Нам с Дашей повезло, народу почти не было и мы быстро прошли в общий вагон, купейных тогда для простого люда просто не было. Хорошо, нам Катя дала с собой в дорогу поесть, варёной картошки с луком, даже дала немного хлеба. К голоду было не привыкать, денег было совсем немного, на дорогу и на пару дней, пока будем искать моего сына. Мне казалось, что время тянется слишком медленно и паровоз еле тащится. Видя, как я беспокойно ёрзаю на месте, Даша обняла меня за плечи.
- Успокойся, Халида. Ты так заболеешь. Ещё неизвестно, сколько времени мы будем в Архангельске. А ещё до Ташкента доехать надо. Давай, по картошечке съедим, достань из сумки, - ласково говорила Даша.
Я виновато улыбнулась и полезла в сумку. Ели с удовольствием, заедая луком и запивая кипятком, который принесла Даша в алюминиевой кружке. Спали на одной полке, Даша была худенькой, как и я, а за годы, проведённые в лагере, кажется,от меня одни глаза и остались, которые блестели от волнения. Я видела, что Даша тоже неспокойна, часто, задумавшись, она смотрела в окно, за которым мелькали леса, равнины, поля и реки в снегу. А был май месяц.
- В Ташкенте сейчас, наверное, деревья уже отцвели... - произнесла Даша, не отрывая взгляда от окна.
- Этот снег так надоел. Хочется тёплого лета, слышать пение птиц, даже петуха, я согласна, - попыталась засмеяться я.
- Надеюсь, мою квартиру не отдали чужим жильцам, иначе, нам просто некуда будет идти. Что собираешься делать, когда в Ташкент вернёмся? - наконец обернувшись, спросила Даша.
Я об этом и не думала, но возвращаться на завод я не хотела.
- Даже и не знаю. Комната была от завода и та не моя. Может Мирза и вернулся домой с гражданской войны. А... а Хадича... надеюсь и она жива. Работу буду искать. Жить буду с тобой и с сыном, - ответила я.
- Тебе учиться надо, на вечерний попробуй поступить, или хотя бы курсы закончить. А жить, конечно, будете со мной, - сказала Даша.
- Спасибо тебе, дорогая, что бы я без тебя делала? В чужом городе... даже подумать боюсь, - в порыве, обняв Дашу, сказала я, прослезившись.
- Смотрю я на вас, не пойму я что-то. Ты вроде русская, а подруга твоя... не пойму, цыганка, что ли? Тёмненькая, правда волос под платком не видно. На сестёр не похожи, подруги, что ли? - вдруг услышали мы женский голос.
Напротив, сидела пожилая женщина, в телогрейке, как и мы, в шерстяном платке и в валенках. Она с интересом смотрела на нас. Догадывалась ли она, откуда мы едем, не знаю.
- Мы близкие подруги, из лагеря едем. Освободили нас, - почему-то со злостью ответила Даша.
Мне стало стыдно, ведь из лагеря могли возвращаться только враги народа или преступники.
- Не злись, дочка, это я так, полюбопытствовала просто, - сказала женщина и отвернулась.
- Ты чего злишься? - удивилась я и посмотрела на женщину, которая отвернувшись, плакала.
- Я не цыганка, бабушка, я узбечка, - сказала я ей.
- Бабушка... значит за бабушку меня приняла? - улыбнувшись, сказала женщина.
Я виновато пожала плечами.
- Простите... я не хотела Вас обидеть, - ответила я, тоже улыбаясь ей.
- Да ничего. Горе меня состарило. Мне же всего сорок восемь лет. Сына моего тоже забрали, а за что и не знаю. Где он, что с ним, неизвестно. Вот, еду в город, может там скажут, - сказала женщина.
Наступило молчание, кажется, каждый из нас думал о своём. До Архангельска больше об этом не говорили, больше спали, чтобы быстрее проходило время. Я немного успокоилась, полная надежд, что обязательно увижусь с сыном.
В город приехали поздним вечером, идти было некуда.
- Что же вы делать будете? На вокзале ночевать? - к нам подошла женщина, что ехала вместе с нами.
- Наверное, больше идти некуда, - ответила Даша.
- Пошли со мной, у меня в городе дальняя родственница живёт, у неё и переночуем, - сказала женщина.
- Но... неудобно, ей это может не понравится, - ответила Даша.
- Она добрая, согласится. Пошли, - решительно заявила женщина.
И мы пошли. В здании вокзала было очень холодно, оставаться там на ночь было нереально. Родственница жила недалеко от вокзала, это был свой деревянный дом, три небольшие комнаты и сенцы. Женщина постучала в низенькое окно, где тускло горел свет, дверь открылась.
- Дарья? Ты? А это кто с тобой? - воскликнула хозяйка дома.
- В дом впусти, Пелагея, в доме и поговорим, - ответила Дарья.
- Надо же... тёзка, значит, - тихо произнесла Даша.
Пелагея посторонилась и мы прошли в сенцы, где было темно, но из открытых дверей комнаты, просачивался свет. В сенцах стояла лавка, на которой стояло оцинкованное ведро с питьевой водой, под лавкой, старая обувка и веник. На стене, на двух гвоздях, висели вещи. Мы прошли в комнату. Длинный стол и скамья у окна, печь, от которой шло тепло.
- Садитесь, у меня каша ещё тёплая. Картошка есть, - захлопотала Пелагея.
- Давай, я помогу тебе. А вы садитесь, - сказала Дарья.
Мы поблагодарили хозяйку и сели за стол, на который женщины поставили горшок с кашей и остывшую картошку. Пелагея из-за печки достала хлеб, завёрнутый в полотенце и развернув, перекрестила его и тонко нарезала. Мы с Дашей смущённо улыбались. Дарья тоже села напротив нас.
- Ну что? Ешьте, что Бог послал, - сказала она.
- Право... свалились мы Вам, словно снег на голову, Вы уж простите нас. Идти было некуда, мы с подругой впервые в этом городе и очень благодарны Вам, Пелагея и Вам, Дарья, за вашу доброту и хлеб на столе.
- Что же, не люди мы, что ли? Хлеб сама пеку, а вы ешьте, - сказала Пелагея, стоя над нами.
- А ты тоже садись, чего стоишь? Дети спят, верно? - спросила Дарья.
- Спят, время позднее, умаялись за день, - сказала Пелагея, наконец сев напротив Дарьи и с любопытством разглядывая нас при тусклом свете.
Мы с аппетитом принялись есть, хлеб казался божественно вкусным.
- О сыне ничего неизвестно? - спросила Пелагея, посмотрев на Дарью.
- Нет, неизвестно. Куда обратиться, уже и не знаю, - с грустью ответила Дарья.
- А у вас какая беда? В город зачем приехали? - спросила Пелагея, рассматривая нашу одинаковую одежду.
Кажется она поняла, откуда мы едем, но промолчала.
- У Вас в городе Детский дом, второй. Сын мой здесь, найти его надо, - произнесла я, с надеждой посмотрев на Пелагею.
Она с удивлением взглянула на Дарью.
- Ну... есть такой. Повезло тебе значит, дочка. Я там уборщицей работаю. А сына как зовут? Правда, детишек там много, могу и не знать, - сказала Пелагея.
От её слов, у меня радостно забилось сердце.
- Абдулла! Абдулла его зовут. Может знаете? - чуть не плача, спросила я, привстав со скамьи.
- Ты садись, дочка, поешь. Разберёмся. Абдулла... - напрягая память, произнесла Пелагея.
Но есть я уже не могла, Даша гладила меня по руке.
- Успокойся, Халида. Видишь, как нам повезло? Найдём мы сына, не переживай, - тихо говорила Даша.
А я вдруг заплакала, чувства переполняли меня, тоска по сыну так извела, что я не смогла удержаться.
- Ну что? Вы вспомнили его, моего Абдуллу? - сев обратно, спросила я.
- Таких имён в детском доме нет, дочка. Только ты сразу не отчаивайся. Сложное имя у твоего сына, могли поменять его на русское. С утра пойдём в детский дом, заведующая у нас, добрейшая женщина, она тебе поможет, - сказала Пелагея, с жалостью посмотрев на меня.
Эти её слова меня успокоили. Я как-то и не подумала, что Абдуллу могли назвать по-другому. Мы ещё долго сидели за столом, тихо разговаривая. Потом Пелагея провела нас в комнату и указала на широкую кровать.
- Поместитесь с подругой, а мы с Дарьей ляжем в другой комнате. Там мои шалопаи спят, - сказала Пелагея.
Меня переполняло чувство благодарности к этим женщинам. Я подошла к Пелагее и крепко обняла её.
- Спасибо вам! Мне сам Аллах послал и Дарью, и Вас, Пелагея, - воскликнула я, чуть не плача.
- Я тоже мать и Дарья тоже. Два года мыкается, сына найти не может. Ночью его забрали и всё. Живой ли, нет ли, и не знаем. А парень и не виноват ни в чём. На кузнице работал, кому помешал? - ответила Пелагея.
- Он обязательно найдётся, Вы только верьте, Дарья. Верьте и надейтесь. Аллах вознаградит Вас за Вашу доброту, - обнимая и Дарью, сказала я.
- Дай-то Бог, дочка. У меня кроме Чижика моего, никого и нет на всём белом свете. Вот, Пелагея только, - сказала Дарья.
- Чижик? Это так Вашего сына зовут? - удивилась Даша.
- Это мы его так ласково называем. Он песенку всё напевал, любил петь её, "чижик-пыжик..." и фамилия наша, Чижиковы мы. А зовут моего сына Василий, - улыбнувшись, ответила Дарья.
- Найдутся наши дети, обязательно найдутся, - сказала я, уже уверенная в том, что говорю.
- Постой-ка! Я вспомнила! У нас в детском доме мальчонка есть... твоему сколько годков? - вдруг воскликнула Пелагея.
От услышанного, я аж побледнела и пошатнулась.
- Шесть лет скоро... - пробормотала я, придерживая руку Дарьи, чтобы не упасть.
- Ну и этому столько же. Документы-то детей мне не показывают, но этот чернявый такой, с чёрными бровями и глазки такие же. Отличается от других детей, на цыганёнка похож, добрый мальчонка, - говорила Пелагея.
По мере того, как она говорила, моё сердце готово было выскочить из груди.
- Это он! Мой Абдулла! Моё сердце это чувствует. Пелагея, Вы меня к жизни вернули. О, Аллах! Это мой мальчик, - воскликнула я, вновь обнимая и Пелагею, и Дарью, и Дашу.
- Ребятня его Сашкой зовут, Александр, значит. А он Абдулла, значит... имя заморское какое-то, - сказала Пелагея.
- Узбек он, как и я. Из Ташкента мы, - сказала я, заплакав от радости.
- Ты уж так не обнадёживай себя, чтобы не разочароваться. Вдруг это не твой сын, - сказала Пелагея.
- Нет! Я уверена, что это мой сын. Сердце матери не может обмануть... не может... - садясь на кровать, беспомощно произнесла я.
- Ладно, поздно уже, спать ложитесь. Утром всё и прояснится, - сказала Дарья.
- Верно. Пошли и мы спать, - сказала Пелагея.
Но уснуть я так и не смогла, я всю ночь не сомкнула глаз. Даша, видимо, устала и крепко уснула. А я то и дело вставала и подходила к окну, потом ходила по комнате, сжав руки на груди. Как только рассвело, я вышла и села на скамью, следом вошли Пелагея и Дарья.
- Ну, я же говорила, что она всю ночь не сможет уснуть. Эх! Материнское сердце! - сказала Пелагея.
Проснувшись, Даша вышла к нам. Приготовили завтрак, Пелагея затопила ещё тёплую печь и поставила чугунный чайник на огонь. Есть я тоже не смогла, торопилась скорее пойти в детский дом.
- Тебе силы нужны, Халида, поешь немного, - тихо сказала Даша.
- Я не могу есть, Даша. Пелагея? Может пойдём уже? Светает, - сказала я.
- Рано ещё, ворота нам не откроют. Потерпи, дочка. Халида... имя у тебя красивое, - сказала Пелагея, чтобы отвлечь меня от мыслей.
- У нас такие имена дают, если ребёнок рождается с большим родимым пятном, "хол" и переводится, как "родимое пятно", - ответила я.
Но я никак не могла унять дрожь в теле.
- Вдохни глубже и выдохни. Расслабься, - сказала мне Даша.
Я послушно вдохнула, выдохнула и постаралась расслабиться.
- Смотри-ка... надо же. Хотя и у нас имена со смыслом и переводом, верно, Дарья? - спросила Пелагея.
- Наверное, я не думала я об этом, - задумавшись, ответила Дарья.
А я, посматривая в окно, ждала, когда же наконец взойдёт солнце. Видя моё состояние, Пелагея встала.
- Ну всё, пошли, - сказала она.
Я вскочила с места и вышла из-за стола. Надев свои телогрейки, мы вышли на улицу.
- А дети? Они одни останутся? - спросила я.
- А что с ними станет? Они привыкшие. Муж с гражданской не вернулся, одна мыкаюсь, вот уже пятнадцать лет как. А дети взрослые, друг другу поддержка. Старший работает, в лавке помогает. Младший учится, любит это дело. Тридцать третий год уже, жить стало легче. Продукты появились, не так голодно стало. Спасибо товарищу Сталину, жизнь налаживается, люди довольны, - говорила Пелагея, выходя за калитку.
- А далеко до детского дома? - спросила я.
- Да нет, пешком дойдём. Можно и на автобусе, но мы пешком, - ответила Пелагея.
- Автобус? Что это? Грузовик такой?- спросила я.
- Да нет, покажу тебе. Скоро проедет мимо и покажу, - ответила Пелагея.
Минут через десять проехал автобус, маленький, с приплюснутым носом. Его и показала нам Пелагея. Шли мы минут тридцать, вдали показался забор, внутри, кирпичное здание.
- Ну вот мы и пришли, - сказала Пелагея.
Моё сердце готово было выскочить из груди, в глазах потемнело, но я удержалась, чтобы не упасть и судорожно схватила Дашу за руку.