«Вода» под «твердью»
(Второй день творения)
1:08 И нарёк Бог твердь небом. И был вечер, и было утро: день вторый.
Мы уже упоминали о том, что «вода, которая под твердью» - это символ общественной жизни человека - социальных аспектов бытия «мыслящей материи».
Каковы же символические отличия «воды, которая под твердью» от «воды, которая над твердью»?
Ведь мы помним о том, что библейская поэзия символически заряжена! Особенно она символически напряжена в таких своих сюжетах, как Шестоднев…
Мы встречаемся здесь с очень простой, прямо-таки по-детски наивной символикой. И эта вот простота и наивность обеспечивают нравственную чистоту и полную прозрачность библейской поэзии для всех уровней понимания.
Убедитесь сами!
В еврейском тексте «небо» обозначено словом «шамаим». Оно дословно переводится фразой - «это место, где находится вода» или «там, где вода». И эта вода, очевидно, может пребывать в двух видах:
- в виде водяных паров или облаков, пребывая в глубинах самого неба - «вода, которая над твердью», символизируя ангельские силы и их незримое присутствие: невидимое, неощутимое, бесформенное - в индивидуальном мышлении «сознания». В молчании индивидуальной мысли;
- в виде тумана, росы и дождя, пребывая уже ниже неба - «вода, которая под твердью», символизируя то духовно-нравственное качество и животворно-энергийное действие, которым слово и дело оплодотворяют молчание мысли. Ведь именно словом и делом личная психика движет, можно сказать животворит, общество - социум.
Нельзя не признавать того, что движение бытия «мыслящей материи» связано с теснейшими отношениями личности и общества, индивидуума и социума. Оно напоминает круговорот воды, падающей с неба на землю и возвращающейся с земли на небо. Библейская символическая поэзия выступает здесь таким вот символом некоего круговорота в «мыслящей материи» - круговорота: мысли, слова и поступка, в которых и происходит «общение» и осуществляется его нравственность.
Итак, «вода» это символ круговорота мышления - бытия мысли, которое выходит из того ряда понятий о мышлении, о вещественности и материальности мысли, имеющихся в нашем рационализированном «сознании». Начинаясь в «молчании», мысль рождает «слово». А, затем, проявляясь в «поступке», и «молчание» приходит в новое нравственное качество.
«Вода» символизирует нематериальный образ бытия ангельского мира, простирающегося над «твердью». Символизирует она, и тот материальный образ присутствия мысли, который характерен для мысли обитающей под «твердью». И там, и там - жизнь мысли. Здесь, под «твердью», она более или менее знакома нам. Там же, над «твердью», жизнь мысли - это жизнь неведомая нам, в нашем нынешнем рационализированном состоянии. Но, при всех различиях - это жизнь мысли в нашем «сознании».
Вся эта библейская символика, насчёт «тверди» - небесная поэтика Шестоднева, - это указание нам на тот, несомненный факт, что единство «воды» и гармония психики и социума, сама возможность жизни и существования «мыслящей материи», заключена в самом присутствии божественного именования. - В том, что «твердь» Бог нарёк «небом».
В этом символе заключено общение «неба» и «земли». Здесь сокрыта сама возможность Молитвы, в которой «земля», вместе с «небом», может - «хвалить Господа»! Как об этом и поёт псалмопевец: - «Хвалите Его небеса небес и вода, которая превыше небес». Вслед за ангельскими силами и человеческая мысль устремляется в «божественное хваление». Она увлекается «славой божества» - славлением Бога и приводится этой Молитвой в «божественную славу». И получает необъяснимую возможность пребывать там, где пребывать ему невозможно - на «небе небес» - на том третьем, начальном «небе», на которое был восхищён апостол Павел!
В «водах, которые выше тверди» сокрываются те «образы тайн неба», которые предназначены для восприятия их человеком. Для восхищения человека к высоте «духовной» жизни. Для «общения» человека с Богом. Об этом, опять-таки, свидетельствует нам псалмопевец: - «Господь, одевающийся светом, яко ризою, простирающий небо, яко кожу». То есть вводящий «образы небесных тайн» через «твердь» в ту область бытия мысли, которая покрыта «кожей» или живёт под «кожными покровами». «Твердь» есть не что иное, как проводник «общения». Это «граница», на которой и через которую происходит живое общение «неба» и «земли». Именно об этом «общении» библейский поэт и говорит: - «И увидел Бог это как Добро!»
Напомним, что речь здесь идёт о благобытии…
Задавшись, как и в рассуждении о «дне едином», вопросом - почему же это - Добро? - мы приходим к пониманию того, в чём заключается «слава» всего происшедшего в «день вторый».
«Твердь» так организует «мыслящую материю», что материальные аспекты мышления - материальная мысль становится способной воспринимать «образы» нематериального! Хотя, чисто формально, «твердь» выступает, вроде бы, как некая «граница». И эта «граница», как бы отделяет всё «земное» от всего «небесного».
Поэт Шестоднева настойчиво указывает нам на то, что речь здесь идёт именно о возможности присутствия нематериальных «образов» в мышлении «материи», а не о том чувственном небесном пространстве, которое мы можем видеть. Чувственное мышление должно соединиться в гармонии с умозрением - нечувственным мышлением (интеллектом), для того, чтобы единая мысль стала способной вместить в себя «образ» нематериальности! А это возможно лишь божественными действиями: сотворением «тверди» и наречением её «небом»…
Эти божественные действия приводят к распространению через «твердь», всего «света славы единого дня», приходящего с начального «неба», на всей «земле». - По всей «воде».
В этом и состоит та «небесная слава», которой Бог прославил «день вторый».
***
«Твердь» - «небо» - это нечувственная категория.
Доступна ли она каким-либо нашим представлениям?
Мы, мысленно касаясь этого «неба», не можем присвоить ему никакого образа! Нетолько зрительного образа: света или темноты, цвета, солнца или луны, звёзд и облаков или линии горизонта. Но и любого чувственного образа: тепла или холода, сухости или влажности; какого-либо вкуса или запаха.
На что же всё это нам указывает?
Да на то, что мы ведём речь о «нематериальном» и «духовном» явлении или феномене, присутствие которого, в привычной для нас чувственности, проявляется только в нравственном качестве этой чувственности!..
Что приближает нас к этой «небесной тверди»?
Только изменение нравственного качества нашей жизни, приходящее со временем, с возрастом, с накоплением духовно-нравственного опыта…
В историческом аспекте существования «сознания» должен наступить момент окончания существования этой «небесной тверди»: - «Небо скрылось, свившись яко свиток», - написано в «Откровении от Иоанна».
Зависит ли время существования «небесной тверди сознания» от воли человека?
И да, и нет!
От воли человека зависит лишь усвоение им того духовно-нравственного посыла, который несёт ему «свет славы единого дня творения»! Времени же окончания существования «тверди небесной» человек знать не может, ибо не он нарёк имя «тверди» - не он причина появления своего «сознания». Но человек влияет на срок «пришествия неба на землю», своим отношением к своей нравственности. Влияет он и на то, каким будет это «пришествие»: «страшным» или «славным».
Мы знаем, что человек может быть восхищён за пределы «небесной тверди». Тогда для него теряется обычный порядок «вещей»: упорядоченности пространства и течения времени. Вот как об этом вспоминает апостол Павел: - «Знаю человека во Христе, который в теле ли, не знаю, вне ли тела, не знаю, Бог знает, восхищен был до третьего неба». - Он был восхищен к первообразам тех «образов», которых «сознание» касается, пребывая на «небесной тверди яко птица». Туда, дальше и выше, к начальному «небу». - «И слышал там неизреченные глаголы, которые человеку пересказать невозможно».
***
«День вторый» славен тем, что соединяет мышление материальной жизни - жизни «под твердью», с мысленными «образами» жизни ангельской, которые обитают над «твердью». При этом человеческая мысль не соприкасается, не соседствует, не смешивается, с ангельским бытием. Она лишь «созерцает» его «образы», которые транслируются на «небесную твердь» с начального «неба».
Слава ангелов и слава человеков - это не одна и та же «слава»! Они приобщаются друг другу, но не соприкасаются сущностно, ибо не должно быть смешения материального и нематериального. - Животная жизнь и жизнь «разума» всегда разделены «личным барьером самосознания», символом которого и является «небесная твердь».
Лишь только духовно-нравственные аспекты мышления способны перетекать через все «небеса», так как они есть первооснова мышления - та самая, по которой струится «умный свет», являющийся образом «нетварного света».
«Небесная твердь» - не что иное, как образное отражение тех сущностно-бытийных границ, которые отделяют «нетварное» от «тварного».
Первая из них отделяет божественную сущность от её действия - энергийности, не вмещающейся в самой этой божественной сущности.
Вторая отделяет божественные энергии от энергий умозрительных, на границе сущностных состояний «нетварности» и «тварной нематериальности» - божества и начального «неба».
Третья отделяет «умный свет» от «земли» - «тварную нематериальность» от «материальности».
И, наконец, образ границы в самой «материальности». Та самая «небесная твердь», о которой мы сейчас говорим, отделяет мысль в её «молчании» - личную психику или «разум», от вещества и поля, от пространства и времени. А «слово» и «поступок», наоборот, привносят мысль в «материю», в чём и состоят все сложные аспекты общественной жизни.
Таковы барьеры, отделяющие «духовность» от «плотской» и понятной нам жизни. И лишь только нравственность остаётся неким общим феноменом, для «духа» и «плоти», для человека и бесплотных ангельских сил. И все размышления об этом мы почерпываем в поэтическом тексте Шестоднева, рассказывающем нам об этом «дне», получившем у Бога свою «славу» и своё именование - «день вторый»...
***