Я примостилась в открытом купе пригородной электрички и мысленно перебирала события минувшего дня. Время было достаточно позднее, но пассажиров в вагоне еще много, что давало надежду на то, что несколько человек выйдут на нужной мне остановке и, если повезет, пройдут хотя бы половину пути до моего дома.
Я пыталась определиться в своих чувствах и впечатлениях от сегодняшнего дня. Ведь сегодня произошло целое событие - отец повез меня знакомиться с бабушкой! По этому поводу пришлось в первый раз надеть батник с красивыми мелкими пуговицами и совсем еще новые модные сапоги-"чулки" - на больших каблуках и толстой "платформе". Мама купила их буквально два дня тому назад на алименты отца, как его подарок к окончанию школы. С отцом знакомство произошло что-то около месяца назад, а сегодня - еще и с бабушкой. Было о чем поразмыслить.
Стояла поздняя осень, но в вагоне было тепло и я сняла перчатки, расстегнула куртку и сбросила с головы капюшон. Каштановые, с рыжим отливом, длинные почти по пояс, слегка вьющиеся волосы, рассыпались по плечам. Руки постепенно отогревались в тепле вагона, а вот ноги горели и ныли от новой, не разношенной обуви. Ужасно хотелось сбросить сапоги и дать ступням отдохнуть, опустить их в холодную воду. Но было очевидно, что, сняв сапоги, я их потом не натяну на распухшие ноги.
Чувствовалась усталость - столько эмоций и переживаний за один день! Внутренне расслабившись, задремала. В мозгу проносились картины сегодняшних событий.
Внезапно я насторожилась. Изнутри стало нарастать чувство тревоги, смешанное с ощущением опасности. Я прислушалась к себе - давящее напряжение росло, не отпускало. Приоткрыла глаза и огляделась: пассажиры входили и выходили; кто-то читал книгу или газету, кто-то дремал, полусонно покачиваясь в такт движению поезда. Соседи в купе ничем не отличались от других пассажиров. Лишь молодой человек, сидящий у окна напротив, смотрел в темноту через мутно-грязное стекло.
Я опять закрыла глаза; все тихо и спокойно. "Что со мной ? Что меня так встревожило?". И вдруг вихрем замелькали мысли: "Куда он смотрит? Ведь за окном - непроницаемая темнота?! Проезжаем, в основном, неосвещенные перегоны между небольшими станциями". Я начала почти физически ощущать опасность, идущую слева от окна. Искрой вспыхнула догадка: стекло - это зеркало. Наклонившись вперед, как бы поправляя смявшуюся куртку, чуть повернула голову влево. На меня смотрело мое собственное отражение, перекрытое его взглядом.
Я выпрямилась и закрыла глаза Сквозь полуприкрытые веки стала наблюдать за молодым человеком у окна, стараясь не смотреть на него прямо, а лишь слегка касаясь его взглядом.
И вот он повернулся, рассматривая меня в упор. Сердце мое сжалось: одутловатое лицо с серым оттенком кожи и пустые, ничего не выражающие глаза неопределенного цвета, смотрели как бы сквозь меня. Тяжелый взгляд... Выражение глаз я назвала бы никаким, но с другой стороны, несущим угрозу.
Почувствовала холод в животе от подступающего страха: "Где он выйдет? Неужели на моей остановке? Может, он едет дальше?". Начала подступать паника. Я пыталась успокоиться, но инстинкт самосохранения уже заработал: "Так... Надо выждать до последнего, почти до закрытия дверей. Потом встать и выбежать на платформу как можно быстрее. Если он едет дальше - все обойдется. Подумают, что я задремала и чуть не проехала свою станцию".
Больше на парня я не смотрела - не могла и боялась. Как только вышли последние пассажиры на моей остановке, я пулей вылетела из вагона в тамбур и ступила на перрон. И тут опять о себе дали знать болящие ноги; они распухли так, что на сапогах не осталось ни одной морщинки. Охнула, сделав несколько шагов по платформе и ясно поняла, что передвигаться бегом у меня не получится. Это - очевидно.
До дома надо было пройти две улицы, а до своего переулка - еще половину своей. Освещение было соответствующим поселку городского типа - один фонарный столб на триста-четыреста метров пути.
Накануне прошли ливневые дожди, - дорога превратилась в болотное месиво, с различной глубины лужами. Земля под ногами чавкала и скользила.
Я спустилась по ступенькам с платформы, держась за поручень; каждый шаг отдавался болью. Огляделась - всего два-три человека шли в моем направлении; такси не было. Ничего другого не оставалось, - пошла в сторону дома.
Войдя в освещенный светом круг на перекрестке, я увидела, что попутчики разошлись кто куда; значит, большую часть пути придется пройти одной. Немного постояла в кругу света, чтобы дать отдохнуть ногам, потом, закусив губу, сделала первые шаги. И сразу послышались чужие шаги позади. Пройдя немного вперед, я опять остановилась, и шаги за спиной стихли. Я уже отошла от фонаря, ступив на неосвещенный участок улицы. Оглянулась, - в плотных сумерках с трудом разглядела силуэт человека. Появилась надежда: "Вдруг кто-то направляется в мою сторону? Подождать и предложить пойти вместе? Хорошо бы, шла женщина, тоже припозднившаяся сегодня вечером". Но ощущение тревоги и страха не покидало меня: "А если это он? Тот, из вагона? Что мне тогда делать?". Тяжелое предчувствие не покидало. Я не придумала ничего лучшего, как проверить это, - со своей тропинки, идущей вдоль заборов, стала перебираться через разбитую колеями, проезжую часть дороги на противоположную сторону улицы. Проваливаясь в грязь, засасывающую новые сапоги по щиколотки, с трудом преодолела препятствие и оказалась на другой стороне. Пройдя несколько десятков метров, снова услышала шаги за спиной: "Значит, он тоже перешел улицу!". Сомнений почти не оставалось. В панике я опять перешла через дорогу в сторону очередного фонаря и, наконец, вышла на шоссе. Через толстые подошвы и высокие каблуки ощутила под ногами твердость асфальта. Это придало сил: "Может быть, идти станет легче и я смогу передвигаться чуточку быстрее?".
Теперь я шла посередине улицы, в равной удаленности от боковых тропинок. Но быстрее идти не получалось; я тяжело и медленно ступала, внутренне охая при каждом шаге. Наконец, повернула на свою улицу, - еще двадцать-тридцать метров и - родной переулок с последним фонарем, примет меня. А там - и дом рядом.
Он настиг около фонаря; за спиной раздались тяжелые шаги бегущего человека, и он обхватил сзади меня за плечи. В последней надежде мелькнула мысль: "Соседские ребята балуются?".
Я повернулась. На меня смотрело лицо мужчины из электрички.
Он лихорадочно начал расстегивать на мне куртку и верхние пуговицы блузки. Его пальцы путались в многочисленных мелких пуговках батника. "Я закричу", - еле я смогла произнести. "У меня - нож",- прозвучало в ответ.
И внезапно пришло успокоение. Какая-то напряженная уверенность охватила меня. Я протянула парню руку, одновременно сказав: "Подожди! Держи меня за руку - я никуда не убегу, только послушай - что я тебе скажу". Он не то удивился, не то опешил, но молча взял за руку. Я сделала глубокий вдох: "Посмотри, - за гаражом, в минуте ходьбы, светятся мои окна. Там ждут меня молодая мама и совсем еще маленький брат. Мне - всего семнадцать и я не знаю, что ты можешь сделать сейчас со мной. Прошу тебя об одном: представь за этими окнами себя, а на моем месте - твою мать, или сестру, или любимую девушку... Буквально в двух минутах от дома...Что бы ты почувствовал в этот момент?".
Пауза длилась минуты две-три. Потом парень выпустил мою руку : "Иди". Я пятилась спиной до тех пор, пока он не вышел из переулка. Только тогда медленно повернулась и двинулась к светящимся окнам, вся сжавшись, как бы ожидая удара в спину.
Перед сном я не смогла самостоятельно раздеться - трясущиеся руки не могли расстегнуть мелкие пуговицы на блузке, и никак не поддавалась молния на юбке. Помогала мама. Распухшие, сбитые в кровь ступни стояли в тазу с холодной водой. По щекам текли горячие слезы, изливая огромное напряжение вечера уходящего дня.
Новые модные сапоги, так и не отмыв, выбросили утром.