей проволокой.
На окнах надежные решетки.
Более того, мать-командирша подсуетилась.
Не проинструктировали, сама сообразила. Не поленилась посетить собачий приют.
Псы надрывались в своих клетках.
Но когда пристально смотрела на них, послушно ложились на землю, и на брюхе подползали к ней.
Выбрала пса-людоеда.
Привела его в больничный садик.
Пес затаился за разлапистым кустом сирени.
Но воспрянул, когда женщина ушла.
Помчался забором, на случайных прохожих вымещая злобу и ненависть. Хлопьями отлетала слюна, пришелец не решился приблизиться.
Тормознул частника, кажется, так принято передвигаться в этой дикой стране.
- Деньги есть? – спросил тот.
Поверил на слово.
Чем-то возмущался, пока вез подозрительного типа.
Соседями, домочадцами, зажравшимся начальством, негодными правителями, погодой и климатическими аномалиями.
Некоторые недовольны всем на свете, американец пожалел, что ввязался в эту авантюру.
Очередное недоразумение: напрасно обшарил карманы в поисках бумажника.
Вспомнил, как сердобольные бродяги помогли ему подняться. Выбили пыль из толстовки.
А заодно и бумажник.
Хорошо, что предупредили, взял с собой мелочь.
- Вот, осталось в номере, сейчас вынесу, - бессвязно объяснил водителю.
Тот проводил его до дверей гостиницы.
Маленький, невзрачный, похожий на воробышка.
Швейцар отодвинул его от дверей твердой рукой.
Еще один спортсмен на пенсии.
Кто куда подался после завершения спортивной карьеры: например в частные предприниматели. Эти не гнушались наказывать конкурентов. Если те не понимали прозрачных намеков.
Другие, более продвинутые, не нуждались в фиктивном предпринимательстве, сразу карали строптивцев.
Самые бестолковые пошли в охранники и швейцары, впрочем, и они не бедствовали.
- Ждать, - приказал швейцар незадачливому водителю. – Я вынесу.
Тот не возмутился.
- Чудит иностранная сволочь, - закрыв дверь, прошептал бывший спортсмен. Так привык настраиваться перед очередной попыткой.
- Всем известно, что наш Ваня самый хваткий в мире парень, - настроился на победу.
И когда чудак передал ему пару зеленых бумажек, приоткрыл дверь и попрощался с водителем характерным жестом: ребром ладони ударил по локтевому сгибу.
- Иди, убогий, - прогнал его.
Воробышек послушно поплелся к раздолбанной тачке. Такой жалкий и маленький, что даже кошка не позарилась.
Молча выглянула из подвала.
По задумке управляющего должна ловить мышей.
Но повара усердно ее подкармливали.
Кошки приносят удачу – у каждой профессии свои талисманы.
Нужны не кошки, а взбалмошные иностранцы, считает администрация.
Если досконально следить за ними, считают комитетчики.
Капитан пока еще управлялся в одиночку. Устроился в соседнем номере и настроил аппаратуру.
Американец долго отмывался. Казалось, грязь навечно въелась. Отдирал ее вместе с кожей.
Родился и вырос в Штатах, и вроде бы ничто не связывало с землей предков.
Но иногда ненадолго выпадал из общественного процесса.
Возвращаясь, не сразу осознавал происходящее.
Все тяжелее было возвращаться.
Заранее запасся, присосался к бутылке, выбравшись из душа.
Запрокинул голову, к донышку поднялся пузырь.
Наблюдатель сглотнул густую, тягучую слюну.
Нет, графы и князья так не пили, тоскливо подумал он, вроде бы перебивались шипучкой.
Бутылка по цене крепостной бабы, вспомнил уроки истории.
Поэтому и сгинула эта пресыщенная аристократия, проклял их.
Наверное, этот из купцов, безошибочно определил он.
Купцы более всего склонны к безудержному пьянству.
Все мы немножко купцы, причислил себя к замечательному сословию.
А что случается, когда примешь на грудь?
Пора, решил он.
Его подопечная, временная подельница, ошивалась неподалеку.
В стекляшке напротив гостиницы расправилась с двумя чашками кофе.
Противный, гадкий напиток, так и не смогла привыкнуть к нему, но горечь изгоняется только горечью, научила жизнь. Разве что помимо этого позволила себе пару стопок коньяка, хотя капитан запретил.
Плевать на его запреты.
Пусть чистенькие и безгрешные попадут в рай, ее давно уже не привлекает эта благодать.
В номере, за которым она наблюдала, раздвинули шторы, поманили согнутым пальцем.
Заплатила – опять же из своих денег, как же, дождешься от конторы – и поплелась на расправу.
Сколько их, всяких прошло через нее? не сосчитать.
Привычная работа, человек – такая скотина, что привыкает ко всему, а она не привыкла.
Более не могла сдерживаться.
Вооружилась, чтобы отомстить.
Игрушечная плеточка с короткой рукояткой в три капроновые жилы. Никого не испугать и не покалечить этой игрушкой.
Случайно уложила ее в сумочку.
После беседы с настырным капитаном.
- Ты должна, - веско и значительно сообщил он.
При этом выпростал язык и облизал сухие губы. Словно ободрал их наждаком, они распухли и покраснели.
- Никому и ничего не должна, - отказалась его подопечная.
Генриеттой представлялась клиентам.
Галей звали ее, капитан докопался.
Птичье имя, галки такие же сорные птицы, как воробьи и вороны.
- Их следует отловить, - предупредил особист.
Кровь жарко прихлынула, не только губы, покраснели и щеки.
- Чтобы использовать, - не сдержалась Генриетта.
Бунт на корабле, забыла, как следует обращаться к капитану.
- Несколько господ возмущены, они уже почти господа, - предупредил он.
- Что? – насторожилась птичка.
- Пропали деньги, у меня их показания.
- Нет! – отказалась девушка.
- Твои клиенты.
- А еще я взорвала пароход! – не сдержалась девушка.
- Какой пароход? – опешил особист.
- И Дом на набережной, и Зимний Дворец!
- Шутка, - догадался капитан.
Промокнул лоб, носовой платок был похож на грязную тряпку.
Еще пара таких шуток, и можно сыграть в ящик.
- Еще пара таких шуток…, - предупредил он.
- И что будет?
- Сыграешь в ящик, - вынес приговор.
Если бы закричал и замахнулся... Пусть бы ударил. Мужчины несдержанны в гневе. Им простительно.
Сказал буднично и скучно.
Поэтому испугалась.
- Ну что ты, миленький, - попыталась загладить свою оплошность.
Даже улыбнулась. Так скалится загнанная в угол крыса.
- Миленький? – удивился мужчина.
Когда изредка приходил к ней – такая работа, должен приглядывать за осведомителями, - молча выгоняла его после содержательной беседы.
Наконец ему удалось добиться признательных показаний.
- Так-то лучше, - помиловал ее.
Не сомневался в успехе грядущей операции. Должна показать, на что способны русские женщины.
Когда-то могли остановить коня на скаку и войти в горящую избу – об этом намекнули еще в школе, - но теперь мало этих простых навыков.
Иностранцы похотливее мартовских котов, напоследок проинструктировал подельницу.
Она не возразила.
Еще не то приходилось выслушивать.
Черным ходом просочилась в гостиницу.
Повара проторили тропинку. Уходили с полными сумками. Тяжелая ноша, кряхтели и надрывались под неподъемным грузом.
Не только повара, администраторы, горничные, весь персонал.
Поэтому неохотно впустили постороннего человека.
Приоткрыли дверь для проветривания, кажется, что-то подгорело на кухне. Наверное, опять дешевым эрзацем заменили сливочное масло.
Изыски русской кухни, иностранцы не разберутся.
Женщина тяжело вскарабкалась по лестнице.
При подъеме на вершину восходители задыхаются в разряженном воздухе высокогорья, она тоже задохнулась.
Не сразу отдышалась.
В груди стучал молот, удары выламывали ребра.
Холщевая груботканая рубаха – специально вырядилась так, многим насильникам нравится исконная простота – прилипла к спине. Капли пота щекотно скатились по шее.
Дежурная по этажу вроде бы не заметила ее.
По инструкции должна постоянно находиться на рабочем месте.
А если приспичит, ничто человеческое нам не чуждо, специальным звоночком вызвать кого-то из резервного персонала.
Какой резерв, кому охота содержать бездельников, приходилось отрывать от работы поваров и охранников.
Ее предшественница слишком часто пользовалась звоночком.
Сначала перерезали провода, она все равно не угомонилась. Просила иностранцев передать записку. Одни возмущенно фыркали, другие соглашались.
Приставала к иностранцам, выгнали с такой формулировкой.
Поймали с поличным. Пыталась вынести батистовую рубашечку. И напрасно клялась, что ей подарили эту рванину, не у кого было спросить, постоялица уже убыла.
Поэтому дежурная презрела звоночек.
Дотерпела до последней возможности, а потом опрометью бросилась в туалет.
Несколько минут постояльцы проживут и без ее надзора.
А если за эти мгновения успеют насвинячить, то можно только позавидовать им.
Увидев незнакомку, рванула, как в спринтерском забеге.
Но успела кивнуть на одну из дверей.
Будто без нее Генриетта не знала.
Зажмурилась, перед тем как войти.
От света в темень, и глаза должны привыкнуть к мраку.
По-разному приводила в чувство обессилевших самцов. Одним достаточно было потереть за ушами. Или приходилось отбивать ладони о дряблые щеки. Или – так порошком присыпают тараканов – травить их нюхательной солью.
Как повезет, иногда достаточно материнской ласки.
Но некоторые жаждут.
И с возрастом становятся все более требовательными.
После разговора со своим наставником уже никого не могла удовлетворить.
Но обещала, и привыкла исполнять обещанное.
Различила в полутьме.
Не старый и не молодой, не высокий и не маленький, не красивый и не уродливый, похожий на медузу, которую почти невозможно различить в прибрежных водах.
Вгляделась из-под ладони.
- Ты – сучка. – Разобрала она.
Рот, похожий на выгребную яму.
В сумке нащупала плетку.
Так себе оружие. Но не хуже баллончика с аэрозолью, которым пользуются подруги.
- И народ сучий. – Донеслось из помойки.
Яма переполнена гнилью и отбросами. И уже изрыгает из себя эти останки.
Достала плетку.
- Всех сук уничтожить. И меня в первую очередь.
Гниль неотвратимо надвинулась.
Женщина не поддалась.
Нависла над ним и сдернула простыню, которой он отгородился.
А потом – это как вывалиться из самолета, и переполняет восторг свободного падения – ударила.
Уничтожить или уничтожь, кажется, выкрикнул негодяй.
Она послушалась.
Била до изнеможения.
А он, прикрыв пах, извивался под меткими ударами.
На теле оставались едва заметные царапины.
Но как в половодье тающий снег превращается в ручейки, а они сливаются в реки, так все больше становится этих царапин.
Вешние воды покраснели.
Будто била себя, чтобы отомстить за непутевую жизнь.
А когда выдохлась, или когда боль стала невыносимой, выронила плетку.
- Такой же несчастный…обездоленный…перекати-поле, - по-бабьи пожалела одинокого мужика.
Сдернула кофточку, и так рванула рубаху, что располосовала грубую материю.
Русская обильная баба, как пожелал наблюдатель.
Плевала она на него.
В соседнем номере капитан приник к камере.
Сначала негодовал, потом забыл обо всем.
Но в этой забывчивости рука воровато заползла под брючный ремень.
Сначала захрипел, потом застонал и всхлипнул.
Но выплеснул не слюну, а семя.
Но ничего не вырастет из этих семян.