Рауль все еще не был в состоянии сесть на лошадь, и Фархад рыскал по окрестностям в одиночестве. Поместье было запущено изрядно: видно было, что в нем давно хозяевами себя чувствуют браконьеры. Куда делся хозяин Фархад не расспрашивал: не хотел привлекать к себе излишнего внимания. Он знал все из книги, а что не знал, о том догадывался.
Какой-то всадник, просто одетый, но на великолепной лошади, неспешно трусил ему навстречу, озираясь по сторонам. Заметив, что на тропинке он не один, незнакомец придержал лошадь и положил руку на рукоять пистолета.
- Кто идет? – неожиданно для самого себя, совсем как военный человек, окликнул пришельца Фархад. – Что вам здесь нужно: это чужие владения!
- Я заблудился, - незнакомый всадник подъехал поближе, но руку с пистолета не снял. – Чьи это владения?
- Это графство Ла Фер, - неохотно ответил иранец, не уверенный до конца, что стоило говорить имя владельца.
- Так значит, я не так уж и сбился с дороги, - обрадовался незнакомый дворянин. Теперь у Фархада была возможность рассмотреть пришельца получше: незнакомец точно принадлежал ко второму сословию. Иранцу представился случай лично убедиться, что в семнадцатом веке эти различия касались не только одежды: в облике путешественника присутствовала уверенность и непринужденность человека, убежденного в своем праве командовать.
- Не подскажете, эта дорога ведет в замок? – дворянин, не таясь, рассматривал Фархада, восточная внешность которого не могла не заинтересовать незнакомца. – Я бывал здесь ранее, и знаком с владельцем этих мест, но, признаться, подзабыл дорогу. Вас не затруднит проводить меня?
- Это несколько нарушает мои планы, но я помогу вам, - молодой человек быстро сообразил, что его не хотят отпустить из опасения, что он поспешит в замок предупредить о появлении человека, разыскивающего графа де Ла Фер. – С кем имею честь говорить?
Какую-то секунду неожиданный визитер колебался: наверное, ему очень бы хотелось назваться вымышленным именем, но, подумав, что этот юноша, несмотря на свой отличный французский, все же – иностранец, гость решил, что его имя ничего не скажет.
- Граф де Рошфор, сударь. Вряд ли мое имя вам знакомо.
Но молодой человек с такой яркой восточной внешностью, неожиданно резко дернулся, и почти со страхом взглянул на графа. У Рошфора дрогнули губы - кажется, он совершил большую ошибку, назвавшись своим именем: его провожатый о нем знал.
- Разве мы знакомы? – светский тон мало что мог изменить: его боялись. Граф почувствовал это слишком ясно, потому что дистанция между их лошадьми увеличилась. – Я не припомню вас, у меня отличная память, но вас я встречаю впервые.
- Я слышал о вас в Париже, где бывал в прошлом году, - неумело соврал Фархад.
- Вот как! И от кого же?
- От господина д'Артаньяна.
- От кого? – это имя Рошфору было незнакомо, и он еще раз пожалел, что так опрометчиво представился незнакомому человеку. Его Высокопреосвященство вряд ли обрадуется такому просчету.
- Это гасконец, который приехал в Париж, чтобы поступить в полк Тревиля.
- Тревиля? Ах, да, вспомнил! – Рошфор ничего не вспомнил, имя д'Артаньяна ему решительно ничего не говорило, а вот сюда, в обезлюдевший Ла Фер, он явился не зря, а по заданию кардинала. Его преосвященство господин Ришелье, поручил ему разузнать кое-какие подробности из жизни одной из своих помощниц. Поиски привели конюшего Ришелье в Пикардию, и он вспомнил, что у него в окрестностях имеется родственник по линии Роанов. В детстве они виделись неоднократно, потом у каждого оказался свой путь. У конюшего кардинала он был достаточно извилистым и чреват странными сюрпризами, и Рошфору стало интересно, как сложилась жизнь у его родственника. Граф де Ла Фер был владетелем этих мест, так что ему могло быть известно что-нибудь о той, чья жизнь так интересовала Ришелье.
Граф ехал с непроницаемым лицом, а Фархад исподтишка рассматривал его. Рошфор не препятствовал, и сам гадая, как этот юноша с восточной внешностью и отличным французским, оказался так далеко на севере Франции. Беглого взгляда достаточно было клеврету кардинала, чтобы заметить еще одну странность: молодому человеку было неудобно в одежде, что была на нем. Ему мешала шпага, ерошившая гриву его коня, мешала широкополая шляпа, мешали небольшие брыжи, которые он пытался ослабить, то и дело ища крючки, и только лошадь была ему явно привычна: на ней он сидел непринужденно.
Они молчали до самого въезда в замок. Старинные ворота были открыты: они оказались на мощенном дворе, где никто не выбежал им навстречу.
Рошфор, бегло осмотревшись, удивился: замок был запущен, а то, что конюхи не поспешили принять у них лошадей, насторожило конюшего. Чтобы Ла Феры позволили такую неучтивость!? Он помнил совсем другим этот древний замок, полный вышколенных слуг, богатую конюшню, роскошные приемы, королей, которых хозяева принимали с почтением, но без подобострастия. Куда это все подевалось? Неужто Арман мог позволить себе довести все до такого состояния?
Фархад, оставив гостя на дворе, повел лошадей в стойла. Только у самых дверей его встретил какой-то заспанный мужичок и принял у него поводья. Рошфор ждал терпеливо, не скрывая своего любопытства и недоумения.
- Я могу повидать хозяина поместья, - он уже стал опасаться, что графа де Ла Фер нет в замке.
- Я спрошу, сможет ли он принять вас, - Фархад скрылся за пыльной портьерой. Он так и не представился Рошфору, а тот и не стал настаивать: зачем ему имя какого-то слуги, пусть и с восточной внешностью? - Как о вас доложить?
- Граф Рошфор.
Пока что он старательно осмотрел комнату, в которой находился. Запустение тяжким грузом лежало на всей обстановке. Рошфор смутно помнил эту комнату: некогда это был кабинет Ангеррана де Ла Фер. Именно сюда приказал граф привести двух шалунов, чтобы объяснить им, что можно, а что - зазорно делать дворянину. В частности: топтать чужие поля, даже если вы очень увлечены погоней за зайцем. Рошфор подошел к старинному бюро: оно было покрыто таким слоем пыли, что цвет дерева не угадывался. "Что-то долго граф решает, принять ли меня", - промелькнуло в голове, и почти тут же его провожатый показался в дверях.
- Граф де Ла Фер может принять вас, сударь, - Фархад отступил, пропуская Рошфора.
В спальне было полутемно, и, хотя занавеси полога были откинуты, Рошфор не сразу разглядел, что лежащий на кровати человек – это тот самый граф. Он поклонился, и прошел в глубь комнаты. Хозяин жестом указал ему на кресло у своего изголовья. В отличие от Фархада, Рауль знал гостя. Давным-давно, когда заговор по освобождению герцога де Бофора вступил в решающую фазу, Рошфор приезжал в Бражелон. Рауль, которого осторожный Атос не представил, не желая связывать свое имя заговорщика с именем виконта, все же увидел конюшего покойного кардинала. Его образ запечатлелся в его памяти настолько живо, что ему не составило труда опознать в госте того самого Шарля-Сезара де Рошфора, которого ему удалось увидеть из окна, хотя тот был сейчас еще молод и черноволос. Первый вестник с этой стороны, прямое указание на то, что они – в том же временном потоке, в котором когда-то происходили события из жизни четырех друзей. Это усложняло их пребывание безмерно: теперь ему придется играть роль графа де Ла Фер, раз уж он, не по своей воле, оказался в роли своего отца. Но Рауль об этом периоде в жизни графа де Ла Фер знал только одно: граф, а точнее – Атос, находился уже в Париже, но был ли он уже королевским мушкетером? Атос ничего не рассказывал сыну об этой, начальной, полосе своей парижской жизни, хотя Рауль догадывался, что отец и сам смутно ее помнил: память застилал винный туман. Для Рауля в жизни графа все заканчивалось охотой, о которой он узнал из книги и от Мордаунта, и начиналось со знакомства с Портосом, а затем и с Арамисом.
Рошфор явился из Парижа, Рошфор был верным клевретом первого министра, Рошфор мог бы разобраться, что к чему. Но было уже поздно что-либо менять: Рошфор сидел рядом.
- Простите меня, что я принимаю вас в таком виде, - Рауль развел руками. – Но мне не повезло: меня ранил кабан.
- Это бывает, в особенности если вы вышли на него в одиночку.
- Это не была охота по всем правилам, - пожал плечами виконт.
- А сколько же мы с вами не виделись, Арман? – Рошфор не поверил байке про кабана: скорее, имела место какая-то дуэль, но ему не терпелось восстановить прошлое знакомство. - Лет пятнадцать, а то и более, не так ли?
- Не припомню, если честно, - Рауль ощутил, на какую скользкую почву его увлекли. Он бы с радостью отказал гостю во встрече, но увы! не в его власти было направлять разговор, который ему навязали. Рошфор принял его за отца, и сейчас начнет его пытать воспоминаниями. То, что он к Раулю обратился по имени, говорит, что у него с графом были дружеские отношения.
- Я, признаться, едва узнал эти места, и, если бы не ваш слуга, я вряд ли сумел бы так быстро добраться до вас.
- Простите, но вы не поняли, Рошфор: Фархад не мой слуга, он мой друг, - недовольно поморщился Рауль.
- Но он не француз?
- Фархад родом из Персии, - сухо объяснил виконт.
- Простите, если я невзначай чем-то задел вас. Но как вас судьба закинула так далеко? Ведь вы же…
- Я много путешествовал, - по тону хозяина Рошфор понял, что эту тему с персом он развивать не намерен.
- Жаль! – вздохнул Рошфор.
- Жаль? О чем вы жалеете?
- Я? Только об одном: я бы хотел вернуться хоть на день в те воспоминания, что связаны у меня с этими местами. – Рошфору показалось, что здесь он ничего не сумеет узнать: граф держался отчужденно, в его, едва приметной, но несомненной холодности, сквозило нежелание вспоминать. – Собственно, я хотел выяснить у вас кое-какие подробности об этих местах.
- По мере возможности, я постараюсь удовлетворить ваше любопытство, но повторяю: меня слишком долго не было в этих краях. Вы останетесь отобедать?
- С удовольствием, господин граф, - чуткий к малейшим изменениям настроения, Рошфор понял, что время для дружеской фамильярности ушло безвозвратно. Скорее всего, графу было известно о его связи с Ришелье. Но интерес к тому, каким стал нынче Арман де Ла Фер, его "кузен", как принято было величать у высшей знати родственников, пусть и дальних, не пропал. Кто знает, возможно за столом и всплывет интересующая его тема: женщины Пикардии и легенды о них. Арман всегда любил сказки: может, он и разговорится под кабаний окорок и доброе вино.
Они встретились за обедом, и Рошфор имел возможность познакомиться с хозяином заново. Его друг, Фархад, больше молчал и имел вид виноватый: наверное, сожалел, что привел в дом нежеланного гостя. Впрочем, тот, кого граф Рошфор считал Арманом де Ла Фер, тоже не был словоохотлив: пил и ел в меру, и в меру же распускал язык.
- Знаете, граф, вы меня удивляете: мне, порой, кажется, что вы сами в этих краях еще более гость, чем я, - с двусмысленным смешком заключил конюший.
- В этом вы правы, сударь: слишком давно я не был дома, - Рауль смаковал выдержанное вино из отцовского погреба, ощущая, как легкое возбуждение охватывает его: словесная атака началась, а он совсем не готов к ней. – За время моего отсутствия почти все слуги разбежались, управляющий исчез, и я вижу, что мне придется серьезно заняться поместьем. А в мои планы как раз и не входило оставаться здесь надолго. И тут еще и этот дурацкий случай с кабаном! – с досадой он кивнул на свою ногу, которую пристроил на невысокой скамеечке.
- Очень болит? – сочувственно спросил Рошфор.
- Достаточно, чтобы ощутить свою беспомощность, - хмуро пробурчал Рауль.
- А, может, стоит справиться у монахинь в Тамплемарском монастыре? – вдруг подключился к их беседе до того безмолвствовавший Фархад. - В окрестных деревнях только и говорят об их талантах врачевания. У них должен быть какой-нибудь бальзам от ран.
- А вы что же, рассказывали кому-то о моем ранении? – недовольство явно проскользнуло в словах Рауля, и Рошфор чуть улыбнулся в густые усы.
- Я? Боже меня упаси болтать о таких вещах, но лекарь, который вас пользовал…
- Черт бы его побрал!
- Вы его не предупредили, граф, чтобы он не говорил лишнего? – удивился Рошфор.
- Мне это казалось само собой понятным. Пикардийцы не болтливы.
- Золотой – лучшее средство от хорошей памяти, мой друг.
Рауль как-то смутился при этих словах, а Фархад и вовсе спрятал нос в кубок с вином. "Эге, похоже, что у моего друга временные затруднения", - подумал граф, наливая себе очередной стакан вина.
- Окорок чудесен, нежный и со слезой, - одобрил он кулинарный шедевр, приготовленный под руководством Фархада, который не раз занимался копчением в компании своих приятелей из США. – А ваша мысль о бальзаме, сударь, кажется мне очень дельной: я уже слышал о чудесах, творимых травницами из этого монастыря. Говорят, там была одна монашка, которая равно могла составить мазь, исцеляющую от всех ран, даже смертельных, и тайно готовила и другие лекарства, которые порой бывают нужнее бальзама.
Фархад, видя, что Рауль не спешит отвечать, взял на себя роль собеседника.
- Надеюсь, господин граф простит мне мою настойчивость, но я действительно старался узнать, нет ли в этих местах кого-нибудь более грамотного в вопросах врачевания ран. И мне действительно говорили о сестре Анне, которая могла творить чудеса.
- Так в чем же дело, почему вы не послали к ней? – удивился Рошфор. – Это не слишком далеко от графства.
- Ну, первые дни мне не хотелось оставлять Ра… - он едва не назвал виконта по имени, - графа одного, на бестолковых слуг. Но ездить туда не имело смысла: как мне сказали, монахини там уже не было, она исчезла.
- Исчезла? Монахиня? Как интересно! – Рошфор ощутил, что за этой историей что-то скрывается. – Она что, умерла?
- Представьте, что никто не знает. Она исчезла, испарилась, но прихватила при этом молодого священника, который ради нее украл священные сосуды.
- Что вы говорите? – Рошфор по-настоящему ощутил интерес к этой монахине. – Чего только не услышишь в провинции!
- Местные были поражены тем, что произошло: монахиню считали чуть ли не ангелом. Говорят, она была божественно хороша: светлоглазая и золотоволосая.
Рауль, хмуро слушавший эту историю, очнулся: все это начинало походить на начало одной мрачной любовной драмы.
- Раз ее нет в монастыре, так и говорить не о чем, - с неожиданной живостью вмешался он в рассказ. – А народная молва и дьявола способна превратить в ангела.
- Не говорите так, граф, как раз народная молва очень правдива, - возразил Рошфор, которому очень хотелось послушать дальше, что произошло с монашкой и священником. Фархад явно знал больше, чем успел сказать. Но я вижу, что вам этот рассказ неприятен.
- Не то, чтобы неприятен, просто не вижу смысла говорить о вещах, которые всего лишь сплетни.
- Узнаю Ла Фера! Вы никогда не поощряли того, что порочит церковь или женскую репутацию. Даже совсем ребенком вы пресекали такие разговоры, если они задевали чью-то честь.
- Не вижу в этом ничего особенного, - пожал плечами Рауль. Отец никогда не говорил ему ничего плохого о женщинах, а ведь ему было, что сказать. Теперь и у сына было, что рассказать, но он ни с кем не собирался делиться своими соображениями. Что, однако, не означало, что он готов позволить кому-то строить предположения на основе сплетни. – Но это всего лишь разговоры. Я не думаю, что у кого-то из нас возникнет желание собирать сведения о неприглядных делах, творящихся в монастырях. Это недостойно дворянина.
" Что-то ты, любезный друг, слишком строго судишь о дворянах. У меня, как раз, и возникает желание узнать побольше об этом ангеле из монастыря. Женщина, способная не только сбежать оттуда, но и сумевшая соблазнить на кражу церковной утвари священника – незаурядная женщина," – шпион его преосвященства не гнушался совершать то, что, по оценке графа де Ла Фер было недостойно дворянина. А посему ему ясно было, что от графа он прямиком отправится в этот самый монастырь – собирать сведения о монахине Анне. Но говорить это вслух он не собирался, и потому в очередной раз сменил тему застольной беседы.
- Ла Фер сильно пострадал в последних сражениях?
- Довольно сильно, - ответил Рауль, радуясь, что можно поговорить об истории замка. – Особенно в этом преуспел король Генрих. Отец немало средств вложил потом в то, чтобы привести в порядок крепостные стены. (Бражелон едва не сказал "дед").
- И сейчас вам придется приложить немало сил и средств, чтобы восстановить то, что разрушено временем.
- Я хотел осмотреть замок, поговорить с арендаторами, набрать новых слуг, но этот чертов кабан выбил меня из колеи. Раньше, чем через две недели мне не сесть в седло.
- Послушайте граф, и не сердитесь на меня за то, что я хочу вам предложить, - серьезно и с самым дружеским видом обратился к Раулю Рошфор. – Были у нас с вами времена, когда мы обращались друг к другу запросто: вы говорили мне Шарль-Сезар, а я вам – Арман. Так и положено между кузенами. В те времена я считал вас своим другом, смею надеяться, что и вы меня тоже. И вот, в память об этой дружбе, я хочу предложить вам помощь. Мне кажется, друг мой, что вы сейчас в большом затруднении, и причина в этом – не только ваша рана. Осмелюсь предположить, что у вас и временные затруднения… не обижайтесь, но мне сдается, что у вас и денежные затруднения… - Рошфор замолчал, увидев, как напряглось лицо у Рауля. – Я не желал вас обидеть, ни более того, как-то задеть, но…
- Но если и есть у меня некоторые затруднения, то это только потому, что я не могу сейчас взяться как следует за арендаторов. Благодарю вас, Рошфор, но это сущие пустяки. Фархад действительно мне тут не помощник, он не знаком с нашей реальностью, но я справлюсь.
- И, тем не менее, я мог бы вам помочь именно в этом плане: объездить подвластные вам деревни и города, и все выяснить.
- Вам нужна информация для вашего патрона? – напрямик спросил Рауль, которому надоело ходить вокруг да около. – Что его интересует, Шарль-Сезар?
Рошфор смутился: Граф де Ла Фер никогда не любил такой образ действий. С ним лучше быть откровенным. И, наперекор самому себе и своим мыслям, он признался: "Мне нужны сведения об одном человеке."
- Я могу вам помочь? – спросил виконт, глядя в глаза своему гостю.
- Вряд ли. Но мне надо будет объездить эти места, расспросить людей, возможно и некоторых должностных лиц.
- И чем я могу помочь вам?
- Я бы решился просить у вас некое рекомендательное письмо…
- Нет! – отказ прозвучал сухо и резко, как выстрел. – Увольте меня от такого, Рошфор. На подобную глупость я не готов.
Рошфор нахмурился, но он и не особо рассчитывал, что граф будет настолько наивен, чтобы оставить подобное письмо в руках того, кто был помощником и шпионом кардинала.
Рауль же думал еще и другой стороне этого документа, который бы разоблачил его не к месту: почерк и подпись. Рауль никогда бы не стал бы отдавать каких-либо распоряжений, прикрываясь именем отца. Он не собирался долго оставлять дела такими, какими они сложились, страстно надеясь, что отец сумеет понять, где он, и явится сам. И тогда все разрешится само собой: надо только немного подождать. В Бражелоне все еще жила почти детская вера, что граф де Ла Фер с друзьями могут все, и эта вера поддерживала виконта всю жизнь.