I don’t believe in God, but I pray for you .
(Apocalyptica «Faraway» )
Понедельник, 30 августа 2005 года
Я все думаю, вдруг это лето было последним…
Дорогой Филипп,
Помнишь, я обещала тебе, что 30 августа в моем дневнике обязательно появится запись с таким названием? Ты тогда посмеялся и сказал, что в этом есть доля правды: для 2005 года это лето и правда – последнее, второго точно не будет. Что ж, вынуждена признать твою правоту… И вот эта запись здесь, а тебя нет. Совсем нет.
Знаешь, первое время мне было невероятно трудно смириться с этим. Я не очень набожна, как ты заметил… Кому я вру? Будем говорить прямо: я не верю в Бога. Наверно, это неправильно, может быть, но я привыкла верить в то, что можно увидеть, потрогать, попробовать на вкус. То, что доказано наукой. А все эти разговоры о Страшном Суде, о грехах, о райских кущах для праведников и адских безднах для грешников, об ангелах и демонах… Странно все это, дико и отдает средневековыми предрассудками. Я совсем не верю в Бога, Филипп. Но знаешь, я бы очень хотела, чтобы Там, куда ты ушел, что-то было, хоть что-нибудь, потому что никто не заслуживает растворения в небытие, так неправильно, нечестно, так не должно быть. И пусть даже Бога нет, пусть так, но все равно… я молюсь за тебя, Филипп, каждый вечер молюсь о том, чтобы тебе было хорошо, где бы ты ни был сейчас. Не знаю, зачем пишу об этом, просто хочу, чтоб ты знал.
У нас уже почти осень. Листья на деревьях искрятся золотом, а скоро станут медными и шуршащим ковром лягут под ноги. Я и не заметила, как прошло лето. С тех пор, как тебя не стало… Но не будем об этом. Ты учил меня, что нужно жить настоящим, а прошлое оставить позади и возвращаться к нему лишь изредка, когда становится тяжело и больно и не хочется жить. Я всегда хотела жить, Филипп. И знаешь, со временем я смогла смириться. Не до конца конечно. Но постепенно я возвращаюсь к жизни, она не так уж плоха. На следующей неделе снова выйду на работу, говорят, меня там уже заждались.
Жаклин звонила, предлагала встретиться. Думаю, у нее опять какое-то новое увлечение. Знаю, ты смеялся над ней, но она хорошая. Просто глупая и ветреная.
Вот так.
А прошедшее лето мне жаль, правда. Оно было теплым, ласковым. Оно не заслужило того, чтобы его не заметили. Когда я смотрю в небо и вижу стаи улетающих птиц, меня охватывает такая тоска, что хочется упасть на колени и заплакать! И каждый раз я думаю: а вдруг это лето было последним? Мы живем и никогда не знаем, что из происходящего случается с нами в последний раз, а потому не ценим, упускаем возможность сказать или сделать. Поэтому так важно жить настоящим, верно? Чтобы потом не жалеть об упущенном моменте? А я не понимала, когда ты говорил мне. Не понимала…
Что ж, теперь у меня есть целая жизнь, чтобы научиться этому.
Пятница, 14 сентября 2005 года
Дорогой Филипп,
Была сегодня у тебя, принесла цветы. Тюльпаны, которые ты так любил. Помню, ты говорил мне, что в садовых цветах, вроде роз или пионов, слишком много театрального и искусственного, а красота, она искреннее тем, чем проще. Я тоже никогда не любила пышных букетов. Стояла там сегодня… было очень тихо, оранжевые кленовые листья лежали повсюду, и их тонкий пронзительный аромат напоминал мне о скоротечности жизни. На кладбище, конечно, о таком думаешь чаще, чем где бы то ни было. А я стояла там, смотрела на твою смеющуюся фотографию и думала, не поверишь, думала о том, кто же догадался принести тебе такой уродливый белый букет? Никак не могу вспомнить, что в нем были за цветы, запамятовала название, но они были воистину ужасны! Мне стало так стыдно… До какой степени надо не уважать человека, чтобы такое подарить? Или они надеялись, что мертвый ты им не ответишь? Букет я убрала. Не вынесла такого оскорбления твоей памяти. Пусть лучше лежат тюльпаны, правда?
У меня все хорошо. Недавно в фирму пришел заказ от крупного клиента на пять сотен фотографий разводных мостов. Босс, видимо, решил, что это очень символично, и поручил съемку мне. Работаю теперь над этим…
Шла сегодня через Скай-Ривер-Бридж. Мы там гуляли с тобой прошлой осенью, помнишь? Ты наклонился вниз, через парапет, чтобы увидеть течение под мостом, и уронил туда свою шляпу. Хорошая была шляпа, мне она очень нравилась. Но ты сказал, что если эта река и впрямь течет в небеса, пусть шляпа плывет туда, и когда ты окажешься там, ты найдешь ее. И будешь носить вечно… Помню, мы очень смеялись. Не знаю, почему ты тогда сказал так. Ведь мы еще не знали, что ты…
Видела недавно Жаклин. Я была права, у нее новый воздыхатель, кажется, какой-то банкир… Представляешь, они знакомы всего несколько недель, а уже успели поссориться из-за того, кто, на что и сколько денег тратит! Не понимаю этого… Сколько себя помню, не понимала. А мы разве хоть один раз ссорились с тобой из-за денег, Филипп? Согласись – глупо? Ну что толку выяснять, дороже ли ее шляпка, чем его ботинки? А как же звезды, прогулки у озера, маленькие подарки на ничего не значащие для других праздники? Наверно, я какая-то не такая, да? Жаклин надо мной посмеялась, она сказала, что я мыслю, как крестьянская девочка прошлого века, что в нашем современном мире надо быть практичнее. Не знаю, может, она права…
Четверг, 20 сентября 2005 года
Дорогой Филипп,
Вот, прошла еще одна неделя…
У меня все хорошо по-прежнему. Боссу понравились мои фотографии, которые я сделала, правда, он сказал, что чего-то в них не хватает, чего-то, что было в них раньше, какой-то искорки. Хотя техника по-прежнему безупречна. Даже не знала, что ему сказать. Я-то знаю, что раньше и впрямь работала иначе, нет, формально я все делала так же, а только настрой был иной. Хотелось схватить что-то важное, живое, интересное, поймать момент истины. Сейчас стало не так. Картинки совсем статичные, но я и вижу их статичными. Конечно, мосты не двигаются и не изменяются, но ведь и в них есть нечто живое, разве нет? Раньше я могла это видеть, могла понять настроение каждой вещи, даже не живой, показать ее внутренний мир, ее суть, ее… А теперь почему-то не могу. Разучилась, наверно. Я смотрю на мост, и вижу в нем камни, опоры, парапеты. Но жизни не вижу. Быть может, оттого, что осень. Осенью всегда так грустно.
Слышишь, за окнами шумит? Это дождь идет. Вот уже целые сутки, не переставая, он все идет, и идет, и идет, как будто небо плачет и не может остановиться. А я сижу с чашкой горячего чая и с пледом на коленях и пишу тебе. Пишу медленно, потому что когда идет дождь, мне сложно заниматься чем-то другим, кроме как сидеть и писать о своем прошлом, о жизни, о вечности. И я боюсь, что если я закончу и поставлю точку, оно все исчезнет, растворится, как мираж, как сон. И я буду снова до поздней ночи сидеть одна в тишине комнат и смотреть на дождевые капли, робко жмущиеся к стеклам. Знаешь, Филипп, мне жаль дождь, наверно, ему страшно и холодно там одному на улице, поэтому он тянется к освещенным окнам, к людскому теплу и пониманию. Но дождь никто не понимает. Никто, кроме меня. А дождь говорит о вечности, всегда говорит о вечности…
Я люблю одиночество, ты не думай… Одиночество позволяет остаться с собой один ни один и понять, кто ты на самом деле. Поэтому мне ничуть не грустно здесь, правда! Ну, разве только чуточку… И немного жаль, что некому послушать дождь вместе со мной.
Воскресенье, 1 октября 2005 года
Дорогой Филипп,
Прости, мне так неловко. Я сегодня иду на свидание. Ничего особенного, Жаклин меня познакомила, я не хотела, но она… она сказала, что довольно жить прошлым, что нужно смотреть вперед. Хотя я ведь итак живу настоящим, правда? Я радуюсь жизни, улыбаюсь солнышку по утрам, ловлю маленькие радости, общаюсь, работаю. Разве этого недостаточно? Подругам всегда кажется, что если ты одинока, то никак не можешь быть счастлива. Что за вздор? Мне и самой с собой в компании неплохо. Разве что, на улице или в транспорте с собой не поговоришь: за умалишенную примут. Но это все мелочи. Я вполне довольна жизнью. Но Жаклин так не думает.
Чего только не сделаешь ради спокойствия лучшей подруги. Нет, этот Грегор, он кажется очень милым, обаятельным, вроде бы неглупый… А я все равно чувствую себя неловко. Не знаю, почему. Ну вот, в дверь звонят… Пора бежать. Скажи мне, что все будет хорошо?
Суббота, 13 октября 2005 года
Дорогой Филипп,
У нас выпал первый снег. Ночью я проснулась от какого-то непонятно чувства: не то тревоги, не то волнения – знаешь, так бывает, когда вдруг откроешь глаза, еще темно, а сердце так и колотится? Вот так и со мной было. Что мне снилось, я не помню. Я встала и подошла к окну. Отдернула штору – а там все белое, представляешь? Дома, дороги, деревья. И снег падает, как пепел, крупными такими хлопьями. Я долго так стояла, не зажигая света, просто стояла и смотрела, а снег все падал, падал и падал до самого утра.
А утром я пошла к тебе. Цветы приносить не стала, все равно замерзнут. Нельзя губить напрасно жизнь, чья бы она ни была, верно? Вот и я так подумала, решила, что тебе это не понравится. И принесла шапочку. Да, да, ту самую, помнишь, которую я вязала из цветных ниток? Ты еще сказал, что я ни за что в жизни ее не свяжу, и мы поспорили. И я довязала ее! Получилось не особенно хорошо, по-моему, но все бывает в первый раз. Уверена, ты не ожидал!
Я долго сидела рядом с тобой. Падал снег, и вокруг никого не было, можно было спокойно с тобой поговорить. И я сидела и сочиняла текст этого послания.
Грегор? Ах да, Грегор… Я его бросила. Да знаю, знаю, что дура. Но что я могла поделать? Нет, правда, он очень милый, заботливый, нежный. Но в нем нет… не знаю, чего в нем нет. Чего-то нет, и мне это мешает. Он не понимает, о чем я молчу, не умеет слушать молчание и видеть в нем мои мысли. Он не видит отражение звезд в моих глазах. Не слышит музыку ночи. Я бы даже наверно простила ему это, быть может, даже вышла бы за него замуж… Но я не могу так поступить. Он любит меня, я вижу это, чувствую в его глазах, в прикосновениях руки, в дыхании. Он готов ради меня на все. А я… что я могу ему дать? Я знаю, что не люблю его. И каково ему будет каждый день видеть равнодушие в моих глазах, знать, что его не ждут с работы? Так нельзя. Это неправильно. И я сказала ему об этом. Знаешь, Филипп, он оказался порядочным человеком. Не стал устраивать скандалов, выяснять отношения, он сказал, что если мне так будет лучше… Мне жаль его, правда. Он не заслужил такой судьбы.
А в остальном у меня все замечательно. Работа идет. Жаклин помышляет о замужестве и больше не терроризирует меня сводничеством. Может, поняла, что это бесполезно. Ты только не думай, что я решила на всю жизнь остаться монахиней, вовсе нет! Просто, наверно, я еще не встретила того, кого смогла бы полюбить. Но я постараюсь, честное слово! Обещаю тебе.
Понедельник, 22 октября 2005 года
Дорогой Филипп,
Сегодня на кладбище я случайно встретила священника. Он сказал мне, что смерти нет. Что те, кто ушел от нас, живы, пока о них помнят, пока их любят. А скорбеть не надо, потому что от этого душам больнее расставаться с землей. А я слушала его и смотрела на тебя. Не думаю, что он говорил неправду, то есть, зачем бы ему лгать, верно? Но, должно быть, у священников тоже есть некоторые правила, что нужно говорить пастве, а что нет. Я не верю в Бога, Филипп. Но если бы ты знал, как мне хотелось поверить этому человеку! Иногда мне и правда кажется, что ты стоишь совсем рядом со мной, стоит только обернуться, и я встречусь с тобой глазами. Но всякий раз, оборачиваясь, я натыкаюсь на пустоту.
Ты уж прости, что я стала так часто приходить к тебе. Я не сошла с ума, нет, просто немного скучаю, вот и все. А так у меня все хорошо.
Работаю. Делаю снимки для «Дейли-паблик», ничего интересного, так, панорамы городских площадей. Я бы хотела заняться другим проектом, мы готовим к выпуску календарь с фотографиями детей на лоне природы. Но шеф почему-то мне не позволил, он сказал, что с детьми нужно особое чутье, и поручил руководство проектом Маргарет Джоуди. У нее трое сыновей. Не знаю, как это связано. Неужели женщина, не имеющая опыта материнства, не может увидеть в детях красоту, непосредственность и близость к природному естеству? Маргарет милая, но ее никогда не заботило ничего, кроме того, сколько жалованья ей прибавят в этом месяце, чтобы заплатить за гимназию, в которой учатся ее дети… Что же она может увидеть в детях, кроме тела? А как же душа?
Душа никого не волнует. Ты бы меня понял, Филипп. Но тебя здесь нет. Нет…
Четверг, 1 ноября 2005 года
Дорогой Филипп,
У меня все хорошо…
На улице очень холодно и скользко. У Маргарет заболел ребенок. Жаклин завтра выходит замуж.
Я сижу и смотрю на фотографию, сделанную прошлой зимой. Ту, где мы стоим на мосту Скай-Ривер, помнишь ее? Тогда тоже было холодно и шел снег. Ты не хотел делать снимок, говорил, что лучше летом, когда будет тепло, и река не будет скована льдом. Хорошо, что я тебя не послушала, правда? Ты не любил фотографироваться, говорил, что в фотографиях слишком мало жизни, и что смотреть на них – то же самое, что жить на могиле умершего человека. Пусть и близкого. Но это не правильно. Потому что жизнь живых должна продолжаться всегда, и нужно ловить ее яркие моменты. Момент прошел – забудь о нем. Никто ведь не плачет о бабочках-однодневках. Все любуются их красотой, пока они живы, а потом забывают о них, когда они умирают. Так же должно быть и с людьми, и со временем.
А я сегодня опять была у тебя. Дорожки замело снегом. Только одна чистая, та, по которой я хожу к тебе. Отец Брайан сказал мне, что молодой девушке не стоит так зацикливаться на могиле, а мне там спокойно. Правда, Филипп, мне там всего-навсего спокойно. И я ухожу счастливой и умиротворенной. Я очень счастлива, Филипп, слышишь? Правда-правда.
Вторник, 31 декабря 2005 года
Дорогой Филипп,
Сегодня Новый год. Во всех окнах горят яркие огни гирлянд, елки сверкают хрупкими стеклянными украшениями, а на лицах детей светится блаженное предвкушение чуда и праздника.
Есть ли чудеса, Филипп? Скажи мне… Почему ты молчишь?
Я смотрю из окна на улицу. Свет не зажигаю. Незачем. Свет в окнах должен гореть лишь тогда, когда в доме кого-то ждут. А мне некого ждать, никто не придет, никто не позвонит. Я не верю в чудеса. Не верю в Бога. Я не верю… Я верю только в любовь. Мне говорили, что любовь – универсальное чувство, что она остается всегда, а люди, как точки приложения этой любви, могут меняться. Я слушала и кивала, потому что это говорил мне священник, служитель Церкви. А ее нужно уважать. Так меня учили в детстве.
Только, знаешь, Филипп, я думаю, он был не прав. Любовь может быть только один единственный раз в жизни. Это как увидеть небо. Один раз. И можно потом годами смотреть на искусственно воссозданную иллюзию, очень сочную, яркую, куда более красивую, чем оригинал, ты никогда не сможешь ощутить того же самого, что в тот миг, когда видел настоящее небо. Любовь одна. И человек, любимый человек, может быть в жизни только один. Один единственный! И если его не станет, никто, даже самый лучший из людей его не заменит.
Когда-то кто-то сказал, что незаменимых людей нет. Он ошибался. Каждый человек, которого ты полюбишь – незаменим. Любовь, она рождается только раз, как и человек. Рождается, но не умирает. Для нее смерти нет.
Я плачу? Нет, Филипп, я не плачу, правда… У меня все хорошо, слышишь, любимый? У меня все хорошо…
Ирэна Княжевская
20. 08. 11
* В рассказе использованы строки из стихотворения Анны Пан «Каждый раз, когда тучи…».
** Скай-Ривер-Бридж – букв. Мост над рекой в небеса.