Серафима. Часть четвёртая

Ирина Белоусова-Павленко
     Вначале Вадим Павлович решил никогда больше не возвращаться к этим событиям ни мысленно, ни, тем более, действенно. Но когда он об этом стал говорить Анжеле Владимировне, прося у неё прощение за случившееся, молодая женщина разрыдалась, стала говорить, что она всю жизнь мечтала о таком, как Малышев, а если их связь прервётся, то она уволится с работы и, вообще, он разобьёт её сердце.  Сцена закончилась объятиями и поцелуями, а для Вадима Павловича наступила новая, двойная жизнь. Временами он испытывал глубочайшие муки совести, ему было стыдно смотреть в глаза Серафиме, Ольге, но эта запоздалая страсть настолько захватила мужчину, что он не в силах был с нею совладать. Потребность видеть Анжелу ежедневно, касаться её рук, её упругого молодого тела, целовать её сладкие губы, обуяла Малышевым настолько, что он сходил с ума, если вдруг предмету его обожания необходимо было отсутствовать по делам издательства день или, не дай бог, два. Анжела увидела, что Вадим крепко попался на крючок, и вертела им с превеликим удовольствием. Через год она осмелела настолько, что стала выписывать себе что-то типа премиальных, считая, что имеет на это полное моральное право, хотя босс Анжелу никогда не обижал в этом плане, да и на дорогие подарки был не скуп. Малышев видел эти невинные макли, но только горько усмехался в усы и ничего не предпринимал.
   Тем временем, учёба Ольги подошла к концу, отец, в качестве подарка, приобрёл для неё тур по Франции, чтобы дочь в полной мере смогла насладиться зодчеством французских архитекторов. Ольга насладилась сполна и домой вернулась не одна - за ней увязался француз-галерист, Эжен Мантен. Он влюбился в девушку с первого взгляда и, чувствуя, что может потерять Ольгу навсегда, решил сопровождать её в Россию с тем, чтобы попросить у родителей её руки. Отец не знал, как реагировать на этот финт дочери, зная её непостоянство, тем более, что Эжен был старше Ольги на целых пятнадцать лет. Но тут Вадим Павлович вспомнил о своих отношениях, в которых он был старше на двадцать лет, и не стал препятствовать свадьбе дочери. А Серафима была на всё согласна, лишь бы Олюшке было хорошо и девочка была счастлива. Устроив пышное бракосочетание дочери с Эженом  Вадим Павлович решил устроить себе недельный отпуск перед долгой разлукой с дочерью. Ещё он как-бы брал тайм-аут в отношениях с Анжелой, пытаясь до конца разобраться в своих чувствах. Это была неделя не только "мильёна терзаний", но и неделя блаженства. Вадим Павлович всецело окунулся в семейную атмосферу: они, как раньше, подолгу сидели за обеденным столом, много смеялись. Даже Антон с Аней навещали отчий дом несколько раз в течение этой недели. Настроение у всех было приподнятое, а Серафима порхала, как на крыльях, стараясь всех накормить и удивить своей вкусной стряпнёй. Больше всех её изыскам изумлялся и пел дифирамбы Эжен, очень вкусно облизывая и целуя свои тонкие пальцы, показывая насколько это божественно. В какой-то момент Серафиме показалось, что всё может вернуться на круги своя, что точка невозврата ещё не пройдена. у неё, как в молодости, светились счастьем глаза, они распахнулись в ожидании слов любви от Вадима и его дальнейших шагов навстречу. Но чуда не произошло. Как только Ольга с Эженом уехали во Францию, между супругами вновь выросла стена отчуждения, которая на этот раз была непреодолима.
   Вскоре после отъезда детей Вадим закрылся в своём кабинете почти на сутки. Это были самые тяжёлые сутки в его жизни. Для себя Малышев твёрдо решил выйти в мир, имея конкретный план дальнейших действий, план своей, и не только, будущей жизни. Он ходил по кабинету, как загнанный зверь, порою стон отчаянья вырывался из его груди, он судорожно сжимал пальцы в кулак или обхватывал руками свою бедовую голову - он, действительно, не знал, какое принять решение, слишком много "за" и "против" фигурировало в обоих вариантах, а третьего Вадим Павлович больше не хотел Он устал врать жене, врать Анжеле, но самое главное, он больше не мог договариваться со своей взбунтовавшейся совестью, которая каждый день напоминала ему о том, что Серафима ради него и детей пожертвовала самым главным предназначением - своим материнским счастьем. Что все эти годы Серафима Андреевна безропотно везла груз домашних хлопот и проблем, в которые ему было так удобно не вникать, живя своей, отдельной, интересной и насыщенной жизнью, расплачиваясь за свой покой деньгами. В такие минуты Малышев чувствовал себя конченным негодяем и понимал, что пора положить конец этой некрасивой истории. Но стоило ему увидеть Анжелу, как все благие намерения растворялись, словно утренний туман после восхода солнца.
   Утром следующего дня Вадим спустился на кухню, где уже хлопотала Серафима, молча налил себе кофе и попросил жену присесть рядом. Несколько минут он молчал, не зная с чего начать этот тяжёлый и непростой разговор. Серафима всё поняла по тягостному молчанию мужа, поэтому, когда он заговорил, женщина непроизвольно съёжилась, будто над ней занесли кнут или палку. В её голове стоял такой звон от хлёстких  слов мужа, что Серафима не всё слышала, что он говорил, но смысл которых она поняла сразу. Серафима Андреевна, на удивление Малышеву, не заплакала, не стала кричать или ругаться, только посмотрела на него долгим взглядом своих красивых глаз, крепче сжала губы и молча поднялась в свою спальню. Вадим Павлович после ухода жены посидел в тишине некоторое время, затем набрал номер телефона Анжелы, сказал, что скоро приедет, навсегда приедет и тяжёлой походкой пошёл собирать вещи.
   Серафима же, закрыв за собой двери спальни, с рыданиями бросилась на кровать. Она плакала долго, навзрыд, пока слёзы не принесли ей долгожданного душевного облегчения и она не погрузилась в сон. Когда Серафима проснулась, на улице уже были сумерки. Женщина ещё немного полежала на кровати, прислушиваясь к тишине дома. Затем встала, прошла в кабинет мужа. Увидев там беспорядок поняла, что Вадим ушёл из дома. Ноги подкосились и Серафима вынужденно опустилась в кресло. Плакать сил больше не было, на душе и в мыслях были полное опустошение и растерянность. Она не знала, что ей делать дальше, как жить дальше одной, в этом огромном доме. Серафима сидела в кресле, словно парализованная, её мозг отказывался принимать нынешнюю действительность, она потерялась во времени и неизвестно, как долго пробыла бы в кабинете мужа, если бы не разыгравшаяся гроза, оказавшейся такой спасительной для нашей героини.
   Серафима стремглав выбежала на улицу. Сначала она стояла на крытой террасе, глубоко вдыхая свежие порывы ветра, потом ей этого показалось мало. Женщина вышла на мощёную садовую дорожку, раскинув руки и подставив лицо мощным потокам дождя. Ей казалось, что этот дождь смывает с неё нестерпимую боль, чуть было не разорвавшую её изнутри. Этот дождь забрал из неё казавшуюся вселенской скорбь, стал наполнять Серафиму энергией и силой, которая в дальнейшем поможет ей хоть как-то существовать. С тех пор Серафима Андреевна полюбила дождь. Для неё, как для всего растущего на земле, дождевые нити стали питательной средой, необходимой для выживания.
   Прошёл почти год с того дня, как Вадим Павлович ушёл в другую жизнь, а Серафима так и не научилась жить одна, жить для себя. А как можно жить для себя, оставшись одинокой в пятьдесят два года? У неё не было подруг, не было своих интересов, она ничего не умела, кроме заботы и любви, как её казалось, к своей семье. Редкие звонки Ольги не спасали положения, но Серафима была им безумно рада и счастлива от того, что её любимая девочка жила интересной и замечательной жизнью. Оля с Эженом жили на два дома, на две страны - у Эжена в Италии, в Палермо, было ещё одно поместье, о котором дочь с восторгом живописно рассказывала по телефону маме Симе. Ольга звала Серафиму к себе в гости, но та до сих пор не могла собрать себя в "кучу" и не готова была пуститься в дальнее странствие, хотя ей нестерпимо хотелось увидеть дочь.
   Вадима Павловича тем временем стало постигать разочарование, он понимал, что "влип" конкретно. Образ придуманной им Анжелой настолько разнился с оригиналом, что у него стали возникать вспышки гнева и агрессии, ранее совершенно не свойственные ему. Анжела, зная, что она далека от того совершенства, на которое рассчитывал и хотел бы видеть в её лице Малышев, старалась как можно скорее и значительнее пополнить свой банковский счёт. Вадим впервые в жизни столкнулся со столь откровенной наглостью, ложью, лицемерием и подлостью. Он привык с Серафимой жить честно и открыто, во всём доверяя друг другу, и думал, что эта норма жизни и поведения присуща всему человечеству. Ан нет, бывают, оказывается, и другие человеческие особи. Прежде он думал, что всем женщинам присуща и приятна забота и уход за своей семьёй, своим любимым мужчиной. В Анжеле Вадим Павлович встретил неприятное исключение из правил, и, вообще, чем дальше, тем больше он сравнивал обеих женщин и, практически всегда, эти сравнения были не в пользу его нынешней пассии.   Малышев стал угрюмым, раздражительным, всё чаще его посещало желание уйти от Анжелы, порвать эти нездоровые отношения раз и навсегда. Услышав, что Серафима собирается в гости к дочери, в голове мужчины созрел план. Поэтому, как только Серафима Андреевна покинула родные пенаты, в них тут же вернулся Вадим Павлович.
   А Серафима с некоторой опаской, но с большим наслаждением и энтузиазмом постигала красоты мира. Она впервые попала в Италию, впрочем, как вообще за границу. Её восхищало и удивляло всё увиденное, съеденное и выпитое. Красочные пейзажи, словно сошедшие с полотен, будоражили восприятие и радовали глаз. Восторженные возгласы Серафимы Андреевны умиляли Эжена и успокаивали Ольгу. Это было свидетельством того, что женщина полностью исцелилась от душевной травмы. Мало того, в одном из местных ресторанов на Серафиму положил глаз немолодой его владелец Марио. Он осыпал Серафиму комплиментами, цветами, фруктами и конфетами, таскался за ней по пятам, как влюблённый школьник, устроил двухдневное романтическое путешествие по Средиземному морю, возил её в Венецию, чтобы прокатить на гондоле. Марио ради Серафимы был готов на всё. А женщина смотрела в его чёрные, бархатные, как южная ночь, глаза и заливисто смеялась, смеялась легко и от души, как никогда прежде. К ней, действительно, возвращались желание и жажда жизни. Серафима Андреевна чувствовала себя расколдованной принцессой и видела, что весь мир, ставший поистине сказочным, был у её ног, и она опять полюбила яркое солнце. С таким настроением женщина через месяц возвращалась домой, в Россию. Марио ей сделал предложение, и она попросила неделю на размышление, хотя уже успела привязаться к этому удивительному человеку. А дома её ждал сюрприз.
   Вадим Павлович, знавший день приезда Серафимы, решил устроить ужин при свечах. С помощью Валентины дом был празднично украшен, стол красиво и вкусно сервирован.  Вадим, как ни когда, волновался и боялся предстоящей встречи, продумывал речь, подбирал нужные, как ему казалось, в данной ситуации слова. Кажется, Малышев предугадал всё, но вот открылась входная дверь, вошла Серафима, посмотрела на происходящее равнодушным взглядом и прошла в свою спальню. Эх, если бы всё это, да месяцем раньше, а теперь... А что будет теперь?!!

   Волгоград     Сарепта                06.07.2015г.