Глава 8
Но, увы и ах….
Спать мне пришлось недолго, а может просто, так мне показалось, совсем немного.
Я не знаю, как долго проходила Любка, и что, там происходило, но вдруг я почувствовала, что кто – то меня трогает за ногу. Просыпаться мне не хотелось, но рука настойчиво поглаживала мою ногу в тонком чулке. Мне показалось, что это руке, поглаживающей мою ступню, нравилось. Замерзшая ступня согрелась. Мне стало немного неловко, и я проснулась и решила спуститься с палатей.
Поскольку мы спали на полатях, вповалку, т.е. рядком и мне пришлось, чтобы слезть, спячиваться задом, выставляя одну ногу, затем вторую. Ощупью ища приступок и лесенку, чтобы не упасть и спуститься вниз. Каково же было мое удивление, когда я в полумраке увидела ухмыляющиеся, довольные, с хулиганским прищуром, глаза деда Макея.
Видок, конечно, у меня был еще тот. Юбка задралась, блузка тоже и часть нижнего белья выглядывало на самых неудачных местах моего туловища. Я быстро спрыгнула и стала поправлять одежду. Дед внимательно, следил за моими действиями и хмыкал.
- Ну, и чего смутилась? Эка невидаль, баба спячивается с полатей или туды забирается. Приятно смотреть. Кровь вскипаеть. Красота, да и токмо. Ты не тушуйся, все жизненно. И тело у тебя хорошее. А чулки хочь и красивые, гладкие, а вязанные теплее и скидовать быстрее… - ухмыльнулся, в бороду дед Макей.
Я не сразу поняла, к чему он клонит, но он быстро сменил тему:
- Не обижайся, это я так, по - стариковски. Один живу, не с кем пошутковать, а у тебя фигура, особливо сзади, знатная. На грех наводить. Хочь поглядеть и то приятно.
- Что? Вы о чем? - не поняла я спросонья.
- Я по делу. Мы скоро тронемся в обратный путь. Марию надо в больницу. Алексей за подмогой, и вашим надо сообщить, что все живы. Ты хотела с нами бежать, да на улице минус, почитай под 20. А одежка, у тебя хлипкая. Баню истопили. Скутали. Проснетесь и помоетесь. Наши вас без концерту не отпустят, а там глядишь, и мы прибегем. Не чё рисковать. А твоим скажуть, не груднички, подождуть. Все, иди, залазь и спи, рано еще – хихикнул дед, и покачал головой.
- Хорошо. Я останусь – согласилась я, стоя на холодном полу в тонких колготках, ожидая, когда дед уйдет.
Но, дед Макей не уходил.
- Ну, чего застыла? Замерзнут ноги. Полезай. Давай подмогну… Или как? Сама давай… А я посмотрю… Чай живой еще…. – усмехнулся он в бороду, сощурив свои глазки, в щелочки.
Но, повеселиться деду не пришлось. В избу вошла Любка.
- Макей, ты чё тут? Тебя ищет Алексей и дохтур. Санки наладили. Марию уложили, укрыли. Тебя ждут, а ты тут прохлаждаешься – сердито, прошептала она.
- Сама ты прохлаждаешься. Бабенка хотела с нами бежать. Двое детей дома одни, вот и пришел спросить, побежит или останется. Все. Остается, а мы побежали. Ты тут смотри. Баня скутана, как проснуться – в баню. Да, еще сходи ко мне, там носки есть из шерсти, женские, принеси, ноги вон у нее мерзнут. Ну, вобчем, сами тут, а мы побежали – сказал дед Макей и вышел из избы.
- Ну, и правильно. Оставайся. Все равно за ним не угнаться. Лешак, он и есть лешак одним словом, по другому и не скажу. Носится по лесам, не догнать. А тебе куды ж за ним, и в такой одежке. Это он старый сейчас, а каков молодым был, никто угнаться не мог. Ни в работе, ни в рыбалке,а как лес валил, силища. Ой, а как Настена его преставилась, погрустнел, затосковал. Ни на кого глядеть не захотел, а чичас смотрю, повеселел, никак на тебя обратил внимания… Ой, девка… Смортяй… Да, только отсюда он не уйдеть, а ты сюды не придешь, и зачем вам эта маета - вздохнула Любка.
- Да, что вы? Вы о чем говорите? – переспросила я ее, сама понимая, что краснею.
- Да, ты не прячь от меня глаза свои, вижу… Не один год на свете живу. Это ж хорошо. Он у нас главный. А коль задурит или все наскучит? Тоска она вещь страшная… Что с нами будеть? А так, смотрю, оживел. Хорошо все будет. Ты только не обижай его. Душа у него светлая. Да, что я все о глупостях. Полезай и спи покуда. Я сбегаю, носки всем принесу и тоже немного прилягу, устала. Слава Богу, Марию выручили. Теперь бы до больницы довезти бы благополушно на дрожках – сказала Любка и вышла в сени.
Я потихоньку забралась на полати. Нашла свое место. Укрылась стеганым, лоскутным, ватным одеялом. Сон никак не шел.
Рядом спали, посапывая и похрапывая, мои подруги по несчастью, а мне не спалось. В памяти я все прокручивала наше приключение.
- Что это такое? Почему это произошло? – думала я.
А вместе с моими размышлениями в моей памяти всплывали прекрасные картинки глухого, в лунном сиянии и в искрящемся снегу, леса,красоты замерзающей Камы, переправы, лодка, на лодке моложавого деда Макея, а еще его теплое, многозначительное рукопожатие. Уже засыпая, вспомнила Найду и ее нежное поскуливание, когда мои слезы катились сами собой, от чего это случилось, я и сама не знала, а может быть и знала, только боялась сказать сама себе. Здесь в это забытой богом деревеньке, все было настоящее, простое и понятное. Почему мы там, в той жизни сами себе все усложняем, я не знала.
Скрипнула дверь. В избу вошла Любка. Она быстро поднялась на полати. Каким – то не понятным мне чутьем, нашла мои ноги, и надела теплые, толстые, шерстяные носки. Они приятно согревали и покалывали мои ноги. Мне было очень приятно это внимание со стороны незнакомых мне людей. Где – то в глубине, внутри у меня, задребезжала чувственная струнка моей души. Какой - то комочек нежданно покатился и стал наполнять меня тревогой и неожиданной нежность к этим людям, и жалостью к себе, поскольку я сама лишила себя такого внимания, став сильной, взяв мужские и женские обязанности на себя. Мне вдруг захотелось заскулить, как Найда, но я сдержалась, и только несколько жалостливых, скуповатых слезинок скатились на подушку.
Я тихо лежала, боясь пошевелиться, и тем самым нарушить свою идиллию размышлений и очищения своей души. Было тревожно и хорошо. Напряжение спало, и я не заметила, как уснула.
Продолжение следует...