Накануне Курской битвы санинструктора Анну Ломакину приняли в партию. От свалившейся ответственности Анна почувствовала себя старше лет на десять, а было-то ей всего 20 лет. В ночь на 5 июля 1943 года фронт загрохотал - началась великая битва. В эти дни Анна ходила в бой в составе танковых бригад. Под смертельным огнём санинструкторы двигались вместе с бойцами на броне танков, по ходу боя спрыгивали на землю, оказывая помощь раненым. Их было много - обожжённых, изуродованных, обезноженных. В открытом бою Анна была впервые. Поначалу, парализованная страхом, терялась, не понимая, куда бежать и кому первому оказывать помощь. Но долг толкал туда, откуда доносились стоны, порой вперемешку с отчаянным матом.
Вражеские танки волна за волной накатывались на наши позиции. Чёрный дым застилал солнце. Глаза слезились. Где ползком, где перебежками Анна металась от одного раненого к другому: ей казалось, что она была один на один со смертью. В одной из воронок обнаружила бойца-парнишку с красивым выразительным лицом – так выглядят юные боги или утончённые музыканты. Боец лежал в воронке, среди пыли, боль затаилась складкой меж бровей…
К концу дня Анна оглохла от грохота орудий, лязга металла, обессилела от смертельной усталости… Дымились обгоревшие машины с развороченными орудиями и сорванными гусеницами. От тяжёлого запаха крови мутило... Шатаясь, шла по полю в поисках раненых. Багровое солнце торопливо садилось за горизонт – даже ему было невмочь глядеть на нечеловеческие муки людей… Над степью клубились багровые облака, не предвещая ничего хорошего.
Ночью Анну вызвали на партсобрание… Была принята резолюция о том, что каждый защитник Родины должен стоять насмерть... Анна, прошедшая через непокорённый Сталинград, знала цену подобной резолюции. На следующий день она вновь была на передовой: ползла, скатывалась в воронку отдышаться и вновь бросалась вперёд… За два дня оказала медицинскую помощь ста шестидесяти бойцам и офицерам, а на третий день, получив осколочное ранение в предплечье, сама угодила в госпиталь. Это было её второе ранение. Вспомнилась Гришинская амбулатория как счастливый эпизод её довоенной жизни. Дурёхой была: боялась принимать роды! А ведь какое это счастье - держать новорожденного в руках: орёт, значит всё в порядке - лёгкие раскрылись! Увидеть бы хоть ещё разок счастливые глаза роженицы и буйную радость отца младенца! Женщины должны рожать, утверждая жизнь на земле, а мужчины не должны умирать!!! По щекам её катились слёзы, а кулачки сжимались… Скорее бы на фронт!
Красная Армия захлёбывалась кровью. Поредевшие на две трети полки отходили на переформирование, пополнялись сибиряками и вновь вступали в бой. Курская Дуга перемолола сотни тысяч человеческих жизней! Однако танковое сражение под Прохоровкой было ознаменовано салютом в Москве – это был первый Салют от начала Великой Отечественной войны! Ценою огромных потерь и нечеловеческих усилий с лета 1943 года Красная Армия стала диктовать фашистской Германии свою волю!
Послесловие
Анна Сергеевна Ломакина была моей соседкой , в День Победы мы непременно поднимали с нею фронтовые 100 грамм - и она рассказывала, рассказывала, рассказывала... "Нет ничего страшнее войны да старости", - говорила стареющая фронтовичка. И я посвятила ей повесть "Белые ангелы" и стихотворение "Санинструктор":
В бою не раз в глаза глядела смерти
Сестричка с медсанбата под горой.
Она спешила всё сама проверить:
А вдруг в воронке кто-нибудь живой?
… Боец лежал, рукой сжимая рану,
Откинувшись бессильно головой…
На скомканном листочке кровью:
«Мама…
Ты только не волнуйся… я живой…»
Сестричка шепчет: «Милый,
потерпите…»
Собрав кишки в растерзанный живот,
Похолодела: как же поступить ей?!
До медсанбата он не доживёт!!!
Лежал солдат в воронке среди пыли,
Боль затаилась складкой меж бровей,
И облака в глазах застывших плыли,
И где-то пел призывно соловей…
А санинструктор над бойцом рыдала,
Склонившись над кудрявой головой:
Она-то точно на сегодня знала,
Кто не вернётся никогда домой…