Встав до марева, Петр Константинович вышел во двор. После дождя запах скошенной травы в вперемешку с густым дубовым и ветреным кленовым, вызвал бег по замкнутому кругу мурашей. Пес удивленный раннем выходом хозяина, высунул из будки заспанною морду с немым вопросом «Ну ты все? Или почешешься и в дом!?» Петр Константинович потянулся смачно, с хрустом , открыв рот от напряжения.
Шершень спасался от воробья, который чувствуя голод, вел себя как заправский хищник, добыча уходила и это его бесило. На пути мечущегося шершня, оказался открытый рот Константиныча.
От влетевшей в рот, какой то большой срани, Петр Костантинович закашлялся и с испугу, совершенно не ожиданно для себя пернул так, что зазвенела собачья миска, сиротливо ждавшая своего утреннего заполнения.
Большой грозный пес не любил петарды, поэтому выскочив из будки, ошалевшим взглядом уставился на хозяина «Что за нафиг! Разве уже новый год?!», был задан немой вопрос.
Петр Константинович, по старой военной привычке, в любых обстоятельствах держать все под контролем, увидел краем глаза соседа, которому то же не спалось, и он вышел во двор, хлебнуть «кислороду».
«Псина! Ну ты даешь! Так откровенно портить воздух, да еще с грохотом. Соседей ведь перепугаешь зараза!» С такими словами Константиныч, косясь взглядом на соседа, погрозил пальцем собаке.
Сосед в это время присаживался на ступеньки деревянного крыльца и уже практически приступеневшись, задница соседа не выдержала создавшегося напряжения и произвела такую руладу, усиленную как сабвуфером ступенями, что пердеж Костантиныча, можно было засчитывать как просто пук.
В это время на крыльцо вышел шестилетний внук соседа. Подскочив как ужаленный от произведенного звукового эффекта сосед, глядя в сторону Константиыча, а большим пальцем правой руки, зажатой в кулак, указывая на внука, произнес «Вот блин. Маленький, а говнистый!»
Наконец поздоровавшись друг с другом, каждый гордо удалился к себе домой. На улице остались пес и внук, оба так и не поняли, что произошло.