Жан-Пьер Колософф. Западня

Виктор Притула
 
 
   

Пномпень. 17 апреля 1975 года. 9. 15 часов утра (время местное)
 
   Чэня я узнал сразу. Его долговязая фигура слишком уж выделялась в людской толчее облепившей пномпеньский рынок Псатмай. Мне показалось, что он кого-то высматривает. Но вот кого?
   Не хватает только, чтобы и меня он заприметил. Возможно, это прозвучит очередной банальностью, но с Чэнем у меня старые счеты, которые начались еще в далекой отсюда африканской Биафре.
   Ну вот! Он все-таки разглядел меня в толпе взволнованных пномпеньцев, которые уже вторую неделю живут в ожидании пришествия "красных кхмеров".
   Улыбаешься, сукин сын. Теперь у тебя появился шанс расквитаться со мной. Но ведь и я не лыком шит. Это мы еще поглядим, кто из нас потеряет лицо.
   Сейчас, когда Пномпень все больше погружается в безнадегу поверженной в очередной раз столицы, здесь очень просто совершить убийство. Убить или быть убитым - вот в чем вопрос? Как не вспомнить старика Цунэтомо, утверждавшего, что путь Самурая - это, прежде всего, понимание, что ты не знаешь, что может случиться тобой в следующий миг. Поэтому нужно обдумывать днем и ночью любую непредвиденную деталь. Победа и поражение часто зависят от мимолетных обстоятельств. Но в любом случае, считал старый самурай Цунэтомо, избежать позора нетрудно - для этого достаточно умереть.
   Согласиться с этим я никак не могу. Самурайская этика хороша тогда, когда ты намерен бороться и победить, а умирать - дело последнее!
   Но что делает Чэнь в Пномпене? Неужели люди Кан Шэна все это время контролировали ход гражданской войны в Камбодже, обретаясь как среди формирований "красных кхмеров", так и генеральном штабе, а может быть и в политической полиции генерала? Впрочем, чему удивляться...
   Мои конфиденты из одной уважаемой пномпеньской триады, утверждали, что люди Кан Шэна уже давно и очень плотно контролируют почти все триады как здесь, так и в Сайгоне. Правда, подчеркивали, ПОЧТИ ВСЕ...
   Но все же не всех. Да, он точно узнал меня, и с ходу пустил ищеек по моему следу. Сразу пятеро китайцев со своими жалкими лотками и колясками незатейливо обтекли меня со всех сторон. Конечно, я мог бы раствориться в толпе, не будь я в своих пижонских белых джинсах и столь же ослепительно белой тенниске от "Лакоста". Идиот! Решил поразить Дитера белизной своих помыслов. Наверняка Дитер в черном, любимый цвет "SS" от Хьюго Босса. Черное и белое... Кретин. Дитер сейчас больше похож на "кхмер руж", если бы не его почти двухметровый рост.
   А, я, Жан, Пьер Колософф, - смешная белая ворона в этой разноцветной толчее вокруг рынка Псатмай. Краем глаза ловлю долговязую фигуру Чэня, одного из самых доверенных агентов страшного китайского чекиста Кан Шэна. Пожалуй, этот интеллектуал в очках пострашнее Дзержинского, Гиммлера, и даже моих далеких пращуров Малюты Скуратова и всемогущего князя-кесаря Федора Юрьевича Ромодановского ...
 
   Мне нужно было выяснить каналы, по которым пномпеньские триады поставляли людям Кан Шэна героин в обмен на оружие. Но не это было главным. Через китайцев из триады "Белый Лотос" я должен был выйти на важных лиц в окружении таинственного революционера Салот Сара, который, как считали мои боссы, был сейчас дирижером в этом кровавой пномпеньской оратории. Однако появление Ченя практически сводило все мои планы на нет.
   Для нас двоих в этом городе места не было.
   В эту минуту, чтобы обрести душевное равновесие я вновь обращаюсь к "Будосесинсю": "Напутствие вступающему на Путь воина" великого мастера Дайдодзи Юдзан:
   "Правильное и неправильное. Воин должен глубоко понимать эти два качества. Если он знает, как делать одно и избегать другого, он обрел бусидо. Правильное и неправильное - это не что иное, как добро и зло, и хотя я не отрицаю, что различие между словами незначительно, поступать правильно и делать добро считается утомительным, а поступать неправильно и делать зло - легким и приятным, поэтому естественно, что многие склоняются к неправильному или злому и не любят правильное и доброе. Но быть непостоянным и не различать правильное и неправильное противоречит разуму, поэтому тот, кто различает их и при этом поступает неправильно, является не самураем, а грубым и неотесанным существом. Причина тому - неумение управлять собой. Само по себе это может и не звучит так плохо, но если посмотреть глубже, мы увидим, что все идет от трусости. Поэтому я утверждаю, что самураю необходимо воздерживаться от неправильного и стремиться к правильному".
   Ну, держись Жан-Пьер! Как ты сейчас перейдешь от неправильного к правильному? Аван, мсье Колософф!