Утром следующего дня его разбудило деликатное покашливание. Странно, куда делся привычный рев сержанта Дженкиса и его пинки по заднице? Он осторожно приоткрыл правый глаз, ничего не понятно, вместо нар и осточертевшей шинели вместо одеяла, он лежит на свежем белье и укрыт настоящим пуховым одеялом. Он открыл левый глаз, и удивился еще больше – он находился в большой комнате, шторы были задернуты, и в комнате был полумрак.
- Однако любите вы поспать, - заметила странно знакомая женщина.
Он стал мучительно вспоминать, откуда знает эту женщину, поскольку не помнил, как очутился в этой комнате.
Женщина, поняв его недоумение, напомнила:
- Вы вчера привели сюда девочку, немую, а потом попросились остаться на ночь. Мадам Д. была так любезна, что разрешила вам переночевать. Мадам Д. приглашает вас разделить с ней завтрак. Сразу предупреждаю, живем очень скромно, сами понимаете, прифронтовой город, толпы беженцев, и цены на продукты взлетели просто ужас, да еще и ничего невозможно купить. Завтрак, к сожалению, скудный, однако чай еще довоенный, да и багеты, хоть и черствые, у нас имеются.
- Я могу помочь вашему горю, у меня в вещмешке есть пара банок говяжьей тушенки, которые с удовольствием поставлю на стол.
- О, - женщина зарделась и мечтательно вздохнула, - это будет так здорово! Мы уже забыли вкус говядины, теперь на рынке ее не купить.
Он наконец-то вспомнил эту женщину, это была служанка мадам Д., которая, едва он встал с постели, стала убирать постель.
Только сейчас он заметил, что рядом с ним, оказывается, спала какая-то девушка, разметав по подушке длинные серебристые волосы. Он встал вспоминать, откуда появилась в постели эта девица, еще одетая в его нательную рубашку. На проститутку она не похожа. Даже если девица пришла вместе с ним, что весьма сомнительно, но допустимо, оказался он здесь с девчонкой, но чтобы девица улеглась с ним в одну постель… Служанка, увидев эту девицу в постели рядом с ним, подняла бы такой крик, и побежала жаловаться к мадам Д.
Последняя предсказуемо выставила бы его с этой девицей с позором из дома. По ощущениям он с девицей не спал, а жаль, девица выглядит весьма привлекательной. Так откуда она? Ничего непонятно. Только почему служанка не видит девицу?
Служанка взбила подушку, и ее руки прошли сквозь голову девушки, словно та была призраком, сняла одеяло и стала поправлять простыню, и ее руки вновь свободно пронизали тело девушки. Нательная рубашка еле прикрывала верхнюю треть бедер девицы, оставляя открытыми соблазнительные длинные стройные ноги. Он облизал языком мгновенно пересохшие губы. Хороша девица, ох, как хороша! Он не мог отвезти взгляд от ее соблазнительных округлых ног. Дурак он был, хотел, боялся и мечтал попасть в бордель, чтобы оживить в памяти тот потрясающий миг, который однажды испытал, еще на Острове, когда соседняя служанка решила соблазнить отчаянно краснеющего молоденького студента. Он, по правде, ничего не понял, а служанка потом больше не захотела близости, но остался в памяти тот короткий миг блаженства, когда женщина оказалась в его объятиях.
При этом каждый раз, когда она касалось девушки, по ее телу проскакивали искры, и тело девицы становились все бледнее и бледнее, словно собралось истаять.
Что за черт, он украдкой коснулся щеки девицы, та была теплая и осязаемая, и ее тело приобрело прежний вид.
Так не может быть, ошарашено подумал он. Почему он видит, а служанка в упор не замечает эту девицу. Он не верил в мистику, привидений. Мир материален, это краеугольный камень его образования, вбитый розгами педантичных учителей. Теперь эта крепкая вера дала трещину, и столбы, подпиравшие прежний простой и такой понятный мир, вдруг зашатались и грозили вот-вот рухнуть. Что за чертовщина! Выходит, правы авторы мистических романов?
Впрочем, простому солдату думать противопоказано, даже с будущей одинокой лейтенантской звездой. Пусть думают другие, чьи погоны ломятся от звезд.
Он провел рукой по лицу и охнул. Как больно! В зеркале отразилась его сонная физиономия с носом сливой, распухшими губами и ободранной щекой. Где это он так приложился. Ничего не помню!
В столовой за столом сидела хозяйка, словно проглотившая деревянный метр, и девочка. Мадам Д. была тщательно причесана, в утреннем капоте, на длинной морщинистой шее нитка жемчуга.
На столе были три фарфоровых чашки с жиденьким чаем, место сахарницы вазочка с темным вареньем и тарелка со вчерашними, как изящно выразилась служанка, тонко порезанными багетами. На вид багеты были явно недельной давности. Очень скромный завтрак, в окопах все-таки кормят сытнее. Он достал из вещмешка две банки говяжьей тушенки, банку овощных консервов и полбуханки хлеба. Все это он собирался привезти домой, обрадовать родителей, но раз не судьба, оставим мадам Д.
Пусть порадуются.
Будем надеяться, что его продукты будут верным ключом к ее сердцу, и он хоть на время избавится от девчонки. Черт, еще же там другая неизвестная девица осталась в комнате. Вот влип, так влип.
При виде такого богатства на щеках мадам Д. появился слабый румянец, а служанка всплеснула руками:
- Какое богатство! У меня осталось немного картофеля, и я сегодня приготовлю такой суп, какого мы давно не ели!
Мадам Д. строго посмотрела на служанку, и та, не забыв забрать его дары, удались на кухню, и там стала обиженно чем-то громыхать.
Он придвинул к себе чашку и сделал первый глоток.
Чай по вкусу напоминал мокрый веник, который заваривают, чуть ли не в десятый раз.
- Этот чай привез мой муж из Индии. Я его пью очень редко, когда ко мне приходят гости, - с грустью произнесла мадам Д. – Сейчас так редко ходят в гости. Кстати, вам понравился чай? Это настоящий дарджилинг!
Он бы предпочел большую кружку кофе. Сошел бы и американский растворимый порошок, который стал поставляться в части. Кружка была в вещмешке, а кофе… Здесь явно нет кофе. Но за чай надо мадам Д. поблагодарить:
- Чай просто превосходный, такой аромат и вкус! Поверьте, ваш чай не уступает тем, что продают на благословенном Острове!
- Вы маленький лжец! – строго сказала мадам Д.
Он поперхнулся, а девчонка, сидевшая рядом, насмешливо фыркнула. У него зачесались руки, так захотелось дать ей затрещину.
- Простите, что вы сказали? – недоуменно спросил он.
- Вы маленький лжец, - повторила мадам Д. и впилась в него взглядом. – Чай просто отвратительный, моя служанка его заваривает, наверное, в десятый раз, и подмешивает в него листья смородины, вишни и малины. Но вкусом этот чай, - мадам Д. отодвинула чашку,- напоминает веник. Иногда мне кажется, что моя служанка берет новый веник, и прежде чем его пустить по назначению, заваривает его как чай.
Точно я угадал, непонятно чему обрадовался он. Однако мадам Д. настоящая стервоза! Зубки у нее острые. Он уже пожалел, что оставил у нее две банки тушенки и банку овощных консервов. Сам бы схарчил, или отдал бы этой мелкой стервочке, что насмешливо фыркает на него. Пусть бы поправилась, такая худющая.
Из кухни вылетела служанка, она подбоченилась и грозно заявила мадам Д.:
- Я веники не завариваю! Что даете, то и пьете! Не нравлюсь, - сегодня же уйду! Ноги моей здесь больше не будет!
Он и девчонка переглянулись и уставились на мадам Д.
Та, как истинная аристократка, пропустила мимо ушей гневную тираду служанки и только негромко сказала:
- Мари, вы обещали сварить чудесный суп. Идите и занимайтесь приготовлением!
Последнюю фразу мадам Д. произнесла со сталью в голосе. Служанка, неожиданно всхлипнув, пробормотала:
- Да, мадам, простите меня, мадам, - и тихонечко удалились на кухню.
- Вы не ослышались, мой юный союзник, я назвала вас маленьким лжецом. Но я не хотела вас обидеть. Просто этот чай уже давно не тот дарджилинг, мой муж провел много лет на востоке, он привык пить чай и приучил меня, и я теперь каждый раз страдаю, когда приходится пить такой чай. Увы, война, но я благодарна вам за вашу маленькую ложь. Однако вслед за вашим словами я мгновение поверила, что пью настоящий дарджилинг. Но у меня – к сожалению – несносный характер, я себя ругаю и ничего не могу поделать. Я не выношу ложь.
Он удивленно уставился на мадам Д.
Чтение Теккерея и Диккенса приучило его к тому, что все аристократки неисправимые лгуньи. Живущие ложью как божественной молитвой.
Чашка к его немалому облегчению, показала донце. Он не постеснялся съесть три бутерброда. Он здесь оставил целое богатство, так чего ему стесняться.
Девчонка тоже отставила чашку в сторону. Он уже приподнялся, чтобы встать из-за стола, но мадам Д. остановила его:
- Что вы думаете делать с этой девочкой?
Он пожал плечами:
- Отведу на станцию, пусть решает начальство, куда ее определять.
- Вам её не жалко?
Он посмотрел на девчонку. Та сидела, как нахохлившийся воробушек и переводила взгляд серых глаз с него на мадам Д.
- Жалко, - неожиданно признался он. – У меня была соседка, и эта девочка так похожа на нее. Говоря так, он сильно кривил душой, соседка была толстой и несносной, и ее часто колотили, а она бегала и жаловалась родителям.
- Вы не хотите ее оставить девочку себе?
Он поразился:
- Куда? Я ведь солдат, и не могу таскать ее за собой в обозе. Меня снова могут послать на фронт, а там, - он махнул рукой, - многое может случиться.
Девчонка неожиданно положила голову ему на руку. Хвост длинных серебристо-серых волос рассыпался по табачному рукаву куртки. Он тут же вспомнил о девице, оставшейся в комнате. Пока они тут мило беседуют, та уже могла умереть от голода. Впрочем, не о том у него голова болит.
Неожиданно мадам Д. жестко заявила:
- Я напишу командиру полка. Пусть накажут этого офицера, вы посмотрите, она же полукровка, а наша семья имеет большую родословную. Кроме того, у нее такой дефект, она немая, а в нашей семье всегда хорошая наследственность. Еще посмотрите на ее уши и сравните с моими ушами.
Он внимательно посмотрел на девочку, до этого как-то некогда было ее разглядывать. Сегодня она была без платка. У нее была фарфорово-смугловатый цвет лица, огромные серые глаза, маленький носик и ротик, высокие скулы и острый подбородок. У нее были маленькие заостренные ушки с приросшей мочкой, как у маленького хищного животного.
Девчонка сидела, нахохлившись над нетронутой чашкой чая.
Да, признал он про себя, у мадам Д. действительно аристократические изящные уши с небольшими мочками, в которых дрожали маленькие капли бриллиантов.
- Я понял, что вы не собираетесь оставлять эту девочку у себя? – уточнил он.
Мадам Д. неожиданно смутилась:
- Право, мне жаль, но у меня нет такого родственника – майора Ф. Возможно, что в другое время я бы оставила девочку у себя, но сейчас настали слишком трудные времена, и я не могу взять её на попечение. Поэтому я вынуждена повторить, чтобы вы забирали назад эту девочку. Единственное, что могу для нее сделать – это дать ей игрушек, которые остались у меня после племянниц.
Мадам Д. попыталась погладить девочку по голове, но та, недовольно дернув головой, выскочила из-за стола и выбежала из столовой.
- Ах, - расстроено произнесла мадам Д., - она еще дурно воспитана и ей не привили хорошие манеры.
- Прошу нас простить, - ему стала надоедать эта чопорная мадам Д., - что невольно потревожили ваш покой. Еще раз прошу меня простить. Мы сейчас покинем ваш дом.
Он вышел из столовой. Девочка ждала его в коридоре.
- Пойдем собираться, - он взял ее маленькую ладошку. – Нам здесь не особенно рады, поэтому пора и честь знать.
К ним подошла служанка и тихо прошептала:
- Прошу простить мадам Д. У нее на фронте недавно убили мужа, а до этого пропал без вести младший сын. Старший сын в тяжелом состоянии лежит в госпитале. Врачи говорят, что если и выживет, навсегда будет прикован к инвалидной коляске. Она никому не показывает свое горе, но в последнее время стала просто невыносимой. Я сама порывалась несколько раз уйти от нее, но так жалко, ее, бедняжку.
Он удивленно хмыкнул. До этого мадам Д. казалась ему настоящей мымрой, теперь понятны ее перепады в настроении.
- Жаль мне девочку, я бы с радостью оставила ее, сиротинушку, - продолжила служанка, - но мадам Д. в последнее время так ожесточилась на весь белый свет, что никого не хочет видеть, даже своих родственников. Она целый день проводит в своей комнате, сидит и смотрит в одну точку, даже не плачет. Я ее просила поплакать, так будет легче, а она – настоящие аристократы никогда не плачут и не показывают свое горе. Вот так – сидит и смотрит, смотрит и смотрит. Я уже пугаюсь, она похудела, высохла и стала превращаться в непонятно что, а до этого была такая миленькая. Впрочем, что я все время о хозяйке. Куда вы поведете девочку?
Он пожал плечами:
- Откуда взял, - туда и верну.
- Вам ее не жаль?
Он тяжело вздохнул:
- Ваша мадам Д. уже задавала этот вопрос. Жалко, но я просто солдат, поэтому лучше не спрашивать о таких вещах. Пусть думает начальство. Наверное, есть приюты для детей.
Служанка погладила девочку по голове, и та доверчиво, словно щенок, прижалась к ней.
- Ох, как не хотелось такую красотку отдавать в чужие руки. Посмотрите, какая она хорошенькая! Пропадет ведь ни за грош. Давайте так, я адресок дам, если у вас не получится пристроить девочку, отведите её туда. Там хорошая семья, девочки - близняшки, думаю, не обеднеют, и третью смогут прокормить, еще и лишние руки в хозяйстве не будут помехой. Если решите отвести девочку к моим знакомым, постарайтесь тогда и продуктов раздобыть. Тогда вам точно будут рады.
Он усмехнулся про себя крестьянской жилке служанки, вроде и доброе дело делает, заодно и рабочие руки нашла, еще и дешево, за одну кормежку. Впрочем, сейчас такие времена, многие бы сочли за счастье работать практически даром за кусок хлеба и кров над головой.
Разумеется, он поблагодарил, и адресок взял, может действительно пригодится. Еще после слов служанки о том, какая девчонка красотка, он внимательно, пожалуй, в первый раз после того, как взял ее за руку и повел сюда, к мадам Д., внимательно осмотрел девчонку.
Она была довольно высокая, худющая, но это не страшно, со временем мясо нарастет и округлится в нужных местах и будет цеплять своими округлостями мужские взгляды, а пока несуразно длинные руки и ноги, руки болтались отдельно от туловища, словно были приставлены к нему, но не синхронизированы с его движениями, ноги цеплялись за предметы, попадающиеся на пути, а выглядела гадким утенком, с большим потенциалом, уже ее лицо, пока полудетское, но притягивало взгляд. Еще год – два, и горе будет тому, на ком она будет проверять действие своих юных женских чар.
Служанка перекрестила девочку и повела её собираться, а он вернулся в пока еще свою комнату, что через мгновение перестанет быть его, и скоро его запах выветрится отсюда, а из зеркала в призрачные неведомые дали уйдет его отражение-двойник.
На кровати продолжала спать девица. Увидев ее снова, он закатил глаза и застонал. Честно, он был бы несказанно рад, если бы за время его отсутствия девица бы испарилась, растворилась или вылетела, как птичка, в окошко. Нет, в большое окно, здесь оно такое огромное. Однако девица и не подумала осчастливить его своим уходом по-островному, без прощания, она продолжала бессовестно дрыхнуть, а это значило, что ему на шею пыталась запрыгнуть и свесить ножки еще одна серьезная проблема. Ладно, девчонку он сдаст на вокзале, а куда денет девицу-странницу, которую он видит и ощущает, а служанка не только в упор не увидела, да и не ощутила. Воистину, на фронте легче, отвечаешь только за свою бедную задницу и стараешься не уколоться ею о вражеский штык. Черт бы побрал капитана с его предложением послужить в военной полиции. Нет, надо начинать с себя самого, зачем ему сдались лейтенантские погоны? Честолюбие заело? Смерть, как он убедился, великий уравниватель, ей без разницы, чью жизненную линию перечеркнуть, хоть генерала, хоть солдата. Впрочем, он не видел, как убивают генералов, а солдат – насмотрелся на всю оставшуюся жизнь, только неизвестно, будет ли она длинной и завтра прервется.
Но как не стенай, девица во всей своей дерзкой красе лежит и бессовестно дрыхнет. Он невежливо толкнул ее в плечо. Та, словно ждала его толчка, открыла огромные глаза, в них плеснулся страх, и она, мгновенно завернувшись в одеяло, отскочила к стене и что-то гортанно произнесла.
Он не уловил ни одного знакомого слова и развел руками:
- Не понимаю.
Девица опять что-то взволнованно спросила, но он пожал плечами. Интересно, долго они так будут переговариваться? Его за дверь выставляют, а он не знает, как сладить с этой девицей. На его счастье, в комнату влетела девчонка, которая, увидев, что девица встала, подбежала к ней и крепко обняла, и обе синхронно захлюпали носами. Он смущенно отвернулся, он не переносил женские слабости и слезы.
Хлюпанье за спиной тут де прекратилось, а по комнате вихрем стала метаться девчонка, собирая одежду девицы. Одежда оказалась кое-как вычищена, и девица, шипя и охая, сумела одеться, но вот как ей было выйти в ней на улицу? Здесь девушки не щеголяли в мужских брюках. Разве что суфражистки пытались примерить на себе мужского покроя одежду. Он помнил, какой крик подняли газеты по поводу этих суфражисток, которые попирают устои общества.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ