Медиумический рассказ, записанный при помощи "яснослышания".
Это было осенью. Она заболела: кашляла очень сильно из-за простуды, температура была невысокой, но болезнь брала своё. В конце концов доктор посоветовал лечь в больницу. Там и пригрезился ей сон: будто идёт она по мягкому полю, ноги проваливаются по колено, а ступни сжаты посредине до боли и щелчка, от которого девушка проснулась. Боли не было в ногах, сон уходил куда-то, оставляя след неизъяснимой тоски. Так проходил последний вечер её земной жизни. В полночь её не стало. Побледневший врач не отходил от тела, искал причину столь внезапной кончины молодой девушки.
«Конечно, – думал он, – пациентка была нездорова, но не бредила, ясно разговаривала со мной, смеялась моим шуткам – произошло нечто».
В этом он уверился, когда вскрытие показало рубцы. Такие рубцы бывают после тяжёлых недугов воспалительного свойства, но девушка не болела так тяжело на его памяти, а он лечил всё семейство и считал – успешно. Сейчас нужно всё сопоставить и вынести вердикт самой болезни и себе, как врачу, лечившему пациента и не разобравшемуся с причиной, вызвавшей смертельный недуг.
«Лёгкие старухи, ни одного живого места. Как дожила до таких лет? Спросил бы я, если б не знал, что это молодая девушка».
Другие органы были в менее плачевном состоянии, но так же не соответствовали возрасту.
Эта история запомнилась, но было и продолжение. Доктор, занимавшийся частной практикой, вдруг куда-то исчез. Не было его, по крайней мере, несколько месяцев, вернулся и снова исчез, не давая о себе знать. Через год вернулся облысевшим, с животом старого и больного человека. Друзья не узнали, думали старый пройдоха захотел позабавиться. Вот что рассказал стареющий доктор:
"Со дня смерти той девушки я спать не мог, разгадывая загадку: старые органы у молодой особы; ни одной морщинки на лице, а органы состарились в мгновенье ока. Захотел узнать всё о ней. Родителей тревожить не стал: убитые горем, они не стали бы копаться в расследованиях смерти дочери, однако и к ним пришлось наведаться. Всё по порядку.
Я не мог успокоиться: в моей практике впервые, хоть не стар годами, но работаю много, вскрытие, если нужно, провожу сам. Всегда нахожу причину смерти пациента, только тогда успокаиваюсь – сделал всё возможное, но не в этот раз. Девушка была прелестна, но мне, её врачу, видны были только лёгкие, хрипы и кашель, мучившие её несколько недель. Сопоставив все обстоятельства, я пришёл к выводу – её отравили. Кто? Оставалось выяснить. Говорить о расследовании не стал: боялся – обвинят меня. «Девушка давно в земле, родители горюют, а доктор ищет виноватого», – шутил я про себя. Нашёл, сам нашёл меня убийца девушки. Вот как это было.
- Молодой человек, – окликнул меня некто серьёзным голосом, лица у него будто не было, я не запомнил его напрочь, – остановитесь, дайте договорить.
Заподозрив неладное, я оглянулся.
- Что вам угодно, господин…?
- Обращайтесь со мной как со Львом Савельевичем.
- Очень приятно, Лев Савельевич, чем могу быть вам полезен? Я спешу, – добавил я и потянулся к часам.
- Ничего-ничего, я ненадолго вас задержу. Видите ли, господин Закутский, ничего в том нет, что вы ищите правду. Вы её найдёте. Честь имею.
Он исчез так же внезапно, как появился, то есть: я отвернулся и пошёл прочь. Только сейчас до меня стали доходить слова. Да это тот негодяй, что убил мою пациентку – он! Немолод, лицо осунулось или за тем, что я принял за лицо, было другое. Имя вымышленное – я не сомневался.
Вскоре меня пригласили: частная вечеринка, я холост – пошёл. Там я встречаю того человека среди гостей. Узнал меня он, я так и не запомнил его лица: подошёл, поздоровался.
- Не узнаёте?
Я наморщил лоб, он рассмеялся.
- Будет вам, с вашей профессией не помнить людей?
- Вы не мой пациент, я не обязан помнить. Лев Савельевич?
- Он, он самый, вот и свиделись.
Он взял меня под руку, и мы отправились к саду. По дороге мы активно здоровались с другими гостями и знакомили друг друга, если те не были знакомы. Это было несколько раз, и мы дружно посмеялись шутке.
- А что, господин доктор, хороши мы друг для друга, а?
Он не торопился начать говорить по существу, всё вокруг да около: поговорили о погоде, моде и только на замечание: «Как люди мрут». Я ответил:
- Лев Савельевич, вот вы сами начали и расскажите.
Он моментально перешёл на серьёзный тон.
- Вот здесь нас никто не услышит, присаживайтесь, я за вами.
Скамейка была холодная и с моей стороны мокрая, я отказался.
- Не стесняйтесь, вот здесь посуше.
- Нет, увольте, лучше пройдёмтесь.
Мы, только не под ручку, стали прохаживаться по единственной аллее сада, делая короткие замечания, из которых никто бы не смог ничего понять. Были ещё гуляющие: в доме было жарко и гости только прибывали. Мы раскланивались, вид нашей непринуждённой беседы не внушал опасений, однако миролюбивости мы не оказывали друг другу.
- Так вот вы кто? – я не стал таиться. – Мне известен результат вашей работы, не знаю только – зачем? Девушка молодая – это?
- Всё бы вам спешить, уважаемый доктор. Видите? Я почти старик. Мне зачем?
- Вам? Не знаю. Органы ваши не смотрел.
- Увы! Там то же, то же – уверяю, – он рассмеялся. – А знаете, сколько мне лет?
Я присмотрелся.
- Сорок – в лучшем случае. Шестьдесят – это так, по виду.
- Ну-ну, зачем так строго – шестьдесят, – его улыбка говорила: «А стоит ли тебе знать?» – Всё неверно. Сто шестьдесят нынче будет.
- Я доктор, не забывайте – натуралист, лоб не крещу – не верю.
- Зря. Верить надо. Хоть, вы правы, ума лишать себя за это не надо.
Глаза его смеялись, губы лишь шевелились, как будто рот не участвовал в разговоре. Я его ненавидел, разговор не представлялся мне полезным.
- Вот вы обвиняете меня, а я не сказал, что могу делать это, – он загадочно улыбнулся.
Понимаю, я вам сейчас неинтересен. Можем продолжить в другом месте, при других обстоятельствах.
- Нет, увольте, давайте уж сразу: я человек занятой.
- Ну, это, сами понимаете, не помеха. Не для меня, – он вздохнул.
В этот момент я понял – он теряет ко мне интерес. Из капризного мальчишки, я в его глазах превращался в скучного зануду.
- Я вынужден извиниться, слишком внезапно пришёл ответ.
- Это не ответ, это предложение.
Я с интересом посмотрел в глаза новому знакомому. Ни в бога, ни в чёрта я не верил, и в глазах ничего кроме усталости не обнаружил. Усталая улыбка в глазах.
- Говорите.
- С вами легко. Вот слушайте: сейчас я уйду, хозяйка уже знает, я захожу на минутку, а вы придите… вот пишу, – он достал карандаш, и на клочке бумаги нацарапал две буквы, – это вам, потом скажу, что надо делать, – и с поклоном удалился.
Вечер продолжался, я ещё немного посидел в гостиной и ушёл спать: утром ранний обход. Хозяйка мила, задерживать не стала.
Вот так два дня прошли в заботах. Вечером я развернул бумагу, посмотрел на буквы и исчез. Я знал, что меня нет. То есть чувствую себя, но меня больше не существует. Так было, пока я не вернулся. Что я всё время делал? Ничего, господа, ничего: меня нет и всё. «А что с этой разгадкой?» – спросите вы. Увы, господа, увы! Я такой же, как тот господин, буду жить вечно. Кто-то умрёт со стареющими органами, а мы жить будем – ничего для этого не надо, ничего. Я не убиваю: я доктор, а не палач, но кто-то умрёт, чтобы я жил, продолжал жить. Теперь мне пора. Всё что есть уйдёт, я приду и буду снова здесь".
Доктор сошёл сума – весть быстро разнеслась. Друзья хихикать перестали, как только поняли, что стали виновниками сей злополучной новости. Доктор пропал, теперь навсегда.
Прошло сорок лет. В городе появился кривой старик, один глаз плохо видел и, полузакрытый, он придавал ему зловещий вид. Старик рыскал в поисках… нет не души, а своих перчаток. В этом сумасшедшем никто не признал доктора, да и в живых не осталось из тех, кто слышал его рассказ.
- Вы не должны уходить так, не предупредив, доктор. Перчатки, что удумали? В следующий раз будьте осторожны.
Доктор смеялся беззвучным смехом, его смешила собственная выходка.
- И с глазом я хорошо придумал…
- Постойте, то ли ещё будет…
Вино разлито по бокалам, друзья довольны своими ребячествами.
- Завтра пойду я.
- Не могу не поддержать.
- И так, всегда вместе.
Мне не удалось с тех пор говорить с доктором: он между мирами живёт – рапита по-нашему.