В застойные годы в стране практически ничего не происходило, а если и происходило, то контролируемые партией пресса, радио и телевидение не пропускали ничего, что могло бы возбуждать терпеливый советский народ. Цены были стабильные, народ безмолствовал. С появлением перестройки и гласности изменения становились всё заметнее, но это касалось, главным образом, общественных процессов, Академия наук оставалась неколебимой твердыней, последним бастионом. Первым заметным изменением в ней было появление новой тарифной сетки. Вместо прежних двух научных должностей – младшего и старшего научного сотрудника – вводились новые должности ведущего и главного, помимо простого инженера, старшего и главного появилось деление инженерных должностей на категории. Всем было понятно, что финансовые потоки, питающие науку, остались прежними, поэтому никому не следует ожидать немедленного прибавления к зарплатам. Остаётся формальная процедура переаттестации сотрудников на более подробную сетку, но это порождает и робкие надежды на какие-то перспективы в будущем.
Для переаттестации сотрудников института была создана специальная комиссия, в которую вошли, большей частью, руководители подразделений. По не совсем понятной причине, в эту комиссию включили и Петрова. В целом, он был доволен, потому что, заслушивая отчёты научных сотрудников и технического персонала, он узнал много для себя нового не только о конкретных сотрудниках, но и обо всех направлениях деятельности института. Самыми интересными ему показались два эпизода.
В Институте математики уже семь лет существовала группа, возглавляемая доктором наук Варварой Степановной Широковой. Группа это была небольшая – всего пять сотрудников, а занималась она... измерением тяжести теплоты. Когда Веня из отчёта руководителя услышал название этого научного направления, он решил, что ослышался. Из реакции многих других членов комиссии было видно, что и они того же мнения, поэтому Варвару Степановну попросили пояснить более подробно, в чём же заключается, собственно, проводимая научная деятельность. Оказалось, если на точных весах взвесить, скажем, утюг, а затем нагреть его до высокой температуры и затем снова взвесить, разность показаний весов по оценкам Неймарка составит около трёх тысячных процента, до данным Михельсона это будет уже пять и семь тысячных, у Салливана – восемь и шесть сотых.
– У нас разработана собственная, оригинальная теория, объясняющая этот эффект, – продолжала руководитель гравиметрической группы. – Оригинальной является и методика измерений.
– В чём же оригинальность? – перебил вдохновенную речь скептически настроенный член-корреспондент Нифанов.
Скептической оттенок вопроса лишь подогрел энтузиазм Варвары Степановны. Она гордо подняла голову, как бы упрекая непонятливого чистого математика, далёкого от понимания глубинных тайн природы:
– Наши результаты, в отличие от зарубежных коллег, дают самую высокую точность измерений. Парадокас заключается в том, что, не имея достаточного финансирования, мы проводим измерения на относительно недорогих весах восьмого класса точности, зато делаем очень много измерений и проводим их статистическую обработку самыми передовыми математическими методами, что и позволяет достичь рекордной точности в оценке эффекта. Об этом мы докладывали прошлым летом на международной конференции в Осло.
– И что же, Вы все семь лет взвешиваете один и тот же утюг? – продолжал упорствовать в своём непонимании Нифанов.
– Ну, почему же только утюг, мы пробовали и другие предметы, – нисколько не смутившись, парировала Варвара Степановна.
При тайном голосовании комиссия решила, что семь лет гравиместрических экспериментов для Института математики вполне достаточно, и группу упразднили. Куда после этого делись экспериментаторы, никто толком не знал. Никто об их существовании не знал и до этого. Может быть, в этом и проявляется польза таких комиссий.
Второй персонаж запомнился гораздо больше, хотя с первого взгляда никто бы этого не мог предположить. Николай Огузков, под стать своей фамилии, был человеком некрупным и, можно даже сказать, невзрачным. Покатый лоб, крупные залысины, мелкие глазки-буравчики, – в общем, лицо типичного человека из народа, не обезбраженное излишками интеллекта. Однако, чувствовалась во всей его фигуре суровая уверенность в своей правоте. Такое случается, когда человек делает простую работу, не требующую сложного психологического выбора. Был он на ставке инженера, а по новой тарифной сетке претендовал на инженеры первой категории.
Когда председатель комиссии попросил кратко описать характер выполняемой работы, Огурков одёрнул пиджак, обвёл взглядом оценивающую его деятельность комиссию и твёрдо заявил:
– Попрошу членов комиссии, не имеющих допуска к секретным работам, покинуть помещение.
Как ни странно, примерно треть седовласых математиков, докторов и членов-корреспондентов покорно встала и с виноватым видом вышла из конференц-зала.
– Из Вашего представления, Николай Иванович, не совсем понятно, в каком подразделении Вы работаете, и кто Ваш начальник? – тихо спросил председательствующий.
– А нет такого подразделения, – спокойно отчеканил Огузков, – и подчиняюсь я непосредственно директору института.
Наступившая в зале тишина свидетельствовала, что комиссия заинтригована и ждёт пояснений.
– На свою должность я поставлен областным управлением КГБ и отчёт держу только перед этой государственной структурой, а работа моя состоит в том, чтобы предотвращать, – он поднял многозначительно вверх указательный палец правой руки, – возможные утечки служебной информации из института, в том числе и по компьютерным сетям.
С одной стороны, этой информации присутствующим вполне хватало, чтобы осознать всю важность работы Огуркова, но всех крайне заинтересовало, какими именно методами проводится такое предотвращение. Тень тайны витала над креслами пустого конференц-зала, поскольку комиссия сидела за длинным столом президиума, а в зале находился только один человек, но стоил он, судя по его словами, многих.
Доктор Смирнов всё же отважился спросить:
– Скажите, Николай Иванович, а что конкретно Вы делаете своими руками и, так сказать, головой? Это разработка аппаратуры, средств защиты информации, измерения?
– Я лично спаял плату, – прозвучал ответ.
Конечно, все математики когда-либо видели платы, возможно, по телевизору, а некоторые даже держали в руках, но информации было явно недостаточно, чтобы принять решение о первой или второй категории. А ведь есть и третья, хотя для человека с такими полномочиями она, очевидно, не подходила.
– Плату, это хорошо, но какова её сложность? Какая для этого требуется квалификация? Вы её сами придумали, сколько в ней, например, транзисторов или чего там ещё?
– Зачем сам? Схему прислали из министерства. Из Москвы. В такой работе самодеятельность противопоказана, есть инструкция, – с оттенком значительности протянул Николай Иванович.
Поскольку ясности такое объяснение комиссии не прибавило, поступило предложение провести группу членов комиссии на рабочее место Огуркова и показать результаты деятельности наглядно. Вот тут Веня, который считал, что знает все закоулки института, к своему удивлению, увидел совершенно незнакомую дверь, мимо которой многие годами проходили, не замечая, поскольку полагали, что это подсобная каморка, в которой хранят швабры и тряпки.
Наивные люди. Дверь, конечно, неприметная, потому что покрашена серой краской под цвет стен, но дверь была стальная, а вместо замочной скважины на ней красовался кодовый замок с колёсиками.
– Попрошу отвернуться, – приказал Огурков и набрал код.
Открытый дверной проём давал обзор совсем небольшой комнатки, в которой из предметов мебели помещался стол и стул. На столе водружён телефон из чёрного пластика с наборным колесом и видавший виды небольшой магнитофон «Астра». Между ними находилась плата размерами семь на пять сантиметров, содержащая четыре транзистора и некоторое количество конденсаторов и резисторов. С двух сторон платы грубо припаяно по паре проводов, одна пара шла на телефон, другая – к магнитофону. Радиолюбители называют такой непрофессиональный способ пайки «на соплях». Однако внимание членов комиссии было сосредоточено не на этом убогом устройстве. На их лицах явственно читалось: «Так вот какая сука нас всех подслушивает! Всех, в том числе и директора».
Когда все вернулись в конференц-зал, Огурков был удалён и началось обсуждение.
– Кто из вас, уважаемые коллеги, был его прежним начальником и мог бы дать квалифицированную оценку деятельности товарища Огуркова, – спросил председатель.
Встал начальник вычислительного центра института:
– У меня он работал. Я поручил ему обслуживание простейшей мини-ЭВМ «Электроника». По моему убеждению, квалификация Николая Ивановича не дотягивает до требований к должности простого инженера. Иначе говоря, он – человек, технически неграмотный.
Председатель комиссии подвёл итог:
– Не переживайте, коллеги. Решение комиссии является для директора лишь рекомендательным, голосование проводится тайное, так что голосуйте смело и непредубеждённо.