Рассвет осторожно вытягивал из-за подоконника –горизонта плоскую линзу головы, которая, казалось, едва держалась на придавленной тьмой тощей, хилой шее едва зарождающегося утра. Новорождённый отчаянно щурился и пытался окинуть близоруким взглядом всё вновь приобретённое, робкими, неумелыми движениями-шажками отжимаемое у ночи.
В саду и подступающем к нему почти вплотную густом подлеске невидимые вестники расцветающего утра уже наперебой сорили звонкими монетами голосов, бойко и разноголосо торгуясь друг с другом.
Ночь, опустив вуаль, с достоинством, присущим только ей одной, грациозно уходила на запад, не оглядываясь и не хлопая дверью, чтобы снова вернуться.