Капустник

- Не желай жены ближнего своего, говорили они! И что? Кто это говорил? Где этот умный и рассудительный человек. Ушёл в туман? А что делать, если друг твой – идиот. Удачливый и привлекательный, но идиот! Дружили, не тужили, пили, гуляли, веселились, и вот на тебе – женюсь! И на ком? На какой-то красивой, пышногрудой блондинке с голубыми глазами! У которой не 90-60-90, какой там, так мелко мы не плаваем – 110, 60 и на 90, ни больше, ни меньше. Да и куда уж больше?! Я до сих пор не понимаю, как она всё это носит без противовеса. Нет, ну серьёзно, если мне на грудь прицепить два шара для боулинга, я упаду на свою кеглю и никогда не встану. И причём, она то тоже с заповедями не в ладах. Вы мне скажете, что этот пункт она могла и пропустить, мол её это не касается. Про «не прелюбодействуй» она тоже была не в курсе, это я вам авторитетно заявляю. И понимаете, что, я ведь друга-то своего люблю, бесспорно, и уважаю, и всё такое, но сука! инстинкты, они ведь тут как тут. Ты думал о друге, а в этот момент она нагнулась и у неё задралось платье… и вот о чём я думаю? О чем подумали все мужчины – правильно, о хлебобулочных изделиях, а точнее о булках! О зажаристых таких! И ещё одна беда, друг у меня в разъездах всё время, а у жены его постоянно что-то ломается. А я рядом живу. И всегда рад помочь. И друг это знает. И жена его это знает. И ещё она знает, что я уже совокупился с ней глазами многократно. А друг не знает. Всё-таки знание – сила, что бы там не имелось в виду.  И вот она мне звонит, мол, приходи, помоги. И я иду. Надо же помочь! А как? - человек дома один, сроду и яичницы не приготовила, ну разве что не на кухне, а тут такая беда, миксер не включается, и весь свет в доме вырубило. Ну и я естественно беру бутылку вина и спешу на помощь…
- Так, спасибо!
- Но я не закончил.
- Конец нам более-менее понятен.
- С чего вы взяли?
- Вы не первый тут с псевдоморальным стендапом пытаетесь выехать. Скабрезные шуточки на фоне заповедей, я вас уверяю, они звучали ещё в то время, когда их перечисляли. Тут вы не первопроходец. Господи, что я несу, мы же говорим о заповедях. Короче, пока вы можете идти.
- Всех вам благ!
- И вам.
Я вышел из зала, не отвечая на многочисленные вопросы: ну как? и пошёл по коридору, дошёл до лестницы и спустился в курилку.
- Ну как?
- Паш, я же тебя просил не задавать вопросы, когда ты и так знаешь ответ. Лучше дай сигарету – он достал пачку Парламента и протянул мне – никак. Сборище покрытых мхом неудачников, которые строят из себя гуру современного искусства. Даже до середины не дослушали.
- А ты читал монолог, который сегодня ночью написал?
- Да. И ведь совершенно безобидный. Только я в запале сказал слово «сука», но это они как будто не заметили. Нет, я конечно понимаю, что манерой это напоминает Альтова и иже с ним, но мать их за ногу, я уже Ленку позвал на капустник, и, если я не буду выступать и секс мой накроется медным тазом, пошёл нах этот театр со всеми его принципами и традициями. Ей Богу, когда приезжают московские режиссёры, задача которых изнасиловать Чехова и в хвост, и в гриву, ставят какую-то порнуху на основе классических произведений, то всё нормально, современный взгляд на классику, публика, якобы, в восторге. Причём, знаю я этот восторг: все аплодируют, чтобы не выглядеть дебилами – не дай боже кто-то поймёт, что ты не понял замысел этого маститого режиссёра, а в душе всё равно понимают, что король то голый. А тут видите ли мой псевдоморальный стендап им не вкатил. Нет, к чёрту, дотяну до конца сезона и умываю руки. Благо, меньше недели осталось.
- Успокойся, тебе ведь «нет» ещё не сказали. Просто конкуренция большая, в этом году почему-то никто не хочет петь, все хотят что-то читать. Если бы пришёл со стихами, точно бы не попал. По слухам, Яков Петрович хочет вставить пару песен из «Гвардии» и «Вишнёвого сада», чтобы разбавить эту литературную катавасию.
- Да плевать мне, что он там хочет! Я тебе ещё раз повторяю, я Лене уже билет организовал, сказал, что скучать она точно не будет, специально написал что-то с юмором. Если между нами, то я вообще хочу сделать ей предложение в конце выступления, и кольцо уже купил. И понимаешь какой будет epic fail, если эта кучка недоредакторов меня теперь не допустит. Я сюда приду с огнемётом и выжгу напалмом этот долбаный храм искусства!
В этот момент лицо у Паши изменилось. Я обернулся и увидел, что позади нас стоит наш художественный руководитель Яков Петрович Дуров. По выражению его лица не было понятно, слышал ли он все мои словесные экзерсисы, но я хорошо знал его взгляд, чтобы сделать стопроцентный вывод – он всё слышал. Он достал пачку, вынул сигарету и закурил.
- Стало быть, Евгений Александрович, желаете выступить на капустнике в честь окончания сезона? Уверены в своём материале?
- Вполне, Яков Петрович!
- И в чём там закваска?
- В супружеско-дружеской измене, если можно так выразиться. Одновременно с этим рассказ юмористический.
- И для вас крайне важно представить его на потребу публике, как я понял, в силу личных обстоятельств?
- Вы всё очень правильно поняли, Яков Петрович.
- Ну считайте, что вы допущены! Даже если рассказ так себе, я думаю мы это переживём, но терять вас на следующий сезон я не хочу. Можете репетировать, я предупрежу Наталью Николаевну и Александра Игоревича, чтобы вставили вас в программу.
- Спасибо, Яков Петрович! Вот увидите, вы не пожалеете!
- Надеюсь. До завтра, господа.
Мы попрощались, он докурил и вышел. В этот момент я чуть не бросился с объятьями, чтобы извиниться. Но почти уверен, что он бы меня оттолкнул со словами: не верю! И был бы прав. Мне кажется, что впервые за годы управления театром он принял решение, с которым я был полностью согласен.
- Ну вот, проблема решилась практически сама собой, - сказал Паша – правда впредь так ораторствовать в курилке не стоит.
- Согласен. Но честное слово, я готов снова чтить Мельпомену и всех её сородичей за то, что всё так разрешилось.
- Мне то рассказ прочитаешь?
- Сегодня ещё поработаю над ним, нужно всё же признать, что он сыроват, и завтра покажу.
- Значит сегодня ты трезвенник?
- Именно. Нужно оправдать оказанное мне высокое доверие.
- Дерзай!
Я пошёл домой по вечернему городу. Поток машин, лёгкий бриз в лицо, такой приятный в это время года, проходящие мимо люди, кучевые облака и собиравшийся тёплый майский дождь – этот обычный пейзаж вызывал в тот вечер во мне чувство спокойствия и умиротворения. Я зашёл в сквер, сел на скамейку покурить. Неподалёку сидела парочка, они обнимались и целовались. И удивительно, я курил и радовался за них - разве это не то самое, что Создатель требует от всех нас, копошащихся на этой бедной планете в своих проблемах, заботах, дрязгах и нервотрёпке – просто радоваться жизни и ловить каждое её мгновение, разделяя его поровну с ближним. Бросил окурок в урну и пошёл дальше. Жил я не очень далеко, всего минут двадцать пешком, что опять же не мешало мне регулярно опаздывать – худрук мне и это прощал.
Позвонила Лена и спросила, увидимся ли мы сегодня. Я сказал, что занят, готовлюсь к завтрашнему выступлению. И просил её прийти заранее, чтобы вручить проходку. Она пообещала, и мы попрощались. Странно, я – закостенелый холостяк, питал самые искренние нежные чувства к этой девушке. Вчерашняя студентка театрального, внешность скорее модельная, чем актёрская, но она была уверена, что это её достоинство; без особых дарований, но у неё была та довольно редкая истинно женская харизма – во всех её повадках, в манере говорить, двигаться, играть, было ощущение полного превосходства над сильным полом в сочетании с несомненным убеждением, что так и должно быть, словно по праву рождения, как у самой настоящей королевы. Мы познакомились на какой-то актёрской тусовке, где я наряду с моими собратьями по несчастью, был сиюминутно обольщён, вернее даже сражён наповал, но предпочтение она отчего-то оказала мне. Нам всегда было о чём поговорить и всегда было весело, иными словами, нам просто было хорошо вдвоём. Мы стали встречаться, потом периодически жили вместе, недавно я предложил ей окончательно обосноваться у меня,  она согласилась. Переезд мы планировали на лето. В общем, последние полгода я порхал на крыльях светлой влюблённости, которую ничто не могло омрачить, даже её увлечение флиртовать с моими друзьями – я понимал, что это в её натуре. Поэтому моё решение сделать ей предложение не стало для меня самого неожиданностью – скорее логичным следствием.
Ближе к двенадцати позвонил Толя, мой хороший товарищ из театра, предложил пойти на ночную охоту, что подразумевало под собой гитару, пару бутылок виски и перспективу цепануть с улицы пару фривольных симпатяшек, но я отказался. Толя удивился, но уговаривать не стал. До прошлого года я был завсегдатаем таких мероприятий, которые уже норовили войти в традицию, потому что лучше остальных играл на гитаре, но сегодня я мало себе представлял возможность подобного времяпрепровождения. Толя, кстати, у нас считался своего рода примой, ему доставались ведущие роли в репертуаре, он был любимчиком худрука, закончил у него курс, и к своим двадцати шести имел несколько заметных ролей в проходных сериалах, а на ближайшее лето у него были запланированы съёмки с одним известным режиссёром в полнометражке, чего он очень ждал. Я тоже был в театре не на вторых ролях, но общепризнанно Толя был фаворит.
Я ещё «почистил» свой рассказ, несколько раз прочитал перед зеркалом, расставил акценты и лёг спать в начале третьего – детское для меня время. Встал ближе к двенадцати, не спеша помылся, побрился, одел новый костюм, положил коробку с кольцом в карман и пошёл в театр. На улице было солнечно и тепло, люди и машины в своём обыкновении куда-то спешили, а я шёл и наслаждался этим ласковым майским днём. В театре была обычная суета, реквизиторы украшали холл, буфетчики расставляли столы для закусок и алкоголя, в большом зале уже была обычная для капустника декорация – ничего особенного, только несколько разноцветных лент над сценой – символ безвкусицы нашего художника-оформителя. Я подошёл к зав. литературной частью Александру Спиридонову, он с некоторой надменностью озвучил, что я выступаю ровно в середине, шестым, сразу после Толи Семёнова. Из его тона я сделал вывод, что не вмешайся худрук, хрена лысого меня бы включили в список выступающих. Эх, блат в России – это наше всё. Хотя и блатом это назвать трудно, скорее компромисс.
Я пошёл в репетиционную, где вышеупомянутый Толик Семёнов пел песню Высоцкого «Милицейский протокол», любимую песню художественного руководителя. Он сказал:
- Слышал, ты сегодня тоже выступаешь. Мои поздравления! Наконец-то представишь публике свою прозу.
- Слухами земля полнится, друг мой. Но да, ты прав, окольными путями на сцену я сегодня всё-таки попаду.
- И Лена будет, как я понял?
Я посмотрел на Пашу, который тоже был здесь. Выглядел он откровенно плохо.
- Твоей информированности можно позавидовать. Как вчера прошло? Что я пропустил?
- Ничего, кроме того, что нас чуть было не забрал наряд блюстителей порядка. Мы сидели в парке тут неподалёку, баб как на зло вчера словно ветром сдуло. Пели что-то из «Аукцыона». Паша, что мы пели?
- Дорогу.
- Как раз в этот момент подкатил УАЗ и нам стали объяснять, что ведём мы себя неподобающим образом. И что ты думаешь, наш друг Павел начал орать, что они вмешиваются в творческий процесс, суют свои грязные лапы в искусство, и что они лишние на этом празднике жизни. Еле замяли. Мне пришлось пообещать им билеты для всей семьи на пару спектаклей в августе. Надеюсь, что к тому времени они забудут.
- Ну Паша у нас известный борец за свободу самовыражения, особенно когда подшофе.
- Отвалите, я ничего не помню, значит этого не было.
- А не охренел ли ты часом – сказал Толя – ты мне ещё новые кроссовки должен, засранец. Я вчера его тащил к себе, а он в знак благодарности мне на обувь блеванул. Благо практически возле дома, но домой я пришёл в носках, мать этого вообще не поняла. Хорошо, только проснулась и не стала ничего выяснять.
- Будут тебе кроссовки – ответил Паша – хотя я и не уверен, что ты не врёшь и не хочешь за мой счёт заполучить на халяву новую пару.
- Так и думал, что надо было их оставить, чтобы ткнуть тебя потом носом. Кстати, Женя, Петрович сказал, что ты думаешь об уходе из театра. Это правда?
- Тебе в разведчики надо. Нет, просто вчера сгоряча ляпнул.
- Ты смотри, я тут коней двину, если ты уйдёшь. Я договорился с ним, чтобы тебе отдали пару моих ролей в «Пигмалионе» и в «Уроках французского», о последнем, я знаю, ты давно хлопотал. Мне на конец года предложили пару проектов в Москве, нужно освобождать время.
- У меня второй день прямо-таки под знаком блата. А что для Пашки ничего не выбил?
- Сначала пусть купит мне обувь, а там посмотрим.
- Зарплату получу и куплю – ответил Паша.
Зашла зав. труппой Александра Игоревна и предупредила, что через час начало и сейчас начнут пускать зрителей. Благо, в этом году нам не надо было в холле развлекать гостей и можно было спокойно подготовиться. Я прочитал ребятам свой опус, им вроде бы понравилось, местами даже посмеялись, что придало мне уверенности.
Потом я пошёл встречать Лену. Она была сегодня прекрасна, как никогда: очаровательный голубой сарафан, летние туфли на босу ногу, волосы косичкой – если бы я мог снова в неё влюбиться, клянусь, я бы это сделал.
- Ну что, вечер прошёл не зря? Сегодня будешь на высоте?
- Обижаешь, я всегда на высоте! А сегодня буду ещё выше! Ты великолепна, моя дорогая.
- Тебе нравится? Если честно, я сегодня забегалась, поэтому собиралась в последний момент.
- Даже если бы ты заранее готовилась, вряд ли вышло бы прелестней.
- А ты сегодня галантен, как никогда. 
В этот момент дали звонок. Она спросила:
- Через сколько начало?
- Через 10 минут.
- Значит я успею сходить припудрить носик и выпить бокал вина.
Мы вошли внутрь, я пропустил её вперёд и перед нами возник Толя.
- Елена, я вам уже говорил, что нельзя быть такой сногсшибательной. Ладно нас, мужчин, вы не жалеете, так пощадите хотя бы других девушек.
Они очень любили общаться друг с другом на вы. Она посмотрела на него и с усмешкой произнесла:
- Будь ваша воля, Анатолий, вы нарядили бы меня в паранджу и не выпускали из дома. Нет уж, на дворе май, погода прекрасная, настроение ещё лучше, поэтому я сегодня в весеннем. Или вам что-то не нравится?
- Что вы, душа моя, упаси Бог. Ещё раз повторяю, вы выше всяких похвал. Пока вы на улице ворковали, я наблюдал за нашими контролёршами, они уже через стекло начали метать в вас огненные взгляды. Мне просто стало их жалко.
- Их можно пожалеть только потому, что в такую погоду они вынуждены быть одеты по форме, не более того. Так что успокойте своё впечатлительное сердечко. Мальчики, я вас оставлю, как я уже сказала Жене, мне нужно припудрить носик, а вам мне кажется уже пора за кулисы.
И действительно, дали второй звонок, надо было идти, чтобы поспеть к общему номеру в начале. После него выступил худрук и пошли номера. В основном стихи, песни и, пользующиеся спросом у публики, отрывки из спектаклей. Лена сидела в первом ряду недалеко от центра. Сарафан красиво облегал её полуобнажённые ноги, и я не мог налюбоваться ею из кулис. Место рядом с ней было свободно, я специально оставил его для себя, чтобы присоединиться к ней после своего выступления. Передо мной вышел Толя с «милицейским протоколом». Зная слабость Якова Петровича к этой песне, которая для меня была малость странноватой, его искупали в овациях и до и после. Мысль о том, что это всего лишь следствие того, что он любимец публики, мне в голову не пришла. Толя спел, спустился в зал и сел рядом с Леной – это ввело меня в лёгкий ступор, хотя его фривольное с ней обращение меня не смущало – он со многими барышнями вёл себя похожим образом.
Я услышал свою фамилию и пришёл в себя. Так, надо держать марку. Пощупав коробку с кольцом у себя в кармане, я вышел на сцену. Я увидел, как они снова начали мило болтать, но решил стараться не обращать на это внимания, чтобы не сбиться. Поэтому первую часть выступления я практически не смотрел вниз, где они сидели, я кидал взгляды вглубь зала или по сторонам, стараясь максимально сосредоточиться на своём рассказе.
- Ну и я естественно беру бутылку вина и спешу на помощь, эдакий Джордж Клуни из «Скорой помощи». Она открыла дверь и сказала: ну привет, электрик. Я ответил: привет, повариха. Свет почему-то уже работал, якобы он сам отключился, и сам включился. Про миксер мы так и не вспомнили. Открыли вино, разлили по бокалам. Я спросил: как она относится к адюльтеру? Она ответила, что не знает, кто это. Ну тогда за него, предложил я, и мы чокнулись. (как ни старался, я всё равно посматривал вниз, и видел, что Лена постоянно о чём-то болтает с Толей и практически не обращает на меня внимания). На вопрос, с чего это она вдруг решила заняться готовкой, она ответила, что Александр, мой друг и её муж, забыл оставить ей карту, а наличных, чтобы заказать еду ей не хватило - в общем банальный трёп. Я сказал, что у меня с собой только вино и колбаса. Она взглянула на меня, но увидев, что с собой у меня ничего нет, обнажила свои белоснежные зубы. Дальше всё пошло как по маслу. Её халат на полу, под которым предусмотрительно ничего не оказалось, мои трусы мы потом еле нашли под кроватью, и два часа беспамятства. Честное слово, впервые в жизни я по-настоящему позавидовал своему другу. Что меня удивляло, опосля, она всегда вела себя так, как будто мы в самом деле чинили миксер, или ремонтировали раковину, говорила спасибо большое, ты меня спас, и провожала до дверей. И такие походы быстро вошли в привычку. Когда Александр снова куда-нибудь уезжал, я проводил время у него дома. Мне кажется я знал его квартиру лучше него, и не только квартиру, на чём я как-то чуть не прокололся. И у всей этой ситуации было только одно побочное действие – я не мог смотреть в зеркало. Я не мог смотреть в глаза человеку, который представал там передо мной. Иногда мне хотелось плюнуть. Но тот змей-искуситель, который постоянно тянул меня к ней, никак не разжимал своё жало. В конце концов, дело бы кончилось депрессией и запоем, в этом плане я профессионал, каких поискать, но ситуация разрешилась сама собой. Как-то Саша позвонил мне и сообщил, что разводится. На вопрос - что случилось - сказал, что спалил её со своим соседом. Он давно уже что-то подозревал и вчера, обманув её насчёт командировки, нагрянул вечером домой, где и застал свою развратную жёнушку с похотливым соседушкой. И знаете о чём я подумал в этот момент: спасибо моему начальнику, который попросил меня выйти в ночную смену, и на месте подлого соседа не оказался ещё более подлый друг. Что удивительно, после их развода я ни разу с ней не виделся. Она звонила и писала, предлагала встретиться, но я только отнекивался, пока она не перестала. Мне и не хотелось больше её видеть. Не знаю почему. Точно не потому что проснулась совесть, не потому что я вдруг стал другим человеком и пересмотрел свои приоритеты. Нет. Просто запретный плод слаще. И ещё: какого чёрта она спала с соседом?!
Я закончил. В зале раздались не слишком бурные аплодисменты. Я посмотрел на Якова Петровича, но по нему не было ясно, доволен он или нет. Выражение лёгкой прострации с долей пофигизма на его лице не улетучивалось даже в самой экстремальной ситуации. Я взглянул вниз на Лену – по-моему впервые с тех пор как я вышел на сцену, она обратила на меня внимание.
- Дорогие друзья, уважаемые зрители, коллеги! Прежде чем предоставить эту сцену для следующего выступающего, я хотел бы воспользоваться случаем и обратиться не ко всем вам, а к одному, очень дорогому для меня человеку. Лена, Леночка. В последнее время я долго думал о себе, но ещё больше я думал о нас, и понял, что я не представляю себя, свою жизнь без тебя. Я хочу быть твоей поддержкой и опорой, я хочу любить тебя и окружить вниманием и заботой, хочу добиваться новых побед в твою честь. И просто хочу, чтобы ты всегда была рядом. Поэтому, Лена, ты будешь моей женой?
Сначала в зале бурно захлопали, но затем всё замерло. Не слышно было ни шороха, ни вздоха, зал превратился в один пристальный взгляд, который был обращён на Лену и ждал её ответа. Она встала, посмотрела на меня, потом оглянулась вокруг, скрестив руки в замок и нервно сжимая пальцы, которые за несколько секунд побелели.
- Жень, прости, я не знаю. Я пока не могу сказать да. Не знаю. Прости, Жень, нет. Я скажу нет. – и в конце фразы она почему-то посмотрела на Толика.
Не знаю, что у меня творилось в голове в этот момент, но уловив этот её взгляд, я кинул в Толика кольцо и бросился на него со сцены. Повалив его на пол, я стал яростно бить его кулаками, потом начал душить. Он пытался сопротивляться, но атака была слишком неожиданной, чтобы он мог в этом преуспеть. Не знаю, что происходило в зале, помню только, что Лена начала кричать, кто-то сзади стал хватать меня за руки, потом меня оттащили и увели в туалет.
Потом я оказался в кабинете у худрука.
- Евгений, вы идиот! Что вы наделали? Вы сорвали капустник, избили ни в чем не повинного человека, перепугали зрителей. Вы поставили под удар репутацию нашего театра. Если это попадёт в газеты, полетит не только моя голова. И всё из-за чего? Из-за того, что вам сказали нет? Когда вы решились на этот шаг, вы должны были понимать, что вероятность того, что откажут, тоже имеется. Я не знаю, что с вами делать, Евгений! Тут не просто выговор, тут увольнение по статье. Посмотрим ещё, что вы наворотили с Анатолием, если он решит написать заявление, я не стану его отговаривать.
Скорую, которую вызвали для Толика, отпустили, кроме пары фингалов под глазами и разбитой губы, с ним всё было в порядке. Он даже не сорвал съёмки, которые у него были через две недели. Если бы они сорвались, уверен, он бы меня не простил. Как потом выяснилось мой взрыв ревности был абсолютно не обоснован.
В итоге меня не уволили, дело ограничилось выговором. Грандиозного скандала из всей этой истории не вышло, видимо, не такого мы высокого полёта птицы, чтобы мусолить эту драку в прессе. В театре меня с тех пор называют «Мистер Нет». Я не обижаюсь.
Ну и самое главное. Было уже совсем поздно, когда я подходил к своему дому и увидел возле детской площадки знакомую фигуру. В голубом сарафане возле качелей стояла Лена. Я подошёл. Я не знал, что сказать. Слишком много за этот день всего произошло. Всё, на что я был способен, это просто смотреть в большие, выразительные зелёные глаза. Она помолчала минуту, а потом сказала:
- Что смотришь? Я согласна. 
- Ну пиз..ец! – вырвалось у меня.